Дженнифер Иган - Цитадель Страница 3

Он снова двинулся вперед, на этот раз держа в одной руке телефон, а другой обшаривая пространство над головой, чтобы опять не стукнуться. Помещение походило на темницу, но Дэнни смутно припоминал, что в старинных замках темницы обычно располагались в башнях. Наверно, местная темница была в глубине той квадратной башни с освещенным окном, что он видел со стены. А тут, скорее всего, бывший канализационный отстойник.

Фу, какая вонища! Кажется, мать-земля забыла рот прополоскать.

Но этот голос принадлежал не Дэнни, а Хоуи, — это уже из следующего воспоминания, которое в этот момент как раз наплывало на Дэнни. Я говорю об этом вот так, прямо в лоб, потому что не представляю, как можно исхитриться плавно и незаметно погружать его в каждое такое воспоминание и незаметно же выводить потом обратно. Раф шел впереди, с фонарем. За ним Хоуи. Дэнни шел последним. Все трое старались держаться развязно: Хоуи потому, что его кузены, убегая тайком с семейного пикника, приняли его в свою компанию; Дэнни потому, что быть соучастником любой из проказ Рафа — удовольствие, с которым ничто не сравнится; а Раф… Впрочем, с Рафом интереснее всего было то, что никогда не знаешь, что у него и почему.

Давай покажем Хоуи пещеру.

Раф сказал это вполголоса, искоса поглядывая на Дэнни из-под длинных ресниц. И Дэнни сразу же согласился, догадываясь, что будет что-то еще.

Хоуи споткнулся в темноте. Под мышкой у него был зажат блокнот. Они с Дэнни уже больше года не играли в «Карающего Зевса». Все закончилось без объяснений, просто однажды в сочельник Дэнни отвернулся от Хоуи и пошел играть с другими кузенами. Пару раз Хоуи пытался поймать его взгляд и что-то сказать, но быстро отступился.

Дэнни: Хоуи, тебе блокнот не мешает?

Хоуи: Мешает, но он мне нужен.

Зачем?

Записывать — вдруг в голову придет какая-то мысль.

Раф развернулся и посветил фонариком прямо ему в глаза. Хоуи зажмурился.

Раф: Что за мысль, ты это про что?

Про «Т и Д». Я — Хозяин темницы.

Раф (отводя фонарик от Хоуи): И с кем ты играешь?

С друзьями.

Дэнни тащился сзади, как оглушенный. «Т и Д» — то есть «Темницы и драконы»? «Карающий Зевс» до сих пор не выветрился из него, каждая его клеточка с тоской вспоминала ощущение растворенности в этой игре. Значит, игра не прекратилась. Она продолжалась, только без него.

Раф: Вот как? У тебя есть друзья?

А ты мне разве не друг, Раф? — сказал Хоуи и сам рассмеялся первым.

Они тоже рассмеялись. Всем было ясно, что Хоуи пошутил.

Раф: Смотри-ка, он у нас еще и шутник.

Может, уже хватит? — подумал тогда Дэнни. Довольно того, что они забрались в заколоченную досками пещеру, куда вход строго воспрещен. И хорошо бы больше ничего не случилось. Дэнни желал этого всей душой.

Пещера была устроена так: сначала большой круглый зал, где еще удавалось что-то разглядеть, потому что от входа падал свет; потом низкий коридор, по которому, нагнувшись, можно было перейти во второй, темный зал; оттуда (ползком, через узкий лаз) в третий — там был колодец. Круглый, не больше двух метров в диаметре. Но очень глубокий. А что было дальше, Дэнни понятия не имел.

При виде колодца все трое затихли. Вода в нем была зеленая, прозрачная, от фонаря на ее поверхности и на стенах пещеры дрожали молочно-белые блики.

Хоуи: Ого, народ! Ни фига себе.

Открыв блокнот, он что-то в нем нацарапал.

Дэнни: У тебя и карандаш с собой?

Хоуи показал ему зеленый карандашик, какие выдают клиентам загородных клубов, когда надо подписать счет. Я раньше носил ручки, сказал он, но из-за них у меня вечно штаны были в разводах.

Раф рассмеялся, а Хоуи пару раз хмыкнул и умолк, будто ему не полагалось смеяться наравне с Рафом.

Дэнни: И что же ты там написал?

Хоуи обернулся. А что?

Ничего. Просто интересно.

Я написал: зеленый колодец.

Раф: Это, по-твоему, называется мысль?

Все молчали, но Дэнни чувствовал, как в пещере нарастает напряжение, словно кто-то задал ему вопрос и до смерти хочет услышать ответ. Ну, то есть не кто-то, а Раф. Но спрашивать, почему Раф имел такую власть над Дэнни, — все равно что пытаться выяснить, почему светит солнце или почему растет трава. Просто есть люди, которые умеют заставить других людей делать то, что им нужно. Они могут даже ни о чем не просить. Могут и сами не знать, что им нужно.

Дэнни подошел к воде. Хоуи, сказал он, посмотри, что это там такое блестит. Вон там, на дне, видишь?

Хоуи шагнул вперед. Где? Не вижу. Да вон же, внизу.

Дэнни опустился на корточки на краю колодца. Хоуи тоже присел и стал всматриваться, слегка покачиваясь на носках.

Дэнни положил руку ему на спину и сквозь тонкую футболку ощутил, какое у него мягкое, горячее тело. Возможно, раньше он ни разу не дотрагивался до своего кузена. А может, он только сейчас осознал, что Хоуи — такой же человек, как и он, с мозгами, сердцем и всем прочим. Локоть Хоуи плотнее прижался к боку. Листки блокнота задрожали, и Дэнни понял, что Хоуи чувствует нависшую опасность, что он боится. Или он догадывался обо всем с самого начала? Но в тот момент он обернулся к Дэнни с бесконечным доверием в глазах, будто знал, что Дэнни его защитит. И что они понимают друг друга без слов. Все произошло гораздо быстрее, чем я сейчас об этом рассказываю: Хоуи взглянул на Дэнни, а Дэнни закрыл глаза и толкнул его в колодец. Нет, еще быстрее. Взглянул. Закрыл. Толкнул.

Или просто: толкнул.

Руки и ноги Хоуи вскинулись — падая, он еще пытался ухватиться за что-то, но ни звука, ни всплеска Дэнни после припомнить не мог. Наверно, Хоуи кричал, но криков Дэнни тоже не помнил. Только тяжелое дыхание, свое и Рафа, когда они, толкаясь, ползли через узкий лаз, потом без оглядки бежали к выходу — луч фонарика метался по стене, — на волю, в теплый порывистый ветер, вниз по склону, и снова вниз, обратно на поляну (где их отсутствия никто не заметил), и еще был, кажется, какой-то пылающий обруч, который висел над ними, не отпуская их с Рафом друг от друга. О случившемся они заговорили лишь спустя несколько часов, когда пикник уже сворачивался.

Дэнни: Слушай, фигово… Как думаешь, где он сейчас может быть?

Раф: Да где угодно. Хоть прямо под нами.

Дэнни уставился в траву. То есть как — под нами?

Раф смотрел на него, усмехаясь. Ну, мы же не знаем, в какую сторону он пошел.

К тому времени когда все спохватились и, выстроившись в цепочку, начали прочесывать окрестные холмы, в голове у Дэнни не осталось никаких мыслей, только сменяющие друг друга картинки бесконечных подземных коридоров и переходов, по которым Хоуи сейчас пробирался все дальше от входа в пещеру, вглубь, вниз. Родственники не слишком волновались, все были уверены, что Хоуи просто отошел в сторону и заплутал. Найдется. Да и все равно он странный какой-то мальчик, к тому же толстый и неродной — и его, Дэнни, уж точно никто ни в чем винить не собирался. Только у тети Мей лицо было насмерть перепуганное, Дэнни никогда раньше не видел, чтобы у взрослого человека было такое лицо; она беспомощно теребила ворот платья, будто уже не чаяла увидеть своего мальчика, своего любимого и единственного, — и, понимая, что все зашло слишком далеко, Дэнни тем более не мог сказать того, что должен был сказать: Это мы с Рафом. Мы завели его в пещеру и бросили там. Не мог, потому что от этих нескольких слов все бы перевернулось: все бы узнали, что он наделал, а Раф узнал бы, что он проболтался, — и что тогда? Это Дэнни даже не пытался себе представить. И он молчал, оттягивая признание — секунду, другую, третью, — и с каждой секундой какое-то безжалостное острие входило в него все глубже. Стемнело. Отец положил руку ему на голову (какой славный мальчик!) и сказал: Пойдем, сынок, тут без нас есть кому искать. У тебя завтра игра.

В машине на обратном пути Дэнни никак не мог согреться. Он натягивал на себя плед, затаскивал собаку к себе на колени, но зубы стучали так, что его сестра всю дорогу недовольно фыркала, а мама сказала: Ты, кажется, заболеваешь, милый. Ничего, дома я приготовлю тебе горячую ванну.

Дэнни несколько раз тайком приходил к заколоченному входу в пещеру и вслушивался. Сквозь шорох сухой травы ему чудился слабый молящий голос Хоуи, доносившийся из-под земли: Не надо!.. Пожалуйста!.. Спаси меня!.. Значит, сегодня, думал тогда Дэнни. Да, сегодня! Ему делалось удивительно легко и хорошо при мысли о том, что сегодня он наконец-то произнесет слова, застрявшие внутри: Хоуи в пещере; мы с Рафом бросили его в пещере. От головокружительной легкости он едва не терял сознание, и одновременно все кругом как будто смещалось, небо и земля менялись местами, и перед ним открывалась иная жизнь, иное будущее, легкое, чистое и — теперь он это понимал — потерянное для него навсегда.

Но было уже слишком поздно. Теперь уже точно поздно. Хоуи нашли в пещере через три дня, в полубессознательном состоянии. Каждый вечер Дэнни ждал, что вот сейчас раздастся стук в дверь и войдет отец, и лихорадочно твердил про себя слова оправдания: Это все Раф, я же еще маленький. Слова сцеплялись и ездили по кругу, как склеенная кольцом магнитофонная лента: это Раф я же еще маленький… это Раф я же еще маленький… Лента продолжала крутиться, даже когда он делал уроки, или смотрел телевизор, или сидел в сортире (это Раф я же еще маленький), и казалось, что теперь все в его жизни служит одной-единственной цели — доказать, что он все тот же Дэнни Кинг, что и раньше. Вот, смотрите, я забил гол! Смотрите, сколько у меня друзей! Но все же он был не совсем тот же, потому что теперь какая-то часть его всегда оставалась снаружи, словно наблюдая со стороны: верят ли? Верили.