Брюс Липтон - Биология веры: Недостающее звено между Жизнью и Сознанием

Я посвящаю свою книгу

ГЕЕ — нашей Общей Матери; да простит Она нам наши прегрешения;

моей матери Глэдис, поддерживавшей меня все те двадцать лет, что ушли на подготовку этой книги;

моим дочерям Тане и Дженнифер, неизменно откликавшимся на мой зов, невзирая ни на какие превратности судьбы;

и в особенности — Маргарет Хортон, моему лучшему другу, моей спутнице, моей любви.

Да продлится наше радостное путешествие к счастью!

Пролог

«Если бы ты мог быть кем угодно... кем бы ты стал?» Я бился над этим вопросом долгие годы. Мне очень хотелось стать Кем-то! Я сделал неплохую карьеру в области клеточной биологии, стал профессором медицинского факультета, и что же? Это не принесло мне удовлетворения. Чем больше усилий я прилагал, стараясь чего-то достичь, тем несчастнее становился, и в итоге, как личность, оказался на грани полного краха. Я чувствовал себя жертвой обстоятельств и начал склоняться к мысли, что мне пора смириться со своей внутренней неудовлетворенностью. Que sera, sera — будь что будет. Раз судьба уготовила для меня такой жребий, значит, придется довольствоваться им.

Все изменилось осенью 1985 года. Я отказался от должности на медицинском факультете Висконсинского университета и отправился преподавать за пределы страны, в медицинскую школу на одном из островов Карибского моря. Там, вдали от высокоумной академической рутины, на изумрудном побережье, затерянном в безбрежной карибской лазури, мне довелось шагнуть за пределы господствующих в традиционной науке догм и испытать подлинное научное озарение, потрясшее основы моих представлений о природе жизни! Нужно ли говорить, что в результа­те от гнетущей меня внутренней неудовлетворенности и бессильного фатализма не осталось и следа.

Это произошло однажды ночью, когда я занимался анализом исследований физиологии и поведения клеток. Внезапно я понял, что жизнь клетки определяется отнюдь не ее генами. Гены — всего лишь молекулярные «чертежи», согласно которым некий «подрядчик» строит клетки, ткани и органы человеческого тела. Но кто выступает в роли такого «подрядчика»? Конечно же, наше физическое и энергетическое окружение, — иными словами, внешняя среда! Именно она отвечает за то, как функционирует клетка.

Будучи специалистом, посвятившим свою профессиональную деятельность изучению клетки, я понимал, что это мое озарение влечет за собой далеко идущие последствия — как для меня лично, так и для всех остальных людей. Организм человека состоит примерно из пятидесяти триллионов клеток. И коль скоро каждая отдельная клетка руководствуется не генами, а информацией, поступающей из окружающей среды, то же самое можно сказать и о человеческом организме в целом!

Я был потрясен. Ведь до сих пор я без малого два десятилетия вбивал в умы студентов-медиков Главную Догму биологии: жизнью управляют гены. Впрочем, где-то на интуитивном уровне смутные сомнения по поводу генетического детерминизма посещали меня уже давно. Отчасти эти сомнения основывались на результатах государственной программы исследований клонированных стволовых клеток, в которой я участвовал в течение восемнадцати лет.

Как я понял впоследствии, мое новое понимание природы жизни вступило в противоречие с еще одним догматическим верованием традиционной науки — оно поколебало непререкаемый авторитет классической аллопатической медицины и позволило заложить научный теоретический фундамент комплементарных* методов исцеления, черпающих силу в духовной мудрости древних и современных религий.

Кроме того, я увидел, — все мои душевные неурядицы были обусловлены лишь тем, что я безосновательно верил в собственную неспособность изменить свою жизнь. Что ни говори, люди обладают поразительной способностью цепляться за ложные верования, и мы, ученые, с нашим хваленым рационализмом, тут не исключение.

Очевидно, что, обладая высокоразвитой нервной системой, человек воспринимает мир более сложным образом, чем отдельная клетка. Отсюда следует, что у нас есть возможность строить нужные нам взаимоотношения с окружающей средой — в отличие от клеток, чье восприятие скорее рефлексивно. Эта мысль привела меня в восторг. Осознав, что существует научно обоснованный путь, ведущий от роли жертвы обстоятельств к роли хозяина своей судьбы, я испытал небывалый прилив сил.

С тех пор прошло двадцать лет. Все эти годы я продолжал свои биологические исследования и находил все новые и новые подтверждения прозрений, полученных мной в ту волшебную ночь на Карибах. Поистине, мы живем в потрясающую эпоху — на наших глазах ниспровергаются казалось бы незыблемые научные мифы и меняются основополагающие верования человеческой цивилизации! Вера в то, что человек — всего лишь не слишком надежная биологическая машина, управляемая генами, уступает место новой научной парадигме, согласно которой мы являемся могущественными творцами своей жизни и окружающего нас мира.

За прошедшие двадцать лет я говорил об этой новой парадигме в сотнях аудиторий в США, Канаде, Австралии и Новой Зеландии. Она стала достоянием множества людей, которые, благодаря ей, так же как и я, получили возможность наново переписать сценарий своей жизни. Для меня это еще один повод для радости и удовлетворения. Хорошо известно, что знание — сила. И наша сила — в знании себя!

Книга «Биология веры» — моя попытка дать такое знание вам. Его сила превосходит всякое воображение. Оно обогатило мою жизнь настолько, что я уже не задаю себе вопрос: «Если бы ты мог быть кем угодно, кем бы ты стал?» Теперь мне достаточно быть самим собой!

Поверьте, единственное, что вас ограничивает, это ваши собственные ложные верования. Вам под силу вернуть себе власть над своей жизнью и ступить на путь здоровья и счастья!

Введение

Магия клеток

Мне было семь лет, когда я, во время урока во втором классе, взобрался на ящик у стола нашей классной руководительницы миссис Новак и впервые в жизни заглянул в микроскоп. От нетерпения я прижался к его окуляру слишком близко и не увидел ничего, кроме светового пятна.

Я перевел дух, внял наставлениям учительницы и снова посмотрел в окуляр, на этот раз немного от него отстранившись. Мог ли я догадываться, что этот взгляд по сути предопределит мою дальнейшую судьбу? В поле моего зрения плавала инфузория-туфелька. Я был заворожен. Пронзительный галдеж моих одноклассников отдалился, исчезли обычные школьные запахи. Меня ошеломил открывшийся мне мир — сильнее, чем смогли бы это сделать все нынешние фильмы с их компьютерными спецэффектами.

Мой неискушенный детский ум воспринял инфузорию как маленькую личность — разумное существо. Мне казалось, что это мельчайшее беспорядочно мечущееся создание движется осмысленно, с какой-то целью — я только не знал, с какой именно. Зата­ив дыхание, я подглядывал за деловито снующей по поверхности водоросли инфузорией будто в замочную скважину. А потом в поле моего зрения стала вползать огромная ложноножка неуклюжей амебы!

Мое путешествие в таинственную Лилипутию грубо прервал Гленн, главный хулиган нашего класса. Он стащил меня с ящика, вопя, что теперь его очередь смотреть в микроскоп. В надежде, что «фол» Гленна позволит мне получить право на «штрафной» — лишнюю минутку у окуляра микроскопа, я попытался привлечь внимание миссис Новак к этому вопиющему нарушению правил. Увы, до большой перемены оставались считанные минуты, а за моей спиной шумела нетерпеливая толпа сгорающих от любопытства одноклассников.

После школы я сломя голову бросился домой и взахлеб стал рассказывать о своем приключении маме. Меня настолько впечатлило волшебство оптики, что я умолял, пользуясь при этом всеми доступными ребенку средствами убеждения, купить мне микроскоп.

Годы спустя, уже на старших курсах университета, я получил доступ к электронному микроскопу. Разница между школьным оптическим микроскопом и его электронным собратом примерно такая же, как между подслеповатой подзорной трубой, в которую собравшиеся на смотровой площадке зеваки обозревают окрестности, и орбитальным телескопом «Хаббл», передающим на Землю изображения глубокого космоса.

Для меня, честолюбивого молодого биолога, допуск в лабораторию электронной микроскопии стал чем-то вроде ритуала профессиональной инициации. Помню, как впервые вошел туда через черную вращающуюся дверь, как будто разделявшую два мира, в одном из которых оставалась моя беззаботная студенческая жизнь, а в другом меня ожидала стезя ученого.

Помещение лаборатории тонуло в тусклом красном свете фотографических ламп. По мере того как мои глаза привыкали к такому освещению, меня охватывал священный трепет. Красные отблески зловеще мерцали на полированной поверхности возвышавшейся в центре лаборатории хромированной колонны электромагнитных линз. Россыпь подсвеченных приборных панелей, переключателей и разноцветных индикаторных лампочек на пульте управления заставляла вспомнить кабину «Боинга-747». От основания микроскопа, словно узловатые корни старого дуба, змеились вакуумные магистрали, водяные шланги и электрические провода. Было слышно, как стрекочет вакуумный насос и журчит вода в контурах охлаждения.