Виталий Эрбес - За гранью возможного Страница 2

Все депортированные из разных мест и республик попали в крайне тяжелые условия. Не было жилья, ютились в землянках. Но позже, через 4—5 лет, стали строить себе дома из самодельных саманных блоков. Для изготовления блоков брали глину, солому, всё перемешивалось с водой в густую массу. Месили ногами, иногда надевали шахтерские резиновые сапоги. Готовая масса закладывалась в специальные формы на два блока, сколоченные из досок. В этих формах масса утрамбовывалась и переносилась на ровное солнечное место, где сушилась, либо сразу клалась в один ряд на стену или фундамент. Саманная стена хорошо держала тепло и была достаточно прочной и дешевой в производстве.

Очень сложно было достать деревянный строительный материал, чтобы сделать окна, пол, перекрытие и т.д., так как в той местности деревья не росли. Бревна привозили на лесопилку для нужд шахты, и иногда по заявке можно было купить немного.

В то время корова действительно была кормилицей, поэтому мы купили корову, комолую, безрогую. Дед построил из плетня сарай, куда складывали сено и загоняли корову на ночь. Жизнь потихоньку улучшалась. В 1946 г. из трудармии (г. Соликамск) вернулся мой отец, изможденный, больной. Около года он восстанавливался. Когда ему стало получше, мать решила продать корову и строить дом. Дом получился добротный, одноэтажный. Четыре комнаты отапливала круглая печь. Казалось бы, жить да жить. Но нет, судьба еще не до конца проверила нас на выносливость. Вскоре рудник Баладжал закрыли. Как мы потом узнали, его оставили в качестве резерва на будущее. В настоящее время он вновь функционирует. Для многих и для нас в том числе это был настоящий удар.

Некоторые не перенесли этого удара. Все стали разъезжаться кто куда. Выстроенные «кровью и потом» новые дома рушили, разбирали, чтобы вывезти хотя бы стройматериал – лес. Только что построенные дома превратились в развалины, жутко было смотреть. Все приходилось начинать с нуля. Для начала надо было определиться, куда переезжать. В руднике люди жили фактически на положении ссыльных, из рудника их никуда не выпускали, поэтому ориентиров у них никаких не было. Жители были растеряны, не знали, что делать. Хотя в этот период комендантский контроль был уже снят, у людей не хватало денег, чтобы куда-нибудь уехать. И опять они оказались брошены на произвол судьбы.

Отец мой, не выдержав морально такого удара, заболел менингитом. Месяца два лежал не вставая. Лишь благодаря заботам матери он выжил. Когда он немного поправился, мы разобрали дом. У нас была мечта вернуться в Краснодар, где мы родились и когда-то жили, но, увы, она была неосуществима. Денег хватило, только чтобы добраться до ближайшего рудника «Октябрьский». На эти деньги отец нанял грузовую машину. Ее загрузили стройматериалом и необходимыми предметами обихода и переехали на рудник «Октябрьский», где сняли две комнаты в частном доме. Во дворе выгрузили стройматериалы – лес, доски, двери, окна и т. д. Часть их отец продал, а другая часть так и лежала и постепенно сгнила. Строить новый дом отец уже не хотел, и сил у него больше не было, а я еще не вырос для этого.

ДЕТИ ПРИРОДЫ

Золотодобывающий рудник Баладжал, Восточный Казахстан, находился на склоне плоскогорья, окруженный с двух сторон горами, которые защищали поселение от ветров.

Мне четыре года, в шесть часов утра сижу на подоконнике в трусиках без майки, босиком, в полусонном состоянии. Через открытое настежь окно светило мягким, утренним светом июльское солнце. Мать собирается на работу в больницу, а сестры убирают все, что стелили на пол, и уж какой там сон.

Пригревало солнышко, заливая своим ярким светом небольшую площадку перед окном, поросшую ярко-зеленой короткой травой. Трава росла пучками и отдавала свежестью и какой-то жизненной силой.

Мать, уходя на работу, велела: «На столе хлеб, отварная картошка, покушаешь, уберешь!» Хлеб темно-коричневого цвета, мякиш, как пластилин. Помню, из него мы лепили всевозможные фигурки, которые сушили на солнце, а потом сухие, твердые грызли. А если попадалась пшеница в зернах, мы ее жарили на сковородке, подсолив и чуть добавив масла – любого, если было. Поджаренную пшеницу (по-казахски курмач) засыпали в карман или в сумку и постоянно грызли, она была очень вкусная.

В это время прибежал мой двоюродный брат Вилька, его мать тоже работала врачом. Вилька рассказал, что его соседи, муж и жена и двое детей нашего возраста, идут в горы за крыжовником и могут нас взять с собой. Сообщили об этом бабушке, она дала нам кусок хлеба, две отварные картошки и отпустила.

Через час мы были уже на подъеме в гору. Это первый выход в горы и свобода без ограничений. В горах росла трава, колючие кусты карагайника, черемуха, калина, смородина в ущельях и вдоль речек по берегам, и крыжовник. Крыжовник именно в горах вырастал большим кустом, до двух метров высоты. Сладковато-кислые ягоды крупного размера с зелеными прожилками. Некоторые сорта ягод покрыты ворсом, некоторые гладкие. По цвету тоже было отличие: синевато-сизые, бордовые, зелено-красные. Всего четыре сорта.

Набрав полкорзинки спелого крыжовника, мы с братом пошли дальше по склону, в сторону отдельно стоящего большого куста крыжовника. Когда подошли, увидели крупные, сочные ягоды красновато-фиолетового цвета, бесподобные на вкус, с каким-то особым ароматом.

Когда стали собирать крыжовник, я увидел среди веток змею длиной приблизительно полтора метра, тогда я еще не знал, что это гадюка. Гадюка шипела и, как бы пугая нас, делала по направлению к нам короткие однообразные выпады головой на изогнутой шее.

В это время подошел Иван с женой и детьми, они удивились количеству, цвету и вкусу крупной ягоды. Я показал рукой на змею, которая, обвив пару веток, и не собиралась уползать. Иван сообщил, что в этом месте водится много ядовитых гадюк и они опасны, могут укусить, после чего поднял с земли сухую веточку, постучал по крыжовнику, громко сказал: «Уходи!» Видно было по внешности и действиям Ивана, что он очень боится змей. Змея быстро скользнула меж веток, исчезла в траве и камнях. Я внимательно разглядел ее и запомнил. Голова треугольная, тяжелая, шея тоньше, чем голова, цвет серый, по хребту от головы до конца хвоста зигзагообразная полоса темно-серого цвета, почти черная.

Сколько я себя помню, в Баладжале мы всегда бегали босиком как в поселении, так и в горах. Единственной нашей одеждой были трусы. Все пацаны, кроме трусов, ничего не носили с ранней весны, когда земля только прогреется, и до самой осени, до холодных дождей.

Когда мы пришли с гор домой, принесли полную корзину крыжовника, мать сказала нам: «Ну вот и добытчики в нашей семье появились». Мы были этим горды.

Я рассказал деду Егору Фадеевичу о том, что на кусте крыжовника находилась гадюка и как она себя вела. Дед нахмурился и объяснил нам, что это была хозяйка куста и того места, где рос особый крыжовник. И что пришло время научить нас общению с природой и животным миром. «Вы ведь все равно будете бегать в горы и без разрешения».

Когда любое существо, будь то человек, волк или еще кто-то, однажды прочувствует запах свободы, его уже никогда не поставишь в определенные рамки жизни. Дед говорил: «Свобода – жизнь, ограниченная свобода – тягость, отсутствие свободы – смерть, если ты не родился рабом».

Тогда я не совсем понимал эти слова, но они запечатлелись в памяти на всю жизнь, и у меня действительно всегда были свобода и право выбора. Никогда ни от кого не зависел и не пригибал головы.

Мы ждали этого дня с нетерпением, когда же дед поведет нас в горы. Среди недели в восемь утра дед действительно повел нас в горы. Шли по каменистой виляющей тропинке, все время на подъем. Через час ходьбы увидели на скальной плите спящую гадюку, она грелась на солнце без какого-либо движения.

Дед попросил нас внимательно смотреть за его действиями. Вытащил из кармана носовой платок, заложил его в левую руку так, что большая часть платка надулась пузырем и была впереди от пальцев примерно на пять шесть сантиметров. Дед заранее объяснил, что если гадюка укусит, она ударит зубами в платок, а не в руку. Змея слепая, но у нее сильное обоняние – язык, и слух «от земли» хороший.

Осторожно подойдя к змее, дед присел на корточки, руками сделал какие-то пассы над ее головой. Змея плавно подняла голову, тогда дед стал равномерно водить платком вправо и влево перед мордой змеи, а затем правой рукой большим и указательным пальцем взял гадюку за шею ниже головы и медленно поднял вверх.

Глядя змее в глаза, он что-то проговорил, плюнул ей сверху на голову и так же медленно опустил на тропинку. После этого пошел вверх по тропинке, а гадюка как привязанная поползла за ним следом, не отставая. Мы с братом шли за ними на безопасном расстоянии. Пройдя таким образом метров шестьдесят, дед развернулся, взял спокойно гадюку за шею, стер платком слюну с ее головы и отпустил на тропинку. Гадюка как будто проснулась, быстро уползла в траву.