Иштван Сабо - Бог смотрит в другую сторону Страница 4

Янчи сунул кнут в кожаный чехол: старушку Вильму подгонять не требовалось. Лошадь быстрой рысью, ровно, не сбиваясь с темпа, бежала по правой стороне дороги, увлекая за собой бричку; она двигалась по мелко размолотой щебенке так, словно там была проведена мелом какая-то видимая только ей линия. Вильма уже не радовалась, когда натягивали вожжи, просто знай себе бежала! и бежала своей дорогой. Иногда она качала головой из стороны в сторону, будто говорила: нет, нет! — на самом деле лошадь всего лишь отгоняла от себя назойливых осенних мух, которые садились ей на нос, норовили угодить в глаза.

— Слышь-ка, Анна, — произнес Шандор Шимон, — а кум Габор не отопрется, что это он своему молодцу когда-то уши сварганил.

— Ас чего бы ему отпираться? — в ответ засмеялась мать.

— К слову пришлось. И голову он так гордо держит. Настоящий Чанаки!

— Ну, глаза-то у него карие, в Хедьбиро пошел. Вот жалко только, что норов горячий ему от отца достался.

— Да и уши тоже. Янчи, — обратился Шимон к сидевшему на переднем сиденье мальчику, — я тебе не советую при таких ушах против ветра ходить. Больно тяжело будет. Следи, чтобы в уши тебе всегда попутный ветер дул. Тогда быстренько до цели доберешься.

— Ох, кум, ежели не перестанешь, я сейчас с брички слезу.

— Слезешь у себя на дворе, кума. Я с тобой говорю, крестник.

Янчи молча сжимал в руке вожжи. Он пытался справиться с собой, подавить свое недовольство, ему не нравился тон разговора. Ведь он как-никак приехал за больной матерью.

Затем, обернувшись, он почтительно проговорил:

— Крестный, коли не идти против ветра, так сроду и не узнаешь, на что в жизни способен.

— Хорошо ответил, — похвалил его Шандор Шимон. — Молодец, крестник. — И он по-ребячески громко расхохотался. — Не зря я у него крестный отец.

Потом внезапно, без всякого перехода проговорил серьезным голосом, в котором слышались даже угрожающие нотки:

— Скажем, крестник, почему ты после народной школы в гимназию не пошел? Место для тебя нашлось бы. Сейчас много барчуков с родителями за границу сбежало.

— И я ему об этом твердила, но он меня не послушал, — пожаловалась мать. — Сильно к отцу тянется. И еще говорит, что из книг, какие читает, всему, мол, научится.

— Книги читать — дело хорошее, но диплома за это не дают.

Тут Янчи поспешно обернулся снова:

— Книги читают не ради диплома, крестный.

Но Шандор Шимон пропустил его слова мимо ушей. Он вновь обратился к матери:

— Я видел, он косить научился.

— Научился. Хотя ему еще рановато.

— И впрямь рановато, — заметил Шандор Шимон. — Но отец-то рядом. Следит, чтобы малый не надорвался.

— Пока отец рядом, не надорвется. Но вдруг пойдет работать со старшими ребятами… С парнями молодыми… Сам знаешь, Шандор, как обидно бывает мальчишке отстать от них!

Шандор Шимон снова стал набивать любимую трубку — подарок крестника, задумчиво кивая головой. Раскурив трубку, он с досадой отбросил обгоревшую спичку.

— Янчи — парень неглупый, Анна. И не блажной какой, чтобы на потеху старшим ломаться. Правда, крестник?

У Янчи все лицо горело от смущения, он с трудом переносил, когда в его присутствии говорили о нем. Однако он и не подозревал, что услышит еще более горькие вещи от людей, сидевших на заднем сиденье.

И вдруг мать проговорила тихо, задыхаясь:

— Слушай, Шандор… Ты видел, в каком я была состоянии, когда ты меня подобрал у придорожной канавы. Знаешь ты и отчего я стала такой… Я долго не проживу. Когда у жены Антала Месароша лодыжки такие сделались, она через год умерла. И мне больше не протянуть…

— Анна, не говори так…

— Нет, Шандор, я точно знаю. Вы только сына моего единственного поберегите. Ты молотилкой распоряжаешься так не позволяй ему наравне со взрослыми мужиками мешки с зерном таскать. Вот когда стукнет ему лет восемнадцать — двадцать… Не хочу, чтоб он калекой стал. И как только в разум войдет, жените его — какой дом без бабы!

Мать горько рассмеялась.

— Правда, уши у него в отца, но по силе ему с отцом никогда не сравниться. Хоть и носит фамилию Чанаки, из него все одно Хедьбиро получится. Видать, только в солдаты и сгодится.

Янчи натянул вожжи. Вильма послушно остановилась, и мальчик в тот же миг спрыгнул с брички на землю.

— Вы свои разговоры разговаривайте, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнес он, — а я и сам домой доберусь. Вы тоже дорогу найдете.

И он быстро пошел вверх по тропинке, ведущей в деревню.

— Янчи! — крикнула ему вслед мать.

— Крестник! — гаркнул Шандор Шимон.

Вильма снова потянула за собой бричку по мощеной дороге, но Янчи уже успел скрыться за деревьями.

— А ведь мы ничего дурного не говорили, — словно размышляя вслух, заметила Анна.

— Разве? — бросил Шандор Шимон. — Парень, видать, сейчас в силу входит. И гордости у него хоть отбавляй.

— Как у отца?

Неторопливо и мягко катила вперед легкая бричка, но разговор у сидящих в ней людей не клеился, никто из них не начинал его вновь — ни кума Анна, ни кум Шандор. Оба они за неимением лучшего оглядывали окрестные пейзажи, уже несущие на себе печать ранней осени, да наблюдали, как трясет головой Вильма, отгоняя лениво кружащих мух.