Светлана Метелева - Чернокнижник (СИ) Страница 35

— Ну что, Боря, перспективы свои оценил? Десять или пятнадцать — как с куста. Об облегчении участи не думал?

— Думал.

— Вот и хорошо. Сам понимаешь — необходимо раскаяние. Деятельное раскаяние, Боря…

— Сдавать никого не буду — не в моих правилах.

— А я говорил, Вить, что затея бесполезная. Что ж ты за человек, Горелов? Да ведь все твои клиенты тебя первые же сдали с потрохами! Все до одного — опознали по фотографии. И на Измайловском вернисаже, и в «Акции», и в остальных магазинах. Что — всех перечислить? Честно рассказали, что именно этот нехороший человек — Горелов, Борис Николаевич, предлагал им приобрести книги со штампами библиотеки Института марксизма…

…Тоже мне — открыли Америку. Я и не сомневался ни минуты — сдадут, шакалы, все сдадут. Рассказали… Предлагал, значит, книжки… А про то, что они у меня эти книжки покупали, они, само собой, забыли… Ладно, не о том речь. Навестить бы их. В глаза посмотреть. Тут опера прервали затянувшееся молчание — поинтересовались, как я собираюсь решать в камере проблему наркотиков. Честно ответил: не знаю, не думал. Виктор спросил: что тебе вообще этот раствор дает — это же психостимулятор, а что тебе в тюрьме стимулировать? Отвечаю: мол, как раз он-то мне и нужен — чтобы найти решение и получить пятерку, а не десять или пятнадцать.

— …Ну, и как — придумал уже?

— А то! Я установил рекорд по количеству похищенного — так?

— Так.

— Ну а раз так — иду на новый рекорд — по возврату похищенного. И тогда оба рекорда уравняют перед законом тяжесть содеянного.

— Не понял. Как ты собираешься возвращать?

— Как-как? С вашей помощью. Выезжаем к коллекционерам, которые опознали меня во время следствия, изымаем книги…

— Условия?

— Только одно: перекупщиков вы после этого на допросы не тащите и дел на них не заводите. Возможно?

— А по-другому, Боря, и не получится. У нас, видишь ли, гуманный УК говорит ясно: если человек, скупая краденое, не знал, что это краденое, то ответственности не подлежит.

— Зашибись! Ну, тогда договорились.

— И все? Больше ничего не попросишь?

— А что еще? Достаточно.

— Что ж, надо признать, решение удачное. Есть шанс на пятерочку. И нехилый такой шанс. И ты благодаря кубику додумался?

— Само собой.

— Ну раз так — признаю: укол пошел на пользу.

— Слава богу! Признали! И — где? Если бы вы только догадывались, граждане, сколько нервов и здоровья отняли у меня близкие и не очень люди, каждый из которых считал своим долгом сделать заключение по поводу моих взаимоотношений с наркотиками. Причем всегда — нерадостное…

…Как-то вдруг выяснилось, что уже половина одиннадцатого вечера, отправили меня в камеру, пожелали спокойной ночи. Пообещали в самом скором времени вызвать на первый выезд.

Проснулся от команды «подъем!». Вот так теперь и пойдет — строем и по расписанию. Но и здесь можно разнообразить унылые будни. Сорвался с места, набрал большую кружку воды, залез под дальнюю шконку возле окна. Зажег полосу от одеяла, начал варить. Ровно пять минут — чтобы дежурный не заметил. Каждые пять минут в глазок заглядывает — пристальные они, гниды, на Петровке.

Накаркал.

Открыл, гад, кормушку, спросил громко: ну че, злодеи, проснулись? Сокамерники обступили дверь, чтобы камера не просматривалась. А че бегаете, как ненормальные? Унитаз один, а нас много — вот и бегаем. А потерпеть? Не можем, гражданин начальник, что-то с желудком, — заныл кто-то. Хорошо — запишу вас всех к доктору на осмотр на предмет дизентерии.

Идиот! Дважды идиот — тот, кто про желудок сказал! Жаль, я не увидел активиста этого. Тут шуток не понимают.

Как в воду глядел.

Проверили — посчитали — принесли завтрак. Только разбрелись по шконкам — открывается дверь. Дежурный и тетка в белом халате. Он ей указывает на одного, говорит: обратите внимание на ненормальный блеск в глазах. А у всей камеры — рези в желудке. Тетка, не моргнув, отвечает: промоем.

Я повернулся к двери, поднял руки к небу, сказал громко: есть там кто на небе дежурный? Будьте людьми, организуйте вызов к следователю!

Мистика. Через минуту буквально тот же гад-дежурный открыл — выходи, Горелов. Куда? На вызов, ты же просил. Вышел, ожидая подвоха — но нет, и правда, к следователю.

Сидит. Щеки надутые, лицо круглое, глаза серые, костюм серый. Где-то за сорок, в руке карандашик, на столе бумаги. Приготовился. Не отрываясь от бумажек, поздоровался — нехорошо, монотонно. Принес вам, Борис Николаевич, постановление о взятии под стражу и протоколы допроса. И понеслось. ФИО, год рождения, место прописки, адрес родителей, состояние здоровья, семейное положение, где паспорт…Потом глазки заплывшие поднял: ну что, Борис Николаевич, в какой форме будем давать показания? Как — в какой? В форме, способствующей следствию полностью раскрыть мое преступление и собрать неопровержимые доказательства моей вины. Он аж глаза открыл от удивления. Что это с вами, Борис Николаевич, какие мотивы вами движут? Энергия мною движет, гражданин следователь. Энергия деятельного раскаяния, которое одно только и может смягчить мою участь. Ему фраза понравилась — внес в протокол. Я подробно рассказал, как, когда и где совершил преступление. Нашел, мол, хранилище, а там — книги. А как же книги из сейфов доставали, — спрашивает следователь.

Ждал я этого вопроса. Готовился. Не дай бог докопаться этому костюму с глазками, что охранник Вася в здравом уме и твердой памяти выдал мне ключи и помог отключить сигнализацию. Тогда моментально — организованная преступная группа из двух человек (а потом еще и Соловьева притянут за уши) — и кончились мечты о пятерочке. Тогда — только пятнадцать. А у меня по гороскопу через семь лет — небывалый фарт и поездка в Италию. Так что огребать пятнаху резона нет. Еще накануне продумал я до деталей, что и как отвечать мне про охранника. Ставка очная нужна — это обязательно. Чтобы меня сначала допросили, его — потом. Чтобы Васек понял, что я его не сдаю, а наоборот, вытаскиваю — и повторил слово в слово мои показания. Поэтому следователю я сказал: мол, доступ к сейфам открыл мне охранник Василий такой-то. Тот радостно застрочил — даже расспрашивать не стал. Пока все отлично.

В остальном был я правдив до омерзения. Допрос закончился, попрощались — до завтра, Борис Николаевич, готовьтесь к очной ставке с охранником — всегда готов, гражданин следователь.

Вернулся в камеру — компания выглядела бледно. Мне виновато сообщили, что был обыск, все сумки, мою в том числе, перевернули, изъяли бульонные кубики, пирожные, колбасу и что-то еще — короче, избавили от купленного накануне. Промыли всех, кроме меня — спасибо следователю, вовремя вызвал. Кто-то заметил: с твоим приходом, Боря, каждый день — приключения какие-то на нашу голову. Бывает, — отвечаю, — жизнь состоит не только из праздников.

После вечерней проверки уснул в обнимку с тетрадью — общая, толстая, как и было обещано.

Васю моего было не узнать: помятый весь, сгорбленный и подавленный, под глазами мешки, волосы торчат в разные стороны. Только и успел — кинуть ему пачку «Мальборо». Следователь, конечно, оборвал меня, но тут дверь опять открылась, вошли опера. Вежливо попросили забрать Горелова в соседний кабинет для разговора. Следователь пожал плечами: забирайте, мол, только ненадолго.

Первым делом, конечно, про охранника спросили.

— Боря, скажи, как у тебя ума хватило записать его в сообщники? Может, адвокат тебе нужен?

— Нет, адвокат не нужен — нужно, чтобы охранник показания давал после меня.

— Ага. Значит — придумал уже. Поделиться не хочешь?

— Почему не хочу? Пожалуйста. Я чистосердечно признаюсь следователю — используя служебное положение, попросил охранника показать мне одно из хранилищ; подсмотрел, как он отключает сигнализацию, потом напоил, достал ключи от сейфов, сгонял на ВДНХ — сделал копии. Василий повторяет мои показания — и выходит на свободу с чистой совестью.

— Понятно. Ну, что ж — красиво. Боря, а он точно был не в доле?

— Посмотрите на него и произнесите слово «доля». И постарайтесь представить его в этой «доле».

— Согласен. Значит, пойдет свидетелем. Уже хорошо. Для тебя. Но — имей в виду: следователь уверен, что были сообщники.

— Откуда уверенность?

— Он, видишь ли, не понимает, как ты, не зная иностранных языков, мог выбирать самые ценные книги. Считает, что был сообщник. Подумай.

— Спасибо, уже подумал.

— И?

— Предложу ему — следователю, в смысле, — самому зайти в хранилище. Пусть попробует найти там хоть одну книгу, которая не представляет ценности.

— И тут прав. Ты его сейчас убьешь этим ответом — он нам с пеной у рта доказывал, что отбирал книги специалист.