Галина Барышникова - Мастерская сновидений Страница 5

В тот день, когда, собственно, и началась эта история, Людмила Сергеевна благополучно отчитала лекции и вернулась на кафедру. Её коллега Кудрявцев Пётр Александрович сидел за своим рабочим столом и читал, а, вернее, делал вид, что читает, на самом же деле находился в странном состоянии сознания. Статья аспиранта неведомым образом задела в нём какие-то струны, и в душе профессора звучала взъерошенная, нервная мелодия. Но она была ему как будто знакома.

– Скажите мне, дорогая, – обратился он к Болдыревой, – вам часто снятся одни и те же сны?

– Постоянно. – Она слегка улыбнулась.

Дело в том, что профессор Кудрявцев считался в институте неисправимым материалистом и противником «всяческих астральных завихрений», как он любил говорить. Ему было шестьдесят лет, он был учёным и желал понимать только язык фактов и логических аргументов.

– А что случилось? – Спросила Людмила Сергеевна.

– Мне с детства снится один и тот же сон. А сегодня я у Гоши прочитал…

– А-а. Зелёная волна.

– Вы уже прочитали?

– Уже, – улыбнулась она.

– Но дело не только в этом. Как раз сегодня ночью мне снился странный сон. Будто я сижу, словно йог, и вижу, как внутри меня словно воздух по трубам поднимается сила. Ощущение странное. Я вижу, что внутри меня образуется стебель, а на уровне сердца возникает бутон…

Людмила Сергеевна посмотрела на него каким-то пронзительным материнским взглядом, как на сына, который очнулся от своего заблуждения. Она совсем близко подошла к нему, положила руки ему на грудь и продолжила:

– А потом этот бутон раскрылся, и из него вверх поднялась огненная сфера, словно солнце. Возникло ощущение, что лотос родил солнце. – Голос её дрожал. – И это солнце поднималось всё выше, и над головой возникло сияние, словно нимб. Так ведь? – Пётр Александрович только молча кивнул, казалось, он утратил дар речи, за него только говорили глаза – раскрытые в удивлении. А Людмила Сергеевна продолжала. – Нимб всё рос за спиной, и вам показалось, что это выросли крылья, но сияние всё продолжало расти, продолжало расти, – повторила она, и глаза её заблестели, – свет за плечами поднялся выше головы, отделился от тела и стал отдельной тонкой структурой. Так ведь?

– Так.

– Это родилось ваше новое тело. Это просто вы вернулись обратно, мой милый. Человек – это всегда свет.

– Да, так и было сказано: человек – это всегда только свет. Но вы-то откуда всё это знаете?

– Я тоже видела этот сон.

– Вы? Когда?

– Этой ночью.

– Ничего не понимаю, я, наверное, с ума схожу.

– А вот этого вам никто не позволит сделать. Уж я-то точно. – И она обняла его. Дотянуться она могла только до его плеч. Он стоял под её ладонями: притихший большой ребёнок. Сколько раз, слыша её восторженное щебетание после очередной поездки, он сам хотел обнять её, как девочку посадить к себе на колени, но всякий раз гасил это желание. А сейчас смиренно стоял и чувствовал, как растёт в его душе покой. «Покой – часть мудрости. Мудрость – часть покоя» вспомнил он слова одного умного человека.

– И все-таки я бы хотел понять, что происходит, – произнёс он.

Людмила Сергеевна села за стол, достала из сумочки очки.

– Ну, хорошо. Вы слышали когда-нибудь об опытах алхимиков?

– Слышал, но никогда не вдавался в подробности.

– Совершенно напрасно. Вам была бы очень полезна эта информация. Именно вам.

– Я занимаюсь другой наукой.

– Это здесь и сейчас.

– А что есть кроме этого «здесь и сейчас»?

– А вы как учёный, как академик действительно считаете, что время линейно, и всё происходит в одной плоскости?

– Считаю. А всё остальное – сказки. Где доказательства?

– Ваш сон. Который я видела.

– А может это ваш сон, который видел я? – засмеялся профессор.

– Вы правы – вы видели мой сон. И это ещё удивительнее.

– Почему?

– Потому что ЭТО видеть могла только Часть Меня. Алхимики много работали над вопросом трансмутации человека. Они это называли поиском философского камня. И пришли к интересному заключению.

– Какому же?

– Всему своё время. Я не имею права вам ничего рассказывать, пока вы сами не начнёте искать ответы. Но мы получили интересный знак. – Людмила Сергеевна почему-то грустно улыбнулась. – Вы даже представить себе не можете, насколько вы много знаете. Насколько много умеете.

Она встала, подошла к профессору, протянула ему руку.

– Мне уже пора, до завтра. Я позвоню вам.

Он пожал её руку, потом наклонился и коснулся губами – маленькая ладонь вздрогнула в его руке, словно пойманная птица.

Было бы очень банально сейчас говорить о том, как дорог ему этот человек. Он просто знал, что самые сильные и значительные мысли всегда умещаются в паузу между слов.

– Я буду очень ждать, – тихо произнёс он.

Глава вторая

Возвращение

И тогда к нему явился Ангел. Я не буду говорить, его ли это был Ангел или ещё чей-то – это не так важно. Важно лишь то, что однажды к нему явился Ангел. Это было ранним утром. Было зябко. Ангел сидел одиноко на крыше самого высокого дома города, и его фигура в капюшоне – словно крючок в небо – зацепила его, Жоржа, когда он пролетал мимо – видимо, домой возвращался. Вот тогда-то он понял, что летает. Но это ещё не всё – тогда, увидев Ангела на крыше спящего города, на фоне серого утреннего неба, он понял, как сам одинок. В эту секунду Жорж одновременно понял очень многое, например, что у него никого нет кроме себя. Поняв это, он проникся к себе щемящим чувством любви. Немного подумав, он даже себя зауважал, ведь к нему явился Ангел! И если до этого он не знал, как от себя избавиться, то теперь понял, что золото невозможно выбросить – его можно только потерять. И ему вдруг очень не захотелось себя терять.

А Ангел сидел на вентиляционной башенке и внимательно его разглядывал. Жорж посмотрел вокруг: светает. Серо-голубое небо казалось продолжением глаз Ангела… даже не так – само небо, казалось, смотрело на него, и Ангел был его продолжением. И Жоржу вдруг так захотелось домой, словно бы его поманили, словно бы он уже возвращался. Он настолько это почувствовал, что ему даже послышался нетерпеливый перезвон ключей. Домой! Скорее домой! Ангел улыбнулся.

– А у твоих ключей милый голос, – сказал он. И Жорж понял, что всё это время они не разговаривали.

Он смущённо переваливался с одной ноги на другую: всё-таки не покидало чувство, что кто-то зовёт, вот даже за ногу дёргает – он потряс ногой, не помогло. Жорж поёжился от холода – предрассветная влажность лезла за воротник. Ангела тоже передёрнуло.

– А пойдём ко мне, чайку попьём? – неожиданно произнёс Жорж.

– А пойдём, – опять улыбнулся Ангел.

– А как мне тебя называть?

– Азриэль.

– Азриэль… Азриэль – красиво. А послушай, Азриэль, ты, наверное, всё знаешь… Что такое любовь? А?

– Формула счастья. Единственная формула счастья. Я рад, что ты меня об этом спросил.

Они вдруг неожиданно, как-то сразу оказались на кухне. Жорж рассеянно оглядывался по сторонам, словно был вовсе и не в своей квартире.

– Ты там, где твоё внимание. Сам же только что сказал – на кухню.

– А-а, – по-детски потянул он.

– Запомни: ты там, где твоё внимание. И не удивляйся так долго. Иди лучше, поправь свою ногу – затекла ведь вся. – И Ангел втолкнул его в комнату.

Ну, так и есть! – Он валялся на кровати, а на нём сидел чёрный французский бульдог. Пёс зарычал, увидев их. Жорж открыл глаза и сел на кровати.

– Ты кто? – спросил он, увидев Ангела у своего ложа.

– Ну вот! Ладно. Давай всё сначала. Я – Ангел твой Азриэль.

– Мой?

– Ну не твой, а посланный к тебе, какая разница сейчас? Сам ведь предложил чайку попить. – И Ангел театрально развернулся, словно собрался уходить.

– Подожди, я всё вспомнил. – Жорж встал с постели и растёр затёкшую ногу. – Я что, каждую ночь так из себя вываливаюсь?

– Наверно, кто ж тебя знает.

– А от чего не помню?

– Я же тебе уже говорил – ты там, где твоё внимание.

– Слушай, а кто ты?

Ангел даже пошатнулся от возмущения.

– Как? Опять? Я же тебе уже говорил – Я – Ангел твой – Азриэль.

– Да нет, это я уже понял, но – кто ты?

– Я хранитель всего самого лучшего в тебе. Конгломерат твоих качеств. Точка всех твоих путей, как по ту сторону, так и по эту. Ты из меня выходишь. И в меня же возвращаешься. Как цветок, сворачиваешься и распускаешься из бутона. Из меня. Я – Ангел твой Азриель. Я – твоё верхнее отражение.

– Скажи, а каждая вещь имеет своё отражение? – растерянно спросил Жорж.

– А ты как думаешь?

– Ну… если поставить зеркало…

– Вот ты и ответил на свой вопрос. Все миры отражаются друг в друге. Что вверху – то и внизу. Ты же знаешь.

И Жорж действительно вспомнил, что несколько дней назад, готовя статью для Петра Александровича, читал эти строки из Гермеса Трисмегиста. Мало того, что читал, он долго размышлял над ними, а потом вставил в свою эпопею об алхимиках.