Денис Осокин - Осокин Д.С. Небесные жены луговых мари Страница 28

в озере шергеер вода всегда синяя как ранняя осень. змеи там замерзают если сунутся — очень страшные распухшие плавают потом. шерге это гребень. гребень-озеро. а мы здесь в шушере — ‘гребень оняви’ зовем. вода шергеера всегда открыта — зимой из нее рыси пьют. в марте снег потихоньку тает — над озером пар. оняви где-то здесь мужа убила. никто не знает зачем. самая ласковая оняви в шушере была. самая тихая — родная. в марте вместе с ним сюда пришла — на тулупе лежала на снегу — он веселый на ней качался. а потом в него гребнем кинула и вдоль озера побежала — по разбухшей охотничьей лыжне. муж за голову схватился и умер. кто-то гребень у оняви заранее смертью набил. всё в лесу у озера капало — тюкало с деревьев — солнце текло сквозь ели — и пар — проталины были. не угнаться за оняви — пропала.

от деревни липша речка липша недалеко. на берегу ее — липшинская роща. туда и пришла опи — одна пришла. в этом году здесь не будет уже молений: последнее в октябре прошло — а сейчас ноябрь. полотенца от женщин мокнут на деревьях — березах и липах. которые пестрые — поновей. а которые черные — обветшавшие на ветру и сырости за много лет. длинные столы за которыми овец и гусей едят запивают водой на меде — в слякотных листьях. палки-рогатки одиноко торчат из земли — на них перекладины с крючьями. на крючья вешают тяжелые котлы — а самих котлов нету — карты с помощниками зимовать унесли в деревню. опи очень нужно было сюда прийти. ей пятнадцать лет. она осторожно ступает — всего боится. дождь накрапывает. небо как грязная подушка — всё вздулось — и так уже несколько дней: вот-вот разродится снегом — который больше не растает — а пролежит до весны. опи с деревьями рощи издалека здоровается. ищет где б руки помыть — но к реке из-за грязи не подойти — а в луже пожалуй не стоит. опи плюет на холодные ладошки — растирает — извиняется что заходит в мер-ото — липшинскую мировую рощу — с не очень-то чистыми руками. озираясь и вслушиваясь проходит к липе шочын-авы — одному из главных деревьев — а всего их здесь шесть: береза петро-ош-кугу-юмо — большого белого бога петра, липа мер-кугу-кече-юмо — большого общего солнечного бога, липа кюдырчан-юмо — громовика, липа тюнямбал-серлагыш — хранителя вселенной, береза шöр-шöрвал-ер-юмо — бога молочного-сливочного озера, и вот она шестая — липа шочын-авы — матери рождения. опи-опика запнулась о лестницу — лежащую на земле — по таким лестницам под конец молянов строгие помощники картов в белых и длинных одеждах влезают наверх и забрасывают на ветви женские полотенца и платки — связанные все вместе. от страха опи даже крикнула. а крикнув — испугалась еще больше — ведь все боги рощи на нее одну сейчас особенно близко смотрят — особенно пристально. к шочын-аве приходят женщины — и не только за помощью когда время наступит рожать — не только просить долгожданного зачатия — не только беречь детей — болеющих или идущих где-нибудь далеко на чужой дороге. женщины липши шочын-аву ведь обо всем просят — как добрую старшую сильную таинственную подругу. иной раз такое попросят — о чем стыдно и говорить — но нужно ведь! опи-опика на колени встала — достала кривую тонкую свечку — которую с собой принесла — замерзшими пальцами выпрямила — и перед липой зажгла поставив. ветер ее задул. опи вздрогнула. снова зажгла — и ладонями закрывает. снова погасла та. опи-опика упавшую кору нашла — и какие-то старые ветки — обувь сняла — и свечку со всех сторон закрыла. зажигает — еще и ладонями держит сверху. и шепчет скорее — пока горит: милая шочын-ава — ты мне помоги — родинки мои убери пожалуйста — ну что это такое я с ними? — хотя бы половину убери — хотя бы некоторые — хотя бы те что снизу. пять гусиных яиц достает из берестяного туеса — кладет перед шочын-авой — у обнаженных сырых корней: пожалуйста вот возьми — помоги — не сердись — до свидания. после чего опи-опика встает с колен — обувается — принесенные кору и ветки уносит обратно — аккуратно кладет туда же где взяла. выходит из рощи — по глиняной дороге скользит в деревню — слушает ветер и свои шаги. небо рвется — и сыпет снегом. опи-опика оборачивается — улыбается кланяется пустой темной роще — и говорит шочын-аве: спасибо за добрый знак.

маленький глупый пензя спрашивает у оразви: шошо кунам толеш? — весна когда будет? пензя с матерью к родителям оразви в гости приехал из китнемучаша — родственники они. оразви отвечает: когда съешь червивое яблоко. пензя морщится — во двор идет — червивое яблоко приносит — вместе с огрызком ест. опять спрашивает: шошо кунам толеш? — весна когда будет? когда меня поцелуешь.. — говорит оразви. пензя радостно улыбается — к оразви прыгает на колени — целует в щеку. спрашивает не слезая с колен: шошо кунам толеш, оразви-кокай? (да она ему значит тетка.) оразви говорит: когда змеей станешь — хорошенько поползаешь по мне. оразви ложится на пол — а пензя по ней ползает — то так то так проползет — извивается — дурацкую рожу корчит — оразви его щекотит — смеется: вот так змея! оразви спохватывается: ну давай последний раз спрашивай. пензя спрашивает с оразви не вставая — лежа на ней: шошо кунам толеш? оразви садится: когда станешь маленьким — моего молока поешь. прижимает пензю к себе как грудного — вытаскивает одну грудь: ну кушай ребеночек кушай — и плачь — ты ведь проголодался. и пензя которому десять лет начинает противно плакать — а оразви ему грудь в рот сует: поешь поешь. чмокает пензя — губами за грудь дергает — а оразви ее рукой потряхивает — и пензю к себе крепко жмет, пензе-то десять — а оразви восемнадцать. выдумщица она. теперь ее очередь водить. грудь прячет — спрашивает у пензи: кенгеж кунам лиеш? — когда будет лето? пензя отвечает: когда съешь червивое яблоко. иди принеси.. — говорит оразви. пензя приносит. оразви осторожно надкусывает с двух сторон — откладывает: ну вот — говорит — съела. кенгеж кунам лиеш? — когда будет лето? когда стану маленьким — а ты моей мамой.. — кричит пензя и лезет к оразви за грудью. что ж — его должна оразви слушаться — не то лета не будет ни у кого. другую грудь вынула — и пензе сосать дает. так долго они сидят. кенгеж кунам лиеш? — оразви должна еще хотя бы раз спросить, и пензя ей что-то тихо так отвечает — и в глаза заглядывает. и с хохотом оразви летит на спину — валится на пол — отпихивает пензю руками. нельзя нельзя! дурачок! — ногами стучит — на весь дом хохочет. — ты еще пензя маленький.

ужарсола — зеленая деревня. а усола — новая. одна напротив другой — через овраг с шиповниками и змеями. в овраге вувер живет — вроде черта — волосатый весь — как ушибленная собака тявкает. дети боятся — взрослые посмеиваются. орика как-то пьяная из усолы домой в ужарсолу со свадьбы шла — и в овраг скатилась. кое-как выбралась — отряхнулась — под ночь уже домой пришла. а муж-то орики в усоле остался — напился там еще крепче. утром орика злая на мужа — ушиблась в овраге-то. ругается про себя — вот скотина не проводил. вместе бы шли — не упала б. сходила позвала пеняслу — соседку. говорит: ты меня за ноги искусай — как тебя муж кусает — даже еще страшнее — своего испугать хочу. пеняслу посмеялась — поотнекивалась. орика штаны сняла — а пеняслу давай кусает — у самой совы почти. орика зеркало поднесла — смотрит. говорит: ладно — давай немного за грудь еще. сделано. спасибо пеняслу сказала — сметаны ей дала. овечьими ножницами у себя между ног неровный клок отхватила — почти полсовы снесла. муж к обеду только явился — глаза красные. орика ему с порога кричит: ну что пьяница — все ходишь? — сунул ведь мне вувер — в другой раз не бросишь одну — сунул и еще как! ой мой беленький боже! лишь бы не забеременеть от такой грязной скотины!.. а у мужа и так после свадьбы в голове красные пчелы роятся. какой — говорит — вувер? — да тот самый — из оврага. и сюда и сюда пихал. смотри вот — давай лечи. и догола разделась. муж как увидел — заплакал даже. жену целовал — маслом мазал. потом ружье схватил и к оврагу понесся. и усольские видели и ужарсольские — как вокруг оврага прыгал и в кусты палил. плакал и страшно ругался. всю дробь исстрелял — домой за новой бегал. пулей зарядил — дорого заряд стоит — спустился в шиповника цветущие кусты — и бабахнул. люди перепугались. бросились к орике: милая скорей беги — у мужа-то твоего в голове ночь настала. орика плачущего мужа домой увела — ружье себе на плечо повесила. дома рассказала все ему. пожалела — самогоном чуть-чуть напоила. сама нежно на него взобралась. эй пеняслу! — на другой день кричит муж орики через забор соседке. — давай совушку покажи — раз на мою жену глазела. та вилами грозит. долго-долго уламывал — может с месяц. проходу не давал. и не отстал ведь пока не показала.

кышал-пайрам — праздник киселя — тоже у нас как поминки. наши яснурские девушки под самый уже ноябрь в откупленном доме соберутся — каждая со своим киселем. рано-рано уже придут. с утра белого киселя напьются — мертвым нальют — наливая всех помянут. а вечером веселятся. из ведра пиво цедят — парней в дом зовут. поют — и перед ними пляшут. парни заложив нога на ногу хлопают им и смеются до следующего утра. ормарче ходить на кышал-пайрам раньше всё родители не разрешали. но в этот раз ормарче вдруг так жалобно стала рыдать — что мать ее отпустила и кисель дала — саму себя видно вспомнила. самая младшая сидит среди девушек ормарче — пугливая самая. парни явились — гогочут. у каждого в руке по букетику кишкышинчи — змеиных глазков — луговых бледно-синих и фиолетовых фиалок. а из нагрудных карманов у каждого пучками выглядывает кишкыйылме — змеиные язычки — гусиный лук — по пучку у каждого. девушки немножко пьяные уже. парней усадили — поднесли кисель. парни киселя половину на пол плеснули — половину выпили. один из них — онисым — на шювыре заиграл. другие — захлопали. пошла пляска. никто не заметил особенно что парни со странными букетиками пришли. и мало того — с ними сидят — девушкам их не дарят. иногда кто-нибудь из парней к своему карману наклонится и гусиного лука куснет. и не морщится — жует так. плясали-плясали. плясали-плясали. потом ситяк — брат двоюродный ормарче — достает из кармана пиджака лошадиное копыто. и говорит: давайте в копыто играть. никто из девушек такой игры не знает. как это? — смеются. а так — отвечает ситяк. — будем вам копыто кидать. а кто не поймает — рубаху и штаны долой — и пусть так пляшет. очень больно сделалось в животе у ормарче — очень тревожно на сердце. что это — думает — ситяк сегодня такой противный? а с девушками из яснура что-то неясное творится. стыдливые вроде все — а ни одна не заругалась. только кивают. плечами трясут и хихикают — парням глазки строят — мол давайте кидайте. кинул ситяк неожиданно сильно в сторону красавицы покави. в плечо ей копыто стукнулось — и на пол упало. покави — невеста ситяка ведь. зачем же он так в нее? ну что покави. — гогочет ситяк а с ним и другие парни. — давай раздевайся. и луку опять откусили. а могли бы покави и не напоминать. не успели сказать — покави уж совсем раздетая. на пол одежду швырнула — украшения только оставила. онисым в волынку дует — и пошла плясать. то себя за волосы дернет. то груди руками приподнимет — и потрясет. то вдруг наклонится перед каким-нибудь парнем — и задницу руками раздвинет. все-все смеются. ормарче до смерти испугалась. хочет из дома выйти. встала и к двери пошла. парни все разом к ней обернулись — лука погрызли — сказали злобно: ты куда это ормарче? — да я в туалет. — ормарче еле дышит. — не ври.. — хором ответили — и не пустили ведь — посадили рядом с собой. ситяк у девушек спрашивает: ну кто теперь копыто ловить будет? наперебой закричали девушки — каждая шумит: я! я! — друг друга перекрикивают. ситяк кинул в уляшу — девушку самую толстую. а она его и не думала ловить. улыбнулась и принялась рубашку с себя снимать. ормарче все свои силы собрала-собрала — и погромче пукнула — сколько могла подольше. фу-фу.. — закричали парни — зажали носы — и вытолкали ее взашей. и девушки на нее сердятся: ах ты говно! — кричат. ничего — следующей ты ловить будешь.. — сказал ситяк — и ормарче вышла. на улице ночь. все в яснуре спят. холодно — и звезд не видно. ормарче побежала на ощупь к дому — да пробежав метров сто вернулась — за девушек страшно стало. в окне керосин горит — ормарче осторожно в него заглянула. чуть не умерла: все девушки до единой по комнате голые скачут. онисым в пузырь дудит. парни хлопают. лук весь доели — и за фиалки принялись. разлили кисель весь — на пол и на столе — и в девушек им кидают. прибежала домой — визжит: мама! папа! бабушка!.. о господи — земляные родители — (бабушка так сказала) — никак черти к вам на кисель пришли — покойники злые — с брошенного кладбища у среднего кугланура — или еще откуда-то. и побежали они — давай всех будить по дворам. к дому тому со всех сторон кинулись с фонарями. ормарче бежит — рядом с ней несется бледный ситяк с пешней — а впереди полуголый с ружьем онисым. подбежали — окружили дом — в дверь ворвались. а там все яснурские девушки такими же голыми пляшут. нету никаких парней. на скамье сам собой играет шювыр. а копыто вокруг девушек прыгает по полу и хихикает: пайрем дене! пайрем дене! с праздником! с праздником!