Стен Надольный - Открытие медлительности Страница 18

Ученые-натуралисты решили подняться на Пико - Руиво, высокую гору на краю вытянутого кратера древнего вулкана. По дороге они стерли себе ноги и вынуждены были повернуть, так и не добравшись до вершины. Ко всему прочему, когда они уже плыли назад, у них перевернулась лодка и новая коллекция жуков пошла ко дну.

— Жаль, таких интересных жуков, как на Мадейре, нигде не найдешь! — вздыхал доктор Браун.

Когда корабль отчалил от острова и под мягким южным ветром вышел в открытое море, на кормовой палубе остались нести вахту только Джон Франклин и Тэйлор, остальные обедали. Тэйлор заметил красное облако пыли, которое двигалось с северо-востока. Сначала они не придали этому никакого значения. Джон подумал: пустыня. Он представил себе, как сильный ветер взметнул красный песок Сахары, как погнал его к побережью и вынес в темное море, над которым теперь он летит, направляясь, быть может, в Северную Америку. Что-то в этом облаке Джону не понравилось.

— Постой-ка, — сказал он. Несколько минут спустя он добавил: — Ведь это облако…

И снова прошло какое-то время, и вот уже все паруса вывернуло наизнанку, сильный порыв северо-восточного ветра поглотил собою слабый южный ветерок и разметал весь такелаж «Испытателя». Рухнул лисель-спирт, потом сорвался фал-блок и пришиб одну из кошек, кот Трим не пострадал. История закончилась более или менее благополучно. Все вместе они потом отведали мяса морской черепахи, которую выловили по ходу дела, и выпили мальвазии за погибшую кошку.

Джон продолжал обдумывать случившееся. Как же это было? Он видел приближающуюся опасность, но продолжал стоять как истукан. Конечно, чтобы разглядеть опасность, нужно сначала посмотреть. Тут все было правильно. А вот чтобы действовать, нужна слепота, умение действовать с закрытыми глазами, руководствуясь заученной схемой. Он должен был бы вместо «Постой-ка, ведь это облако» сказать «Ветер меняется!», это позволило бы выиграть минут шесть, не меньше, за это время можно было бы спокойно успеть увалиться под ветер, перебрасопить реи и тем самым спасти спирты. Можно было бы даже еще успеть убрать брамсель. Джон пришел к выводу, что ему придется теперь заняться непредвиденными ситуациями. Их тоже нужно все выучить. Джону очень хотелось когда-нибудь спасти судно. А чтобы спасти судно, нужно уметь действовать быстро и правильно.

Шерард взялся гонять его по всем вопросам. «Шторм, перемена галса затруднена» или «Человек за бортом при курсе круто по ветру!». Джон отводил себе на раздумывание ровно пять секунд, чтобы представить хорошенько каждую ситуацию. После этого следовал, например, ответ: «Крикнуть: „Человек за бортом!" Бросить спасательный круг, следить, чтобы не попасть человеку в голову, только рядом, в ночных условиях бросать как угодно, поскольку темно и ничего не видно. Повернуть в галфвинд. Спустить на воду шлюпку. Не терять утопающего из виду». — «Хорошо», — говорил Шерард и переходил к следующему вопросу:

— Теперь ты видишь в носовой части огонь.

Пять секунд, глубокий вдох, и ответ:

— Лечь на фордевинд, задраить люки, орудия разрядить, зарядные гильзы за борт, крюйт-камеры закрыть, шпигаты заткнуть, шлюпки приспустить…

Мэтью уже давно стоял у него за спиной.

— Неплохо, — подал он голос. — Только тушить ты начинаешь поздновато.

Смысл сказанного медленно дошел до Джона, и он покраснел.

— Ведра и багры… — продолжил он еле слышно.

В пределах видимости — ни клочка земли. И так уже много недель кряду. Стояла необыкновенная теплынь, и даже те, кто нес вахту по ночам, обходились без сюртуков. Джону отрадно было чувствовать покой, которым веяло от моря, покой, который совершенно не зависел от силы ветра. Команда уже поднаторела и управлялась со всем гораздо сноровистее, чем вначале. Комендор Колпитс и тот как-то помягчал, хотя вверенные ему боеприпасы использовались пока что только в мирных целях. Когда Стенли Керкби повредил себе руку и у него начался жар, его лечили смесью из пороха и уксуса. Лекарство оказалось действенным, и он быстро пошел на поправку.

Во сне Джону являлся теперь совершенно новый образ. Ночное море, залитое лунным светом, превращалось в живое существо, которое сначала собиралось в кудрявое водяное облако, а затем, покружившись вокруг собственной оси, начинало подниматься по спирали вверх, разрастаясь по мере продвижения и все больше напоминая развесистый горящий куст, возникший из воды, или же завихряющийся водяной столб, который взметнуло не волею ветра, а только лишь собственной внутренней силой. Море само сотворило себе телесную оболочку, оно могло теперь кланяться, принимать разнообразные позы и показывать направление. Из линий горизонта, считающихся испокон веку прямыми, во сне сложилась без особого труда эта гигантская фигура, она открылась подобно истине, благодаря которой все должно было стать иначе. Где-то наверху, возле неба, разверзся кратер — то ли рот, то ли пропасть. Все это можно было принять за Левиафана или за танец миллионов крошечных живых существ. Джону часто снился этот сон. Когда он пробуждался, его посещали долгие порой мысли. Ему вспоминалась Мэри Роуз из Портсмута, и, думая о ней, он пришел к выводу, что, имея дело с женщинами, важно уловить не столько внешний, сколько внутренний, потаенный момент. А как - то раз он вдруг задумался о том, как это Моисей провел народ Израилев по Красному морю, и решил, что тут все дело было все-таки не в Божьей помощи, а в самом море, которое принесло людям спасение.

Лежа так по утрам в своей койке, он предавался размышлениям под неизменное шкрябанье «священного камня», которым надраивали палубы, и мысли его обретали по временам пронзительную ясность. Он знал, в его жизни, медленно, но верно, зачинается нечто новое. В такие минуты он мог заранее сказать, каким сегодня будет море. Он чувствовал это кожей. Так постепенно он превращался в настоящего моряка.

Несмотря на произведенный ремонт, «Испытатель» стал снова подтекать, причем воды теперь набиралось еще больше, чем прежде.

— Вот ведь дрянь какая! — вздыхал обер-маат. — Лакает, как последняя пьянчужка! Уж до пяти дюймов доходит. Дотянуть бы до мыса Доброй Надежды. Если там не законопатимся, можем сразу в шлюпки пересаживаться. Один шторм, и нам уже конопатить будет нечего!

Никто из команды этих мрачных разговоров не поддерживал. Даже мистер Колпитс предпочел теперь отделываться многозначительным молчанием, остальные же были уверены, что до мыса Доброй Надежды они как-нибудь дотянут.

Лето разгоралось, и с каждым днем становилось теплее и теплее. Все перешли на короткие панталоны, и казалось, что это теперь навсегда. На календаре был октябрь, а здесь только еще начиналось лето. От одного этого постоянного тепла люди переменились. Никто ни от кого не отмахивался, никто никого не перебивал, и каждый выслушивался со вниманием. Все это сообщало Джону чувство, будто он теперь не такой уже медлительный, как несколько месяцев тому назад. И главное, он научился управляться с котом Тримом, от которого натерпелся столько сраму. Джон добровольно отдавал ему свой кусок, не дожидаясь, пока тот протянет когтистую лапу.

Один лишь Мэтью был, пожалуй, не в духе, оттого что все никак не мог отыскать остров Саксемберг. Этот остров обнаружил лет сто назад некий Линдеман и дал его точные координаты. День и ночь три матроса высматривали треклятый Саксемберг, но тот словно сгинул. Может, Линдеману он просто померещился, а может, у него хронометр дурил. Хотя, конечно, могло быть и такое, что этот остров просто очень плоский и слился с морской поверхностью, так что они проскочили мимо, не заметив его. Но если это так, то он был совсем рядом, милях в пятнадцати, не больше.

— Если его никто не найдет, он достанется мне, — сказал Шерард. — Построю себе там дом, и никто у меня его никогда не отнимет!

На мысе Доброй Надежды стояла английская эскадра. Они выручили плотниками и материалом. «Испытатель» заново проконопатили, прошлись по всем швам. Натаниэла Белла отправили домой на одном из фрегатов, чтобы он совсем уже не умер от тоски. Вместо него взяли нового мичмана, Дениса Лэйси, который первое время говорил только о себе, полагая, видимо, что лучше сразу все рассказать, чтобы люди знали, с кем им предстоит иметь дело. Джон до поры до времени старался на всякий случай держаться от него подальше.

Тогда же у корабельного астронома случился сильнейший приступ подагры, и его отвезли в город, в лечебницу, так что вместо него пришлось лейтенанту Фаулеру вместе с Джоном самим заняться сооружением походной обсерватории. Установив зрительные трубы, они принялись за наблюдения и только тут обнаружили, что прямо рядом с их площадкой проходит дорога, ведущая из Симонстауна в Кампаниз-гарден. В результате всякий, кто проходил мимо — будь то джентльмен, совершающий утреннюю конную прогулку, или раб, навьюченный хворостом, или моряки с кораблей, стоявших в Фолс - Бэй, — все считали своим долгом остановиться и полюбопытствовать, что там такого интересного видно на небе. Хорошо, с ними был Шерард! Он быстро соорудил вокруг площадки ограждение из палок и веревок и взял на себя досужих зевак. Страшно тараща глаза, он принялся рассказывать невероятные истории об обнаруженных светилах, отчего у джентльменов и рабов пропадала всякая охота оставаться тут дольше и они спешили поскорее покинуть опасное место.