Ричард Йейтс - Холодная гавань Страница 22

— Ой, Эван, — выдохнула она. — А я… что ты тут… Вот уж удивил.

Это точно. Он и сам был удивлен тому, с какой уверенностью он сел на предложенный ему стул напротив нее; а еще его удивили те непринужденность и дружелюбие, с какими начался их разговор. Словно в подтверждение их общих интересов, они тут же заговорили о Кэтлин, о том, какая у них растет чудная и смышленая девочка.

— Ей очень нравится, как вы вместе проводите время, — сказала Мэри. — Она часто о тебе говорит.

— Что ж, приятно… приятно это слышать.

Когда он предложил ей где-нибудь выпить, она посмотрела на свои часы — он успел забыть, какие у нее изящные руки, — и сказала:

— Вообще-то я освобожусь только через час, но если ты не против подождать, я с удовольствием с тобой выпью.

Он был совсем не против. Выйдя на пыльный исхоженный пятачок перед рестораном, он в душе посочувствовал менеджеру на раздаче, этой серенькой мышке, и ее суетливым озабоченным цыпляткам — вот уж кому сегодня нечего ловить, да и в принципе тоже.

Куря больше, чем следовало, он в основном сидел в припаркованной машине с работающим мотором, пытаясь выжать пристойный звук или хотя бы нечто внятное из встроенного радио. Этот полудохлый дурацкий приемничек был его постоянной головной болью, а возможно, не только его, но и предыдущего владельца, хотя можно предположить, что каких-то пару лет назад, когда эту чертову машину забирали из автосалона, он был предметом чьей-то гордости.

К концу часа, уже находясь в нервной стойке, он не спускал глаз со служебного выхода, и когда в дверях показалась Мэри, он заглушил мотор и вышел ей навстречу.

— Ух ты, — были ее первые слова. — Это твоя машина? Новая?

— Сорокового года выпуска, — смущенно отвечал он. — Мне она досталась вся побитая. Пришлось помучиться и с передним бампером, и с задним. Зато сейчас бегает как новенькая.

— Еще бы, — сказала она, и в ее взгляде он прочитал легкое подтрунивание. — Ты у нас всегда был гений по этой части.

В одной-двух милях отсюда, сказала она, есть приличное место под названием «Оливер», вот только ей придется ехать туда на своей машине, которая понадобится ей завтра утром. Как он насчет того, чтобы поехать за ней следом в своем чудо-автомобиле?

— Как скажете, мэм.

Он вскинул правую руку к воображаемому козырьку несуществующей шоферской фуражки, и тут же на ум некстати пришел его придурочный юный шурин, хотя Мэри нашла этот жест вполне обаятельным — она сощурилась, одарив его лучезарной улыбкой, и заверила, что ехать совсем недалеко.

— Но мы тогда были еще совсем дети, Эван, — объясняла она ему тридцатью минутами позже, за вторым бокалом, в глубокой полукруглой нише в ресторане «Оливер». — Нам с таким же успехом могло быть по тринадцать лет, когда мы с тобой… ну, в общем, поженились. Тебе так не кажется?

Осматривая или, правильнее сказать, пытаясь осмотреть это роскошное уютное гнездышко, он недоумевал, почему здесь так темно. Чтобы легче было обжиматься и целоваться? Что если это одно из тех заведений, где под томные стенания музыкального автомата, выдающего слащавую песенку о любви, которой даже война не помеха, ты можешь запустить палец между ног своей подружки?

— Ну да, наверно, — согласился он, — но тогда зачем ты снова взяла мою фамилию и дала ее Кэти?

— На твоем месте я бы не придавала этому большого значения, — начала она рассудительно-профессорским тоном. — Я сделала это, когда она должна была пойти в школу. Такое здравое решение. А кроме того, если уж говорить о фамилиях, то «Шепард», на мой вкус, звучит лучше.

Старт он взял не слишком удачный, это ясно, но разговор не увял, пока теплился, уже хорошо. Если бы кто-то сейчас заглянул в их полутемный альков, то посчитал бы, что у этой парочки дела идут неплохо.

— Как там дантист? — поинтересовался он.

— Какой дантист?

— Ну как же! Твоя мать сообщила мне однажды, что ты помолвлена со студентом-дантистом.

— О боже. Это было сто лет назад, я тогда еще училась на первом курсе, а уж «помолвка» — это просто плод фантазии моей матери. Как тебе известно, она вечно все путает.

Тут бы, кажется, и спросить ее: «А сколько еще парней было у тебя за это время?» или «А кто у тебя сейчас?» — но не успел он мысленно сформулировать вопрос, как она заговорила первая:

— А как, Эван, твои дела? Как твоя жена?

— Она… милая, — ответил он. — Она очень милая, и в этом отчасти ее беда. Она как маленькая девочка… даже без «как». Собственно, все было нормально, пока мы жили сами по себе в Амитивилле; тогда все у нас было хорошо, но после того как мы съехались с ее сумасшедшей старой мамашей и ее дурковатым младшим… Послушай, Мэри, давай не будем во все это вдаваться?

— Давай, — согласилась она. — Рассказывать или не рассказывать о чем-то — это тебе решать.

В планы Эвана не входило даже слегка приоткрывать перед ней завесу над своей личной жизнью, и теперь он себя корил за то, что распустил язык.

Одним несомненным преимуществом темноты, решил он, было то, что здесь практически любая девушка выглядела бы на миллион долларов. Так что если он сейчас просто расслабится и постарается получать удовольствие от приятной компании этой молодой особы с чудесным полунасмешливым взглядом, благородными скулами и роскошной копной волос, то не исключено, что они хорошо проведут время. Или он по глупости полагал, что может быть иначе?

— Еще выпьешь? — спросил он.

— Нет, время уже позднее, — отказалась она; впрочем, отдал он ей должное, отказалась достаточно деликатно. И вдруг, без видимой причины, кроме как для того, чтобы сильней забилось его сердце, прибавила: — Слушай, может, ты хочешь взглянуть на мою квартирку? До нее отсюда рукой подать; там и выпьем на сон грядущий.

Следуя за ее машиной по прямому шоссе с картофельными полями по сторонам (второй раз за вечер он порадовался тому, что она ездит на пыльном хламе начала тридцатых; из этого напрашивался вывод, что на ее горизонте нет богатенького Буратино), Эван Шепард сказал себе, что он будет последним идиотом и главным посмешищем Америки, если нынче упустит эту девушку.

Квартирка занимала нижнюю половину бывшего фермерского дома, и Мэри сумела ей придать обескураживающе интеллектуальный вид: стены были уставлены книгами и пластинками. Но весь этот блестящий антураж девушки из колледжа ей не поможет, подумал Эван, если он предпримет решительные действия — желательно прямо сейчас, пока она тянется к бару… и оказался прав. Достаточно было прижаться к ней сзади и произнести ее имя, и вот она, развернувшись, снова принадлежала ему.

— Как это забавно, — сказала она в его объятиях. Секунду ему казалось, что она готова высвободиться, но нет, она лишь повторила: — «Забавно» не то слово. Ох, Эван…

То ли споткнувшись, то ли покачнувшись, они повалились на студенческую кровать — она же «импровизированное ложе» или, говоря проще, пружинный матрас на полу, — и привстали они с него не для того, чтобы глотнуть свежего воздуха, а чтобы сорвать с себя летнюю одежку.

Ах, может, это и забавно, но факт остается фактом: разве не чудо, он снова влюблен. Ах, вот они грудки, сводившие его с ума еще в школе, и потрясающие ножки, и этот сладкий увлажненный кустик, весь такой живой, у него в ладони. Ах ты, господи… ах, Мэри…

— Ах, Эван… Эван Шепард, — повторяла она.

Они не спешили, бесконечно растягивая удовольствие, продлевая контакт даже после того, как все закончилось.

Лежа на спине, пока восстанавливалось дыхание, Эван помаргивал из-за бившего в глаза света в этой цитадели знаний и культуры, яркого света, который не мешало бы заранее выключить, и очень надеялся на то, что Мэри заговорит первая. Но она молча улепетнула в ванную и пробыла там достаточно долго, дав ему время собраться. Когда она вышла оттуда в легком халатике до колен, он, уже одетый, в состоянии некоего смятения, щурился на корешки книг.

— Кофе? — спросила она.

По крайней мере они пили кофе на кухне, где ничто не напоминало о присутствии интеллекта выше среднего уровня. Уже через пару минут почти вернулась атмосфера былой непринужденности, и он знал, с каким чувством будет возвращаться домой: за рулем сидит сам дьявол.

— До меня дошли слухи о твоем призывном статусе, — сказала Мэри, сидя напротив него. — Я, конечно, порадовалась за Кэти, но и огорчилась за тебя, подумав, что ты, вероятно, мечтал об армии.

— Ну да, ты права, но тут, как говорится, ничего не попишешь. К тому же дело прошлое. Я уже об этом не думаю… в смысле, как раньше, изо дня в день.

— И правильно делаешь, — согласилась она. — Важно отделять сегодняшнюю жизнь от прошлой, верно?

На пороге кухни она приобняла его — на удивление сдержанно, по-дружески.

— Мэри, это было замечательно, — сказал он, уткнувшись носом в копну ее волос. — Ничего, если я к тебе как-нибудь еще загляну? То есть сначала позвоню…