Стивен Чбоски - Хорошо быть тихоней Страница 23

После того вечера, который я провел с Мэри-Элизабет, многое изменилось. Все началось в понедельник, когда Сэм с Патриком, увидев меня в школе, заулыбались до ушей. Мэри-Элизабет им расписала, что между нами было, хотя никто ее об этом не просил, но Сэм и Патрик решили, что это просто клево, и только порадовались за нас обоих. Сэм твердила:

— Как же я раньше не додумалась? Вы с ней — отличная пара.

По-моему, Мэри-Элизабет тоже так считает, потому что ведет она себя совершенно по-другому. Все время такая милая, но что-то здесь не то. Не знаю, как это выразить. Допустим, после школы мы с ней и Сэм с Патриком идем покурить, болтаем о том о сем и расходимся по домам. Мэри-Элизабет тут же мне звонит: «Что новенького?» А я не знаю, что ответить: ну, добрался до дому, тоже мне новость. Тем не менее рассказываю, как шел домой. А потом она сама начинает что-то говорить — и это уже финиш. Так продолжается всю неделю. И еще взяла привычку смахивать пылинки с моей одежды.

А пару дней назад пустилась в телефонные рассуждения о книгах, и оказалось, что я многое из этого читал. Когда я ей об этом сообщил, она стала засыпать меня длиннющими вопросами, которые на самом деле сводились к ее собственным взглядам, только с вопросительным знаком на конце. Мне оставалось лишь говорить «да» или «нет». Больше ни слова вставить не удалось. Потом она стала рассказывать, что собирается поступать в колледж, но это мы уже проходили, так что я аккуратно положил трубку рядом с телефоном, сбегал в туалет и вернулся, а она по-прежнему тарахтела. Понятное дело, с моей стороны это было невежливо, но без такой передышки я бы за себя не поручился. Чего доброго, сорвался бы на крик или вообще трубку бросил.

Кроме того, она постоянно интересуется насчет подаренной мне пластинки Билли Холидей. И говорит, что хочет приобщить меня ко всем шедеврам. Если честно, у меня нет ни малейшего желания приобщаться к шедеврам, если для этого придется выслушивать, как Мэри-Элизабет постоянно трендит о моем приобщении к этим шедеврам. Получается, что в этих разговорах три темы: Мэри-Элизабет, я и шедевры, но первая тема интересна только самой Мэри-Элизабет. Хоть убей, не могу понять. Если бы я подарил человеку пластинку, то лишь для того, чтобы он слушал и наслаждался, а не для того, чтобы постоянно тыкать его носом: это тебе не кто-нибудь подарил, а я.

Да, теперь насчет ужина. После каникул мама спросила, не передумал ли я приглашать на ужин Сэм и Патрика, — она сама это предложила, когда я ей рассказал, что они отметили, с каким вкусом я одет. Моей радости не было границ! Передал я этот разговор Патрику и Сэм, договорились на воскресенье, а через некоторое время подваливает ко мне на переменке Мэри-Элизабет и спрашивает:

— А в воскресенье к которому часу приходить?

У меня язык отсох. Ужин ведь планировался только для Сэм и Патрика. С самого начала. А Мэри-Элизабет никто не звал. Ну, я, конечно, догадываюсь, почему она сочла, что ее обязаны пригласить, и даже не стала дожидаться. Даже не намекнула. Ничего такого.

Короче, за ужином, когда я хотел, чтобы мама с папой убедились, какие великолепные ребята Сэм и Патрик, Мэри-Элизабет трендела без умолку. Но я не могу ее винить. Мои родители задавали ей больше вопросов, чем Патрику и Сэм. Как-никак я с ней встречаюсь, и маме с папой было любопытно вызнать о ней как можно больше, а мои друзья отодвинулись на второй план. Думаю, это понятно. Но все равно. Можно было подумать, родителям даже не представили Патрика и Сэм. А ужин затевался именно ради них. После ужина, когда гости ушли, мама только сказала, что Мэри-Элизабет умненькая девочка, а папа добавил, что «подружка» у меня симпатичная. О Сэм и Патрике не сказали ни слова. А я ждал от этого вечера только одного: чтобы родители познакомились с моими друзьями. Это было для меня очень важно.

В плане интима тоже все как-то странно. Получается, что после того первого раза мы действуем по одной и той же схеме, только без камина и без Билли Холидей, потому что все происходит в машине и довольно торопливо. Может, так и полагается, но как-то это неправильно.

Моя сестра сообщила своему бывшему, что беременность оказалась ложной тревогой, а сама принялась читать книги по женской психологии; ее бывший пожелал начать все сначала, но она сказала «нет».

Короче, посоветовался я с сестрой насчет Мэри-Элизабет (обойдя тему секса), потому что ожидал от нее непредвзятого мнения, тем более что ужином она тогда «проманкировала». Сестра сказала, что Мэри-Элизабет страдает заниженной самооценкой, но я напомнил, что она точно так же высказалась насчет Сэм, когда та в ноябре стала встречаться с Крейгом, но Сэм и Мэри-Элизабет — это небо и земля. Куда ни кинь, всюду низкая самооценка, так, что ли?

Сестра попыталась прояснить этот вопрос. Сказала, что Мэри-Элизабет, приобщая меня к шедеврам, стремится занять «главенствующее положение», которое требуется ей для обретения уверенности в себе. Еще она добавила, что люди, которые хотят непременно доминировать в любой ситуации, просто боятся, что иначе не смогут достичь своей цели.

Не знаю, так ли это, но я, конечно, приуныл. Не из-за Мэри-Элизабет. И даже не из-за себя. А вообще. Мне пришло в голову, что я совершенно не знаю, кто такая Мэри-Элизабет. Не хочу сказать, что она меня обманывает, но просто она слишком сильно изменилась по сравнению с тем, какой была в начале нашего знакомства, а если в начале нашего знакомства она не была сама собой, то могла бы теперь об этом сказать открытым текстом. А может, она какой была, такой и осталась, просто я чего-то не понял. Ну не хочу я, чтобы Мэри-Элизабет надо мной доминировала.

Я спросил сестру, как мне быть, и она сказала, что лучше всего честно признаться в своих чувствах. Кстати, мой психиатр советует то же самое. А под конец я и вовсе затосковал: мне пришло в голову, что Мэри-Элизабет тоже поначалу видела меня совсем другим. А я, когда помалкиваю о том, насколько тягомотно ее слушать, не имея возможности вставить слово, все равно что иду на обман. Но я по совету Сэм все время старался проявлять мягкость. Не знаю, где я допустил ошибку.

Хотел посоветоваться с братом, набрал его номер, но сосед по комнате сказал, что мой брат с головой ушел в учебу, и я решил ничего ему не передавать, чтобы не отвлекать от занятий. Единственное, что я себе позволил, — это отправить ему сочинение по «Уолдену», чтобы он упомянул его своей девушке. Пусть прочтут когда-нибудь потом, на досуге, а после мы все вместе его обсудим, и я, если получится, спрошу их обоих, как мне быть с Мэри-Элизабет, поскольку у них, судя по всему, есть немалый опыт и понимание того, как строятся отношения. Но даже если нам не предоставится возможности поговорить по душам, я все равно буду рад знакомству с его девушкой. Хотя бы телефонному. Как-то раз она мелькнула на видеозаписи одного из футбольных матчей моего брата, но это совсем не то. Притом что она очень красивая. Но без изюминки. Не знаю, зачем я все это рассказываю. Пусть бы Мэри-Элизабет хоть раз задала мне человеческий вопрос, вместо того чтобы говорить «Что новенького?».

Счастливо.

Чарли

Дорогой друг!

Я тут натворил таких дел. Серьезно. До чего мне сейчас паршиво. Патрик советует до поры до времени залечь на дно.

Началось все в понедельник. Мэри-Элизабет притащила в школу сборник стихов знаменитого поэта э. э. каммингса.[21] А предыстория была такова: она посмотрела фильм, где речь шла о том стихотворении, в котором женские руки сравниваются с цветами и дождем. На нее это произвело такое впечатление, что она побежала и купила книгу. Прочла запоем, и не один раз, а потом решила, что и мне следует иметь этот сборник. Только не зачитанный, а новый.

Целый день она требовала, чтобы я всем показывал эту книгу.

Понятное дело, нужно быть благодарным, когда о тебе проявляют заботу. Но никакой благодарности я не чувствовал. Абсолютно никакой. Не пойми превратно. Я изображал благодарность. Делал вид. Если честно, терпение у меня было на пределе. Отдай она мне свою зачитанную книжку, я бы, возможно, реагировал иначе. Или пусть бы переписала для меня от руки свое любимое стихотворение, вот и все. Или хотя бы пусть не заставляла меня тыкать в нос этой книжкой каждому встречному и поперечному.

Возможно, я бы тогда проявил честность, хотя момент был не совсем подходящий.

После уроков я не пошел домой — меня воротило от одной мысли о ее предстоящем звонке, а на мою маму в плане прикрытия надежды мало. Короче, пошел я в тот район, где сосредоточена книжная и видеоторговля. Направился прямиком в книжный магазин. А когда продавщица предложила мне помощь, я открыл школьную сумку и вернул книгу, полученную в подарок от Мэри-Элизабет. Деньги я не потратил. Просто сунул в карман.

На обратном пути не мог думать ни о чем, кроме собственной подлости, и у меня хлынули слезы. Отпирая входную дверь, я так хлюпал носом, что сестра даже оторвалась от телевизора. Когда я ей рассказал о своем поступке, она тут же отвезла меня обратно в книжный магазин, поскольку сам я в таком раздрызге вести машину не мог. Выкупил я тот сборник, и мне слегка полегчало.