Пер Энквист - Визит лейб-медика Страница 51

Тут были все, кроме вдовствующей королевы и Рантцау.

Все было совершенно как обычно. Через некоторое время Кристиан прекратил танцевать и сел играть в лу[25] с компанией, в которую входил и генерал Гелер. Король, оставив танцы, еще минуту назад вдыхавшие в него жизнь, казалось, внезапно погрузился в рассеянность и меланхолию. Он играл, не задумываясь, у него, как обычно, не было денег, и он проиграл триста тридцать два риксдалера, которые пришлось выложить генералу и которые он после катастрофы, к сожалению, так и не получил обратно.

В другой ложе сидел полковник Кёллер, ему предстояло руководить военной частью предстоящего в эту ночь переворота. Он играл в тарок с гоф-интендантом Бергером. Лицо Кёллера было непроницаемым. На нем нельзя было прочесть никакого волнения.

Все были на месте. Кроме вдовствующей королевы и Рантцау.

Маски были обычными. У Струэнсе была полумаска плачущего шута. Впоследствии говорили, что на нем была маска, изображавшая череп.

Но это было не так. Он представлял плачущего шута.

Танцы закончились около двух часов.

Позже все сошлись на том, что этот маскарад можно было считать совершенно лишенным каких-либо событий. Это было странным, учитывая, что потом о нем будут так много говорить, и он сделается таким важным, а все ведь сошлись на том, что там ничего не произошло. Ничего. Все были такими, как всегда, танцевали, и никто ничего не ждал.

Струэнсе с королевой протанцевали три танца. Все отметили их спокойно улыбавшиеся лица и их беззаботную беседу.

О чем они говорили? Потом им было уже не вспомнить.

У Струэнсе весь вечер было какое-то странное ощущение отстраненности, или сна наяву, словно бы он уже пережил все это раньше, а теперь это ему снова снилось, короткими, повторяющимися отрывками. Все в его сне двигались бесконечно медленно, рты у них открывались и закрывались, но беззвучно, и это походило на какие-то медленные движения в воде. Они будто скользили в воде, и единственным, все возвращавшимся и возвращавшимся, были воспоминания о короле в роли Султана из «Заиры» и о его движениях, и каких-то странно взывающих жестах, напоминавших жесты актера, но более естественных, как у утопающего, и о том, как его рот открывался и закрывался, будто он хотел что-то сказать, но ничего не выходило. И потом другая часть этого сна наяву: королева, чье лицо приближалось к нему, и которая совершенно спокойно его целовала, потом отступала назад, и эта легкая улыбка, говорившая, что она любит его, и что он не должен ее недооценивать, и что это было началом чего-то потрясающего, что они вплотную приблизились к границе, и что там, на границе, были и величайшее наслаждение и самая заманчивая смерть, и что он никогда в жизни не пожалеет, если они перейдут эту границу.

И казалось, что эти двое — Кристиан-актер и Каролина Матильда, обещавшая наслаждение и смерть, — слились воедино в этой пляске смерти в Придворном театре.

Он проводил ее.

Их сопровождали две придворные дамы. В коридоре перед опочивальней королевы он поцеловал ей руку, не говоря ни слова.

— Этой ночью мы будем спать? — спросила королева.

— Да, любовь моя. Сегодня сон. Сегодня сон.

— Когда мы увидимся?

— Мы будем видеться всегда, — сказал он. — Во веки веков.

Они посмотрели друг на друга, и она подняла руку и коснулась его щеки с легкой улыбкой.

Это был последний раз. Больше он ее никогда не видел.

2

В 2.30, через полчаса после того, как перестала играть музыка, 2-ой гренадерской роте Фальстерского полка были выданы боевые патроны, и ее солдаты были выведены на указанные позиции.

Все выходы из дворца были перекрыты.

Оперативный руководитель переворота, полковник Кёллер, час назад закончивший партию в тарок с гоф-интендантом Бергером, ознакомил двух лейтенантов с письменным приказом вдовствующей королевы, в котором предписывалось арестовать ряд поименно перечисленных лиц. В нем, в частности, говорилось, что «поскольку Его Величество король желает обезопасить себя и государство и покарать определенных лиц из своего непосредственного окружения, осуществление этого Он доверил нам. Поэтому мы приказываем Вам, полковник Кёллер, именем и властью короля, привести в эту ночь волю короля в исполнение. Король желает далее, чтобы у всех выходов из покоев правящей королевы была выставлена надлежащая охрана». Послание было подписано вдовствующей королевой и принцем крови, но составлено Гульбергом.

Ключ к операции состоял в том, чтобы быстро захватить короля и королеву и содержать их по отдельности. Решающую роль в этом предстояло играть Рантцау. Его, однако, нигде не было.

У графа Рантцау сдали нервы.

Рантцау жил в королевском дворце, который отделялся от Кристиансборгского дворца каналом, и который сегодня носит название «Принсенс Палэ», и в течение всего этого дня графа никто не видел. Но пока маскарад еще продолжался, у входа в Придворный театр был остановлен нарочный; он производил странное впечатление, ужасно нервничал и сказал, что у него важное сообщение для Струэнсе от графа Рантцау.

Нарочного задержала стража заговорщиков, вызвали Гульберга.

Гульберг, не спрашивая разрешения и невзирая на протесты нарочного, схватил письмо и вскрыл его. Прочел. В письме говорилось, что Рантцау хотел поговорить со Струэнсе до двенадцати часов, «и помните, что если Вы не устроите этой встречи, Вы горько об этом пожалеете».

И это было все. Однако все было ясно. Граф Рантцау пытался найти решение дилеммы, другой выход из лисьей норы.

Гульберг прочел и улыбнулся одной из своих редких улыбок.

— Маленький Иуда, который в качестве вознаграждения наверняка захочет стать ландграфом Лоланда. Он им не станет.

Он сунул письмо в карман и приказал увести посланника и содержать его под стражей.

Тремя часами позже все заговорщики были на месте, войска наготове, но Рантцау отсутствовал. Тогда Гульберг с шестью солдатами поспешил к Рантцау домой и нашел того в полном одеянии сидящим в своем кресле за чашкой чая и покуривающим трубку.

— Нам вас не хватает, — сказал Гульберг.

Рантцау положил ногу на скамеечку и с взволнованным и несчастным лицом показал на свою ступню. С ним, сказал он, запинаясь, приключился приступ подагры, у него сильно распух палец, он едва может ступить на ногу, он ужасно сожалеет и совершенно безутешен, но из-за этого не сможет выполнить свое задание.

— Трусливая тварь, — спокойным голосом проговорил Гульберг, даже не пытаясь смягчить непристойность своего обращения к графу. — Ты пытаешься уклониться.

Гульберг последовательно обращался к нему на «ты».

— Нет, нет! — отчаянно запротестовал Рантцау, — я не нарушаю договора, но моя подагра, я в отчаянии…

Тогда Гульберг велел остальным покинуть комнату. Когда те вышли, он достал письмо и, держа его большим и указательным пальцами, будто от него дурно пахло, сказал лишь:

— Я прочел твое письмо, паршивая крыса. В последний раз. Ты с нами или против нас?

Мертвенно бледный Рантцау уставился на письмо и понял, что выбор у него невелик.

— Разумеется, я с вами, — сказал Рантцау, — быть может, меня могут отнести для выполнения задания… в портшезе…

— Хорошо, — сказал Гульберг. — А это письмо я сохраню. Его не обязательно кому-нибудь показывать. Но только с одним условием. Что ты, после того, как очистительное деяние будет завершено, и Дания будет спасена, не станешь меня сердить. Но ты ведь не станешь в дальнейшем меня сердить, не так ли? Чтобы вынудить меня показать это письмо другим?

На некоторое время воцарилось молчание, потом Рантцау совсем тихо сказал:

— Разумеется, нет. Разумеется, нет.

— Никогда в жизни?

— Никогда в жизни.

— Хорошо, — сказал Гульберг. — Тогда мы знаем, как будут складываться наши отношения в будущем. Приятно иметь надежных союзников.

Потом Гульберг вызвал солдат и приказал двоим из них отнести графа Рантцау на исходную позицию в северной галерее. Они перенесли его через мост, но потом граф объявил, что хочет попытаться идти сам, несмотря на невыносимую боль, и похромал к своему командному пункту в северной галерее.

3

В 4.30 утра 17 января 1772 года они перешли к действию.

Две группы гренадеров, одной из которых командовал Кёллер, другой — Берингскьольд, одновременно ворвались к Струэнсе и Бранду. Струэнсе обнаружили спокойно спящим; он сел в постели, с удивлением оглядывая солдат, и, когда полковник Кёллер объявил его арестованным, попросил показать ему приказ об аресте.

Приказ ему не показали, потому что такового не существовало.

Тогда он вяло посмотрел на них, медленно надел на себя самое необходимое и последовал за ними, не говоря ни слова. Его посадили в наемную карету и повезли в тюрьму крепости Кастеллет.