Лонг - Дафнис и Хлоя Страница 11

Для Дафниса в этом не было ничего нового. Он только смотрел на море, любуясь лодкой, скользившей по влажной равнине быстро, как птица, и стараясь запомнить песню, чтобы сыграть ее на флейте. Но Хлоя, слышавшая в первый раз отзвук, называемый эхо, то устремляла взоры на море, когда гребцы подхватывали хором песнь, то оборачивалась к лесу, желая увидеть, кто отвечает. Заметив, что молчание опять воцарилось в овраге, когда они проехали, спросила она Дафниса: нет ли другого моря за мысом, другой лодки, с другими гребцами, поющими ту же песнь, и не сразу ли все замолчали? Дафнис, нежно улыбнувшись, еще нежнее поцеловав ее, возложил на голову Хлои венок из фиалок и начал рассказывать басню о нимфе Эхо, потребовав, как платы за рассказ, десяти поцелуев.

«Есть множество различных Нимф, о милая Хлоя; одни живут в садах, другие — в рощах, третьи — в поле; все они прекрасны и любят гармонию. От одной из этих Нимф родилась Эхо, смертная по отцу, прекрасная, как мать-полубогиня. Нимфы вскормили ее, Музы научили играть на свирели, флейте, лире, кифаре и петь различные песни. Достигнув цвета юности, водила она хороводы с Нимфами, пела песни с Музами. Но не хотела принадлежать ни человеку, ни богу, потому что возлюбила девственность. Пан завидовал ее пению, досадовал на то, что не может насладиться ее красотою и, возненавидев Эхо, возбудил в пастухах безумную ярость. Как стая волков или жадных собак, разорвали они девушку на части, раскидали в окрестностях члены ее, все еще полные музыки. И земля приняла их и приютила в угоду Нимфам. Земля сохранила ее песни и, по милости, дарованной Музами, Эхо все еще говорит и вторит звукам, как некогда певунья, — вторит голосу людей и богов, свирели и кифаре, и рыканию хищного зверя. Подражает и Пану, когда он играет на флейте; козлоногий прыгает, бегает по горам, и одна у него забота — изловить шалуна, который прячется и подражает ему, и дразнит».

По окончании рассказа, Хлоя подарила Дафнису не десять, а гораздо больше поцелуев, потому что нимфа Эхо повторила почти каждое слово его, подтверждая, что все это — истина.

Солнце день это дня становилось жарче, так как весна кончалась, наступало лето. Вместе с тем ожидали их новые радости, обычные спутницы лета. Он плавал в реках; она купалась в ручьях. Он играл на флейте, соревнуя с благозвучным ропотом сосен; она пела, соперничая с соловьями. Оба охотились на болтливых кузнечиков, брали в плен певучих цикад, рвали цветы, потрясали деревья и ели новые плоды. Потом ложились вместе, голые, под одну козлиную шкуру, и Хлоя легко могла бы сделаться женщиной, если бы Дафниса не удерживал страх причинить ей боль. И нередко, опасаясь, что не будет в силах преодолеть желание, он не позволял ей снимать одежду. Хлоя удивлялась, но не смела спросить, чего он боится.

В течение лета, много было у нее женихов. Со всех сторон приходили к Дриасу сватать Хлою. Одни приносили подарки, так что жена Дриаса, Напэ, рассчитывая на хорошую прибыль, советовала поскорее выдать Хлою замуж и не держать в доме взрослой девушки, которая, не сегодня, завтра, где нибудь в поле, могла продать свою девственность первому встречному пастуху за корзину яблок или розовый венок. Лучше же, говорила она, сделаем ее доброю хозяйкою, да и сами получим хороший подарок, который сохраним для нашего родного сына, — ибо незадолго перед тем родился у них мальчик. Иногда Дриас готов был уступить этим доводам и соблазниться предложениями, более выгодными, чем мог ожидать отец бедной пастушки. А иногда ему приходило на ум, что Хлоя не создана для мужа поселянина, что, если найдутся отец и мать ее, то она сделает Дриаса и всех его родных богачами. И старик медлил ответом, откладывал со дня на день, получая тем временем множество подарков. Хлоя видела это, огорчалась, но долго скрывала от Дафниса, чтобы не причинить ему горя. Наконец, когда однажды он настаивал, молил и выпытывал, Хлоя, подумав, что муки сомнения хуже самой горькой правды, рассказала все, — сколько у нее женихов, как они богаты, и как Напэ торопит свадьбу, и как Дриас, не отказывая никому, откладывает дело до сбора винограда.

Этот рассказ привел Дафниса в негодование: он сел, начал плакать, говоря, что умрет, если Хлоя не будет приходить на пастбище, и не только он, но и овцы Хлои, если отнимут у них любимую пастушку. Потом немного оправился, мужество вернулось к нему, и он подумал, нельзя ли сделать так, чтобы Дриас выдал за него Хлою замуж. Он уже считал себя в числе женихов и надеялся легко победить соперников. Одно только его беспокоило. Ламон не был богат, что несколько уменьшало преимущества Дафниса. Тем не менее решился он посватать ее, и она одобрила его намерение. Юноша, однако, ничего не посмел сказать Ламону, но более храбрый с Мирталой, открыл ей любовь свою и намерение жениться на Хлое. Миртала сообщила об этом ночью Ламону, которому намерение Дафниса не понравилось. Он побранил ее за то, что она хочет женить на дочери бедного пастуха отрока, которому памятные знаки пророчат счастливую долю, который, если родители его отыщутся, освободит их самих, Ламона и Мирталу от рабства и даст им больше земли во владение, чем теперь они занимают для обработки. Миртала, боясь, чтобы любовь не довела Дафниса до какого-нибудь опасного и неразумного поступка, если отнять у него последнюю надежду, — смягчила отказ предлогами:

— Дитя мое, мы бедны, — сказала она, — и не можем ничего давать из дому, а напротив, желали бы взять в дом девушку с приданым. Устрой это как нибудь, попроси Хлою, а она пусть скажет отцу, чтобы он согласился на свадьбу, не требуя приданого. Хлоя, конечно, тоже тебя любит и пожелает лучше разделить ложе с бедным и красивым юношей, чем с богатым уродом.

Миртала была уверена, что Дриас ни за что не согласится, имея под рукою более выгодных женихов, и думала, что ей удалось ловко обойти вопрос о женитьбе. Дафнис, в свою очередь, ничего не мог возразить. Но видя себя далеким от цели своих желаний, сделал то, что обыкновенно в таких случаях делают несчастные любовники: начал плакать и призывать Нимф на помощь. Они явились к нему ночью, во сне, имея тот же вид и облик, как в первый раз. Опять старшая обратилась к нему и сказала:

— Женитьбу Хлои устраивает бог иной, — мы же сделаем тебе подарок, который смягчит Дриаса. Корабль молодых Метимнийцев, у которого козы твои перегрызли ивовый канат, целый день носился по прихоти ветра, уплывая в открытое море. Но в полночь ветер изменился, подул с моря к берегу и пригнал корабль на острые камни соседнего мыса. Судно разбилось, груз пошел ко дну. Только мошну с тремя тысячами драхм выбросили волны на прибрежный песок, и до сей поры лежит она там, скрытая под водяными травами, рядом с падалью дельфина. Зловоние удаляло всех прохожих — вот почему никто не видел мошны. Поди, возьми ее и отдай. Теперь нужно тебе только казаться не бедным, но время наступит, когда ты будешь богат.

Молвив так, богини скрылись вместе с мраком ночи. Дафнис проснулся, вышел из дому, радостный, и поспешно погнал стадо на пастбище. Поцеловав Хлою, помолившись Нимфам, спустился он к морю, как будто для омовения, — пошел по берегу, влажному от прибоя, отыскивая три тысячи драхм. Не долго пришлось ему трудиться, так как запах гниющего дельфина, выброшенного волнами на песок, скоро достиг до него, указывая путь. Он пошел прямо к означенному месту и, разгребая водоросли, увидел мошну с деньгами. Взял ее, спрятал в мешок и, прежде чем удалиться, возблагодарил Нимф и Море. Хотя он был пастух, но море казалось ему теперь более родным и любезным, чем суша, так как оно благоприятствовало его любви.

Имея деньги, не стал он терять времени даром. Считая себя самым богатым, не только из окрестных поселян, но вообще из всех людей, тотчас побежал к Хлое, рассказал сновидение, показал мошну и попросил, чтобы она посмотрела за козами. Потом во весь дух побежал к Дриасу и, увидев его с женою (они молотили хлеб на току), прямо повел речь о свадьбе и молвил так:

— Выдай за меня Хлою замуж. Я хорошо играю на флейте, умею подрезать виноградные лозы, сажать деревья, пахать и веять хлеб. А какой я пастух, о том спроси Хлою: дали мне стадо в пятьдесят коз, и я его удвоил. Я воспитал племя больших, красивых козлов, тогда как прежде надо было для случки водить наших коз в чужие стада. К тому же я молод, ваш сосед и во всем безупречен. Коза вскормила меня, так же как Хлою овца. Кроме всех этих преимуществ перед другими женихами, не уступлю я им и в цене подарка. Они обещают каких нибудь коз, овец, пару тощих волов, или зерна столько, что разве курам на корм; я же предлагаю тебе три тысячи драхм, — только пусть об этом не знает, даже отец мой, Дамон.

И он отдал ему деньги, обнял и поцеловал.

Дриас и Напэ, удивленные видом богатства, обещали отдать ему Хлою и выхлопотать у Дамона согласия. Напэ с Дафнисом остались на гумне и продолжали гонять волов вокруг тока, вытряхая зерно из колосьев молотильными граблями, а Дриас, спрятав мошну в тот же ларь, где хранились памятные знаки Хлои, поспешил к Дамону и Миртале, чтобы сватать — неслыханное дело! — для невесты жениха. Он застал их тоже за работой; они ссыпали в меру только что провеянный ячмень, жалуясь, что собрали чуть ли не меньше, чем посеяли. Дамон сказал в утешение, что везде плохой урожай. Потом заговорил о женитьбе Дафниса, уверяя, что другие женихи предлагают большие подарки; от них же, от Ламона и Мирталы, он ничего не возьмет, а напротив еще даст им кое-что сам. Напомнил также, что дети воспитаны вместе, вместе водили в поле стада, и так подружились, что их теперь не легко разлучить; наконец, что они и по возрасту муж и жена. К этим доводам прибавил он много других, как человек, получивший три тысячи драхм за то, чтобы их убедить. Ламон не мог сослаться ни на свою бедность, так как родители невесты ничего не требовали, ни на молодость Дафниса, который был в это время взрослым юношей. Истинной же причины, то есть, того, что Дафнису прочил он более завидную долю, чем брак с его дочерью, старик не хотел открывать. Немного помолчав и подумав, ответил он так: