Чинуа Ачебе - Стрела бога Страница 17

Эзеулу возблагодарил Улу за столь неожиданное прекращение ссоры между Акуэке и ее мужем. Он был уверен, что Улу способствовал этому примирению, дабы привести его в состояние духа, подобающее для очищения от грехов жителей шести деревень, перед тем как они посадят в землю семена будущего урожая. Вечером того же дня шестеро его помощников явились к нему за приказаниями, и он послал их объявить по всем шести деревням, что праздник Тыквенных листьев состоится в ближайший нкво.

Угойе все еще готовила ужин, когда зазвучало огене глашатая. Она прославилась своей поздней готовкой. Хотя Эзеулу часто выговаривал Матефи за то, что та запаздывала с ужином, Угойе заслуживала этот упрек даже больше. Только она поступала осмотрительней, чем старшая жена: по тем дням, когда была ее очередь посылать пищу мужу, она никогда не запаздывала со стряпней. Зато во все остальные дни стук ее пестика в ступке был слышен до полуночи. Особенно нерадивой бывала она в такую пору, как сейчас, когда обычай запрещал ей готовить для взрослых мужчин по причине ее нечистоты.

Ее дочь Обиагели и дочь Акуэке Нкечи рассказывали друг другу сказки; Нвафо восседал на глиняном приступке у основания центрального столба хижины и, свысока поглядывая на девочек, поправлял их, когда они ошибались.

Угойе помешивала варившуюся на огне похлебку и время от времени пробовала ее, облизывая с тыльной стороны поварешку. Как раз в такой момент и раздался звук огене.

— Tиxo, дети, дайте послушать, что там говорят.

Бом, бом, бом, бом.

— Ора ободо, слушайте! Эзеулу просил меня объявить вам, что праздник Тыквенных листьев состоится в ближайший нкво. — Бом, бом, бом, бом. — Ора ободо! Эзеулу просил меня…

Обиагели замолчала на полуслове, чтобы мать могла расслышать сообщение глашатая. С нетерпением ожидая, когда можно будет продолжать, она заметила поварешку, которую мать положила на деревянную тарелку, и, чтобы не сидеть без дела, принялась дочиста ее облизывать.

— Вот обжора, — поддразнил ее Нвафо. — Лижете, лижете языком — поэтому у женщин и борода не растет.

— А где же твоя борода? — спросила Обиагели.

Бом, бом, бом, бом.

— Жители деревни! Верховный жрец Улу просил меня оповестить каждого мужчину и каждую женщину о том, что праздник Тыквенных листьев назначен на ближайший базарный день нкво. — Бом, бом, бом, бом.

Голос глашатая начал постепенно затихать: он выкликал теперь свое объявление в дальнем конце главной улицы Умуачалы.

— Начнем всё снова? — спросила Нкечи.

— Да, — ответила Обиагели. — Большой плод уквы упал прямо на Нваку Димкполо и убил его наповал. Я спою эту сказочку, а ты мне подпевай.

— Но ведь я подпевала в прошлый раз, — запротестовала Нкечи, — а теперь моя очередь петь.

— Ты хочешь всё испортить! Как будто не знаешь, что мы не закончили сказку, когда пришел глашатай.

— Не соглашайся, Нкечи, — вмешался Нвафо. — Она хочет обдурить тебя, пользуется тем, что она старшая.

— А тебя, Нос-как-муравьиная-куча, никто не спрашивал.

— Сейчас ты у меня допросишься — заревешь!

— Не слушай его, Нкечи. Потом будет твоя очередь петь, а я стану подпевать. — Нкечи согласилась, и Обиагели запела с самого начала:

Уква убила Нваку Димкполо.Э-э, Нвака Димкполо.Кто отомстит за меня этой Укве?Э-э, Нвака Димкполо.Мачете разрежет за меня эту Укву.Э-э, Нвака Димкполо.Кто отомстит за меня Мачете?Э-э, Нвака Димкполо.Кузнец будет ковать Мачете.Э-э, Нвака Димкполо.Кто отомстит за меня Кузнецу?Э-э, Нвака Димкполо.Огонь обожжет за меня Кузнеца.Э-э, Нвака Димкполо.А кто отомстит за меня Огню?Э-э, Нвака Димкполо.Вода зальет за меня Огонь.Э-э, Нвака Димкполо.А кто отомстит за меня Воде?Э-э, Нвака Димкполо.Земля высушит за меня эту Воду.Э-э, Нвака Димкполо.А кто отомстит за меня Земле?..

— Нет, нет, неправильно, — прервала ее Нкечи.

— Что может случиться с Землей, дурочка? — спросил Нвафо.

— Я нарочно так сказала, чтобы проверить Нкечи, — нашлась Обиагели.

— Вот и врешь, такая большая, а не можешь рассказать простую сказочку.

— Если тебе не нравится, попробуй-ка вспрыгни мне на спину, Нос-как-муравьиная-куча.

— Мама, если Обиагели будет обзываться, я ее поколочу.

— Дотронься до нее только, и я живо выбью из тебя дурь, которая накатила на тебя сегодня вечером.

Обиагели запела снова:

А кто отомстит за меня Воде?..Э-э, Нвака Димкполо.Земля высушит за меня эту Воду.Э-э, Нвака Димкполо-о-о-о.Что же сделала Земля?

Глава седьмая

Базарная площадь постепенно заполнялась народом: со всех сторон стекались сюда мужчины и женщины. Поскольку женщинам отводилась на этом празднике важная роль, они разоделись в самые лучшие свои наряды, а те, у кого были побогаче мужья или покрепче собственные руки (последние были довольно редким исключением), надели украшения из слоновой кости и бусы. Большинство мужчин пришли с пальмовым вином. Кто принес его в глиняных кувшинах на голове, кто в бутылях из тыквы, висевших на веревочной петле сбоку. Пришедшие первыми располагались в тени деревьев и принимались пить вино с друзьями, родичами или свояками. Припоздавшие усаживались прямо на солнцепеке, благо жара еще не наступила.

Человек посторонний, побывав на празднике Тыквенных листьев в этом году, мог бы вернуться к себе домой в полном убеждении, что никогда за всю свою историю Умуаро не было таким сплоченным. В праздничном настрое собравшейся толпы великая вражда между Умуннеорой и Умуачалой, казалось, на время совершенно исчезла. Повстречайся два жителя враждующих деревень вчера, они с опаской и подозрением следили бы за каждым движением друг друга; то же самое будет и завтра. Но сегодня они вместе пили пальмовое вино, потому что ни один человек в здравом уме не принесет на обряд очищения яд; ведь это было бы все равно, что выйти под дождь с сильнодействующими, губительными колдовскими снадобьями на теле.

Младшая жена Эзеулу рассматривала свои волосы, зажав зеркало между колен. Ну, конечно, она-то сделала Акуэке прическу получше, чем та ей. Но черными узорами ули и бледно-желтыми линиями огалу, украшавшими ее тело, она осталась вполне довольна. Если бы все было как в прежние годы, она пришла бы на базарную площадь одной из первых и веселилась бы с легким сердцем. Но в этом году на сердце у нее была такая тяжесть, что, казалось, ноги идти отказываются. Она должна будет молиться об очищении ее хижины, оскверненной Одаче. Сегодня она уже не одна из многих женщин Умуаро — участниц всеобщей церемонии. Сегодня у нее особенная нужда в очищении от грехов. Это тягостное сознание даже немного портило давно предвкушаемое удовольствие надеть новые браслеты из слоновой кости, которые навлекли на нее столько зависти и злобы со стороны Матефи, другой жены ее мужа.

Угойе все еще полировала свои браслеты, когда Матефи отправилась на базарную площадь. Перед уходом она крикнула с середины двора:

— Мать Обиагели собралась?

— Нет. Мы придем следом. Не жди.

Когда Угойе была полностью готова, она прошла за свою хижину, где специально посадила после первого дождя тыкву, срезала четыре листа, связала их банановым жгутом и вернулась обратно. Положив листья на скамеечку, она подошла к бамбуковой полке и заглянула в горшки с похлебкой и фуфу, которые оставила на обед Обиагели и Нвафо.

Остановившаяся у порога Акуэке заглянула в хижину Угойе.

— Ты все еще не собралась? Что это ты суетишься, как наседка, которая никак на гнездо не сядет? — спросила она. — Если мы будем так мешкать, нам даже встать-то на базарной площади будет негде. — С этими словами она зашла в хижину, держа в руке свой собственный пучок тыквенных листьев. Они выразили восхищение одеянием друг друга, и Акуэке еще раз полюбовалась браслетами Угойе.

Когда они собрались уходить, Акуэке спросила:

— На что Матефи злится все утро, как ты думаешь?

— Это я у тебя должна спросить: она как-никак супруга твоего отца.

— Лицо у нее раздулось, ну прямо ступа! Спросила она у тебя, готова ли ты идти?

— Спросила, но только так, для виду.

— Немало я повидала на своем веку дурных людей, — сказала Акуэке, — но хуже ее не встречала никого. Она просто пышет злобой. С тех пор как отец попросил ее приготовить позавчера угощение для моего мужа и его родственников, брюхо ее полно желчи.