Джойс Оутс - Исповедь моего сердца Страница 18

Он никогда не думал, что это может вызвать такой исступленный восторг: необходимость бежать, чтобы спасти себе жизнь.

В Старом Мюркирке

…Место, населенное призраками, место, пропитанное сладким запахом гниения, место, где топь булькает пузырями поднимающихся со дна газов, где деревья-пауки возвышаются над своими обнаженными корнями, где повсюду — когти, зубы, пронзительные вопли, извивающиеся рыжевато-коричневые змеи, мухи-однодневки, на лету скользящие по лицу, мягкая черная древесина, кишащая муравьями, чавкающие, гложущие звуки, полые стволы деревьев, серые от экскрементов, если случайно забрести слишком далеко, трясина затянет, если случайно забрести слишком далеко, можно утонуть, топь высосет из вас жизнь, вам лишь будет казаться, что вы дышите сами, что вы можете найти дорогу назад, не слушайте этого пения, этих голосов, ее голоса, пронзительных стонов совы, заячьего крика, жужжания мух, это не пение, это голос женщины, покоящейся на дне болота, вы не должны ее слушать, не должны идти на ее зов, Катрина не велит.

…место, где летний жар восходит от земли волнами, где смрад поднимается от покрытой грязной пеной зеленой воды, где мутные водоемы таят в себе Смерть, где воздух искрит вспыхивающими взглядами и мелькающими крыльями, место, неодолимо влекущее к себе детей, которые никогда из него не возвращаются, их косточки истлевают и превращаются в ил, устилающий дно, их блестящие яркие волосы плавают на поверхности болота, их глазами изукрашены змеиные шкуры, их зубами усеяны пасти детенышей ласк и лис, что это, музыка? — нет, не музыка, это плачут дети, плачут их души, запутавшиеся в корнях деревьев, в корнях водяных лилий, увязшие в мягкой черной жиже и ждущие, ждущие вас, ждущие, когда вы утонете, вы не должны слушать их всхлипов, вам нельзя к ним, Катрина не велит.

…место, где солнечный свет старится и блекнет, превращаясь в Ночь, место, где деревья — это сама Ночь. Ночь таится под их липкой влажной листвой, в шелковистой паутине, в ползучих растениях, оплетенных детскими волосами, в траве, в болотных водорослях, в дожде, трескучем, словно ружейная пальба, в поднимающихся от земли испарениях, в женщине, которая, бродя в тумане, расчесывает свои длинные волосы, она — высокая белая лилия, ядовитая лилия, она — сама Ночь, расчесывающая свои волосы, она — Ночь, поющая песни, которые Катрина запрещает слушать, это гиблое место, место навечно заблудившихся детей, мухи залепят вам глаза, если вы пойдете туда, мухи набьются вам в рот, пролезут сквозь ноздри и станут изнутри разъедать ваши головы, если вы пойдете туда, Катрина знает, Катрина видела беременную самку, чей плод был выеден из распоротого живота, а вытоптанная вокруг трава залита кровью, Катрина слышала жалобный детский плач, Катрина знает, на что способна эта хитрая женщина, Катрина знает.

…это место беспрерывно утоляемого голода, обиталище быстро клюющих клювов, когтей, липких ноздрей, маленьких сосущих ртов, москитов, рубиново-красных от выпитой крови, раздувшихся от крови пиявок, бульканья газовых пузырей, гниения, зловония, бледной, покрытой коричневыми пятнышками раздавленной и насухо вылизанной яичной скорлупы, фруктов, которые нельзя есть, вкусных черных плодов, которые нельзя есть, стоит вонзить зубы в сочную горячую черную мякоть — и рот обожжет огнем, а если проглотить кусочек, горло сомкнется намертво, слышите этот лакающий звук, слышите это громкое глотание, это звуки жажды, звуки стыда, в темноте не видно очертаний тела, не видно ее желтых глаз, ее волосы сплетаются с ветвями деревьев, ее ноги вросли в землю, превратившись в корни, ее песнь — это сам голод, сама Ночь, не слушайте, у нее нет имени, это всего лишь моросящий клубящийся дождь, дождь, падающий тяжелыми каплями, дождинки, на лету оборачивающиеся ледышками, Катрина вас предупредила.

…это место толстых, сочных зеленых листьев, слизняков, водоемов, насыщенных Смертью, маленьких белых червей, место желтых ирисов, мюркиркских фиалок, жаркого густого аромата зелени, пестрых змеиных спин, вам кажется, что вы сами дышите, сами думаете, но на самом деле это прислушивается к вам женщина, лежащая на дне трясины, это звук ее печали, звук Ночи, личинки поедают листья, тайно прядя свои коконы, вы слышите крики солдат, их смех, стрельбу, вопли, звук хлопающих крыльев, видите молниеносный взгляд диких глаз, кости, которые превращаются в прах, падающий с неба, чтобы раствориться в болотной жиже, а потом превратиться в пар, слышите ее голос, приглушенный снежным покровом, видите ее кровь, заледеневшую до белизны, Катрина знает.

…это место, благословенное для вашего отца, место, где будет могила вашего отца, кишащая живностью вода, в которой он купается тайком, булькающий смех, скатывающийся по его подбородку, серп луны, плавающий в болоте, жужжание летних насекомых, которые называются… как они называются? — это не ваше имя, не ваша музыка, это Ночь, это Смерть, это звуки женщины, бродящей в тумане, чьи волосы сплетаются с ветвями деревьев, чьи ноги запутались в корнях, это звуки женщины, лежащей на дне трясины, вы не должны их слушать, вам нельзя к ней ходить, Катрина любит вас, и она вам запрещает.

Эзопус, исчезнувшая деревня.

Основанная в 1642 году в излучине реки, там, где теперь стоит Мюркирк. Маленькая отдаленная голландская деревушка — приблизительно семьдесят пять мужчин и женщин, пришедших с низовьев реки, оттуда, где к югу от мест обитания индейцев чатокуа находились более многолюдные поселения. По свидетельству некоего Клаэса ван Хасброэка, который вел личный дневник в дополнение к подробным официальным докладам, посылавшимся им в голландскую Вест-Индскую компанию на протяжении 1840-х годов, когда агенты компании, исследуя окрестности Тахавос-Пасс выше по течению крупной реки Нотога, в 1647 году пришли в эти места, маленькой деревушки Эзопус уже не существовало. На берегу реки не осталось даже ее следов: ни домов, ни делянок, ни предметов, сделанных человеческими руками, ни даже могил найдено не было. Дикая природа еще не совсем отвоевала заново это место, оставались кое-какие прогалины, но и они по краям уже начинали зарастать.

В своем дневнике Клаэс ван Хасброэк риторически вопрошает: что сталось с отважными основателями Эзопуса — истребили ли их индейцы, или болезни, или жестокие зимы; страх ли вынудил их сняться с места и себе на погибель углубиться в дикие места; или просто Бог покинул их, оказавшихся в этой глуши? Но почему не осталось никаких следов человеческой деятельности, никакого намека на людское обитание?

Так или иначе, Эзопус исчез; исчез он и вторично, стершись из памяти людей, ибо то были стремительные времена, когда голландских искателей приключений охватил азарт поиска «невиданных» и «неисчерпаемых» медных рудников в южных районах Новой Голландии; и об Эзопусе вскоре забыли, от него осталось только название — некий курьез в исторической летописи тех времен.

С Робином, своим младшим сыном, мельник обращался жестоко, три старших брата над ним издевались, а мать умерла, и некому было любить его, поэтому сказал себе однажды Робин: уйду из дома и буду жить один на болоте. И отправился он пешком, и пришел к краю трясины, и ходил вдоль нее час, и другой, и третий, пытаясь найти место, где можно было бы перейти ее, ибо все знали, что много погибло в этих местах неудачливых бродяг, околдованных красотой гладких вод, болотных цветов, деревьев-великанов, ярких блестящих птиц и бабочек, обитавших там; так ходил Робин вдоль болота, пока наконец не появилась белая как снег птица величиной с лебедя, но на длинных ногах и с острым длинным клювом, и спросила птица Робина, куда он путь держит, и поведал ей Робин о своей жизни, и птица полетела впереди, указывая ему твердь, по которой он заспешил в глубь болота; и был он достаточно хитер — заметал за собой следы, чтобы никто не смог найти его и отвести обратно домой.

Три дня и три ночи шел он через топь, и глазам его открывалось множество диковинных видов, а на четвертый он заметил бродившую в тумане старуху с белыми волосами, белой кожей и белыми кружевами на голове; в руке она несла высокую белую свечу. Робину старуха показалась молодой и красивой, поэтому он без колебаний последовал за ней в ее дом на болоте, куда она повела его, чтобы накормить и дать приют. «Хочешь, я стану твоей женой, милый Робин?» — спросила старуха, и Робин ответил не задумываясь: «А я — твоим мужем», потому что он сразу влюбился, не заметив ни ее странных, похожих на опущенные капюшоны век, ни длинных ногтей, напоминавших загнутые когти, ни мелких морщин, избороздивших кожу, словно следы от полозьев — лед на реке, не видел он и того, что ее жилище, расположенное в самом сердце болота, было сырым и холодным, — ему казалось, что там тепло и уютно, как если бы в нем пылал жаркий камин, деревянный пол был до блеска отполирован и в воздухе витал аромат густого горячего бульона. Вот так и случилось, что Робин, сын мельника, стал мужем старухи, с которой мечтал прожить всю оставшуюся жизнь.