Жиль Кепель - Джихад. Экспансия и закат исламизма Страница 36

Правда, прямой эффект от деятельности этого авангарда оставался невелик. Так, во Франции «студенты, верные линии имама», в основном иранцы, тщетно пытались привлечь на свою сторону иммигрантов из стран Магриба. Они призывали их превратить социальные конфликты начала 80-х годов, в частности в автомобильной промышленности, в джихад на стороне Хомейни против западного Сатаны. Из-за отсутствия единой культуры и влияния в рабочей среде эта их попытка свелась к нескольким кампаниям по раздаче листовок у проходных бастовавших заводов. В декабре 1983 года основные активисты были арестованы и высланы из страны. Всё это происходило на фоне насилия между различными фракциями иранской общины, которые устраивали сражения на улицах и станциях парижского метро. Гораздо более значимым был другой результат этого прозелитизма: в общественном мнении и сознании отдельных руководителей проявления ислама стали ассоциироваться с пертурбациями иранской революции. Поэтому французское правительство, столкнувшись с явлением, которое оно плохо понимало, осенью 1982 года передало управление и надзор над исламом (в стране проживало, в частности, два миллиона магрибинцев) алжирским властям, взявшим под свой контроль Большую Парижскую мечеть.[567]

В Соединенном Королевстве радикальная группа проирански настроенной интеллигенции из пакистанской диаспоры объединилась вокруг журналиста Калима Сиддики, основателя Мусульманского института. Он стал инициатором экстремистских акций, привлекших внимание прессы: в частности, пo свежим следам дела Рушди 1989 года Калим Сиддики приступил к созданию британского «Мусульманского парламента», призванного заменить собой Вестминстер. Но и в этом случае слабость движения, объединившего немногочисленных радикальных интеллектуалов, к которым основные авторитеты британского ислама — выходцы из пакистанских медресе — относились с подозрением, не позволила иранской исламской революции завоевать здесь много сторонников — эффект моды и новизны остался в прошлом.[568]

В странах Черной Африки молодые интеллектуалы, в основном хорошо образованные, увидели в тегеранских событиях возможность поколебать позиции традиционного ислама братств, который они осуждали при всем своем критическом отношении к европейской современности, ассоциировавшейся с колониализмом и империализмом. Так, в начале 80-х годов в Сенегале имел место всплеск исламизма, напрямую связанный с возвращением из Ирана молодых интеллектуалов, виднейшие из которых принадлежали к младшей ветви семейства Ньясенов — марабутов из братства Тиджанийя. Один из них в январе 1984 года основал франкоязычный пропагандистский журнал, название которого на языке волоф — «Валь Фаджри» («клянусь зарей», от арабского фаджр) — «это лозунг, властно утверждающий наступление сияющей зари после долгой мрачной ночи, царящей в мире со времени ухода Пророка Мухаммада (…). За четыре года ситуация коренным образом изменилась! Слава Богу! Лицо мира изменилось, самые основы человечества были потрясены с тех пор, как проект создания исламского общества предстал не только в качестве осуществимой идеи, но и как альтернатива другим проектам общественного устройства».[569] В журнале можно было встретить отрывки из произведений Хомейни, статьи в защиту Ирана в его войне с Ираком, рассуждения о единстве шиитов и суннитов, а также резкие выпады против Саудовской Аравии и Организации Исламской конференции. (Типичный заголовок: «На заседании ОИК Египет принят в ее ряды: помойка принимает мусор».[570]) Брат основателя журнала, обосновавшийся в городе Каолаке, на юго-востоке от Дакара, получил прозвище «Каолакского аятоллы» за свои страстные проповеди, в которых обличение французского империализма — он публично сжег французский триколор — сочеталось с обличением традиционного ислама как пособника этого империализма.[571] Однако против этих инициатив, вскоре вызвавших негативную реакцию государственной власти[572] и просаудовских кругов, единым фронтом выступили марабуты, интересы которых были поставлены тем самым под угрозу. Молодым исламистам не удалось предложить конкретной альтернативы формам социальной интеграции, доступа к материальным благам, которые предоставляли религиозные братства своим последователям и ученикам-талибэ в обмен на их послушание. Несмотря на финансовую помощь, оказывавшуюся Ираном некоторым из радикальных движений, им не удалось сохранить первоначального энтузиазма своих сторонников среди молодежи. Некоторые лидеры и интеллектуалы этих движений были приняты в братства и стали частью местного исламского истеблишмента, который еще недавно они так яростно критиковали. Другие с успехом превратили свои политические предприятия в процветавшие коммерческие фирмы. «Валь Фаджри», некогда радикальный исламистский журнал, с 1994 года сделался благопристойным ежедневным изданием либерального толка, которое имеет собственную радиостанцию, он-лайновые серверы и частный телеканал.[573]

Аналогичным образом сказалось влияние иранской революции на большинство мусульманских стран начала 80-х годов. Окрыленные молодые исламисты возвращались в 1979 году из Тегерана на родину в Малайзию и Индонезию, где отсутствовала шиитская традиция. Однако большинство из них предпочли включиться в деятельность вновь созданных исламистских суннитских организаций, таких как АБИМ в Малайзии, руководитель которой Анвар Ибрахим лично встречался с Хомейни.[574] Под нажимом правительств, весьма озабоченных угрозой неконтролируемого распространения исламистской пропаганды, вдохновение, которое могла породить иранская революция, «растворилось» во всемирном исламистском движении, находившемся под влиянием как саудовцев, так и — в еще большей степени — «Братьев-мусульман».[575]

На арабском Ближнем Востоке этот революционный энтузиазм вылился главным образом в постепенную исламизацию двух конфликтов, каждый из которых по-своему воплощал арабскую национальную идею, — палестино-израильского и ливанского. Среди косвенных причин исламизации палестинской проблемы следует отметить восторженное почитание Хомейни со стороны малочисленного радикального движения «Исламский джихад». Это движение явилось детонатором событий, приведших к «восстанию камней» — интифаде — в декабре 1987 года. Напротив, в Ливане Тегеран проводил политику прямого вмешательства через шиитское меньшинство, в рядах которого была создана партия «Хизбаллах».

В Палестине ООП традиционно придерживалась националистической тактики, проводимой как мусульманами, так и христианами[576] и являвшейся воплощением «арабской идеи». Начало 80-х годов тем не менее стало для организации трудным временем: изолированная от Египта после визита Садата в Иерусалим в 1977 году и последовавшего затем подписания мирного договора между Израилем и Египтом в 1979 году, бездействовавшая в Иордании после подавления «Черного сентября» в 1970 году, безжалостно преследуемая на оккупированных Израилем территориях, ООП сосредоточила свои силы в Ливане. С 1975 года она была втянута в гражданскую войну между правыми христианами (преимущественно маронитами) и «исламо-прогрессистами», сторону которых она приняла. Последнее название указывало не на исламистскую идеологию, слабо представленную в тот период на ливанской политической сцене,[577] но на конфессиональную принадлежность большинства из тех, кто выступал против политического господства маронитских элит[578] — наследия периода французского мандатного правления (1920–1946) и исповедовал идеи арабизма, в том числе идею борьбы за дело Палестины.

До тех пор пока ООП была втянута в ливанский конфликт, в котором очень скоро жестокость, бандитизм и зыбкость союзов затмили ясность принципов и обязательств, она почти никак не проявляла себя на антиизраильском фронте, являвшемся первопричиной самого ее существования. Ее положение еще более осложнилось в результате блицкрига еврейского государства на юге Ливана в 1982 году, разрушившего палестинскую инфраструктуру и заставившего ООП перенести свою штаб-квартиру из Бейрута в Тунис. К этому добавилось наступление сирийской армии, приведшее к изгнанию Ясира Арафата и его сторонников из Триполи в декабре 1983 года.[579] Руководству организации, вынужденному пребывать вдали от поля боевых операций, уже не удавалось, как прежде, представлять интересы палестинского дела. Кроме того, исламский идеал джихада в Афганистане грозил затмить в глазах арабской молодежи 80-х националистические идеалы старшего поколения.

Между тем в самой Палестине уже давно действовало исламистское движение, представленное прежде всего «Братьями-мусульманами». В основном оно занималось благотворительной и религиозно-просветительской деятельностью и пользовалось снисходительным отношением со стороны Израиля. Еврейское государство видело в нем аполитичного «компенсатора» недовольства палестинского населения, жившего в условиях оккупации, и безобидного наследника воинствующего национализма ООП. «Братья», имевшие прочные позиции в Газе, занимались прежде всего реисламизацией населения для создания противовеса светскому национализму ООП. Им было необходимо сначала изменить в свою пользу баланс сил в палестинском обществе, прежде чем ввязаться во фронтальную антисионистскую борьбу, которая в любом случае казалась им преждевременной, учитывая силовое превосходство еврейского государства.[580]