Гай Валерий Катулл - Книга стихотворений Страница 11

(Поэт)

Нежному мужу мила, мила и родителю тоже(Пусть Юпитер тебе много добра ниспошлёт!),Здравствуй, дверь! Говорят, усердно служила ты БальбуВ годы, когда ещё дом принадлежал старику.5 Но, уверяют, потом, когда уж хозяин загнулся,Не без проклятия ты стала служить молодым.Не обессудь, расскажи, почему же ты столь изменилась.Что перестала блюсти верность былую свою!

(Дверь)

Нет (уж, пусть извинит Цецилий, мой новый хозяин),10 Это вина не моя, как ни судили б о том,Нет, не скажет никто, что в чём-либо я погрешила.Видно, такой уж народ: все нападают на дверь!Ежели кто-либо где неладное что-то приметит,Сразу набросится: «Дверь, в этом виновница — ты!»

(Поэт)

15 В двух словах обо всём не расскажешь, чтоб было понятно;Ты постарайся, чтоб нам слушать и видеть зараз!

(Дверь)

Что ж я могу? Ведь никто ни спросить, ни узнать не желает.

(Поэт)

Я, вот, желаю. Мне всё, не усумнясь, расскажи.

(Дверь)

Прежде всего: что хозяйку в наш дом ввели непорочной —20 Ложь. Не беда, что её щупал былой её муж —Тот, у которого кляп свисал, как увядшая свёкла,<…>Но говорят, что сыну отец осквернял его ложе,Тем опозорив совсем их незадачливый дом:25 То ли слепая любовь пылала в душе нечестивой,Или же был его сын сроду бесплоден и хил, —И приходилось искать человека с упругою жилой,Кто бы сумел у неё пояс девичества снять.

(Поэт)

Вот настоящий отец, который возвышенно любит,30 И не смутился отлить в лоно сыновней любви!

(Дверь)

Есть и другие дела, притязает на знанье которыхБриксия, что у пяты Кикновой башни лежит.Там, где спокойно струит свои воды жёлтая Мелла,Бриксия, добрая мать милой Вероны моей.35 Может она рассказать, как Постумий, а также КорнелийОба блудили не раз с новой хозяйкой моей.Кто-нибудь может спросить: — «Но как ты об этом узнала,Дверь? Ведь хозяйский порог ты покидать не вольна,К людям не можешь сойти, к столбу ты привинчена крепко, —40 Дело одно у тебя: дом запирать — отпирать!»Слышала я, и не раз, как хозяйка, бывало, служанкамМного болтала сама о похожденьях своих,Упоминала о тех, кого я сейчас называла,(Будто бы нет у дверей ни языка, ни ушей!),45 Упоминала ещё одного, чьё имя, однако,Не назову, чтобы он рыжих не вскинул бровей.Ростом он очень высок; в делах о брюхатости ложнойИ подставных животах был он замешан не раз.

Ради того, удручён судьбы жестоким ударом,Ты мне послание шлёшь с явными знаками слёз,Чтобы тебя подхватил я у пенной пучины крушенья,К жизни тебя возвратил, вырвал у смерти самой, —5 Ибо тебе не даёт святая Венера на ложе,Прежнем приюте любви, нежиться в сладостном сне,Не услаждают тебя песнопеньями древних поэтовМузы, и бодр по ночам твой растревоженный ум.Радостно мне, что своим меня называешь ты другом,10 Просишь вновь у меня Муз и Венеры даров.Но, чтоб о бедах моих ты не был в неведеньи, Аллий,И не подумал, что я гостеприимство забыл,Знай, как ныне я сам судьбы затопляем волнами,И у несчастного впредь счастья даров не проси!15 В годы, когда получил я белую тогу впервые,Был я в расцвете своём предан весельям весны.Вдоволь знавал я забав, была не чужда мне богиня,Та, что умеет беде сладости горькой придать.Но отвратила меня от привычных занятий кончина20 Брата. О горе! Навек отнят ты, брат, у меня.Брат мой, смертью своей ты всё моё счастье разрушил,Вместе с тобою, о брат, весь наш и дом погребён.Вместе с тобой заодно погибли все радости наши,Всё, что, живя среди нас, нежным ты чувством питал.25 После кончины его изгнал я из мыслей всецелоЭти усердья свои, прежнюю радость души.Если ж коришь ты меня, что якобы стыдно КатуллуМедлить в Вероне, пока здесь из столичных любойГреет свои телеса в его опустелой постели, —30 Это уж, Аллий, не стыд, это, скорее, беда.Значит меня ты простишь; дары, о которых ты просишь,Скорбь у меня отняла: не подарить, чего нет.Кроме того, у меня и книг здесь мало с собою, —Я ведь в Риме живу, там настоящий мой дом,35 Там постоянный очаг, там вся моя жизнь протекает;Из упаковок своих взял я с собой лишь одну:Ежели всё это так, не хочу, чтобы ты заподозрилУмысел некий во мне или души кривизну.Не по небрежности я не ответил на две твои просьбы:40 Всё я послал бы и сам, если б имел, что послать.Я умолчать не могу, богини, в чём именно АллийМне помогал и, притом, в скольких делах помогал,Пусть же времени бег и недолгая память столетий.Дел дружелюбных его ночью слепой не затмят.45 Вам я скажу, а от вас пусть тысячи тысяч узнают,Пусть и мой ветхий листок впредь говорит за меня;…….Пусть и посмертно о нём слава растёт и растёт;Пусть рукодельник паук, расстилающий поверху ткани,50 Аллия имя своим не заплетёт ремеслом.Как я измучен бывал Аматусии двойственной счастьем,Знаете вы, и какой был я бедой сокрушён.Был я тогда распалён подобно скале тринакрийской,Иль как Малийский поток с Эты в краю Фермопил.55 Полные грусти глаза помрачались от вечного плача,По исхудалым щекам ливень печали струя,Словно прозрачный ручей, который на горной вершинеГде-то начало берёт между замшелых камнейИ устремляется вниз, по крутому откосу долины,60 Через дорогу, где люд движется взад и вперёд,И утомлённых, в поту, прохладой бодрит пешеходовВ час, когда тягостный зной трещины множит в полях;Тут-то, как для пловцов, кружащихся в чёрной пучине,Благоприятный встаёт ветер, дыша в паруса,65 Слёзной молитве в ответ, Поллуксу и Кастору спетой, —Аллий бывал для меня, — верный помощник в беде.Поприще он широко мне открыл, недоступное прежде,Он предоставил мне дом и даровал госпожу,Чтобы мы вольно могли там общей любви предаваться,70 Здесь богиня моя в светлой своей красотеНежной ногою, блестя сандалией с гладкой подошвой,Через лощёный порог переступила, входя.Лаодамия вошла не так же ли к Протесилаю,Пламенно мужа любя, в им недостроенный дом75 В час, как священная кровь по уставу заколотой жертвыНе призвала ещё в дом благоволенья богов?О, пускай никогда не даст Рамнусийская деваМне домогаться того, что неугодно богам!Как голодавший алтарь томился о жертвенной крови,80 Лаодамии пришлось, мужа утратив, узнать:Оторвалась поневоле она от шеи супругаРаньше, чем зиму зима в ходе обычном сменив,Так утолила любовь несытую страстной подруги,Чтобы сумела она в прерванном браке прожить.85 Парки знали о том, что муж её вскоре погибнет,Если как воин пойдёт вражеский брать ИлионВ оное время, когда совершилось хищенье ЕленыИ призывала к себе Троя аргивских мужей —Троя, общий погост и Азии всей и Европы,90 Троя, горестный прах стольких отважных бойцов,Ныне не ты ль моему уготовила брату погибельЖалкую? Горе же мне: отнят мой брат у меня!Брат мой несчастный, увы, отрадного света лишённый,Вместе с тобою, о брат, весь наш и дом погребён,95 Вместе с тобою, увы, мои все отрады погибли,Всё, что питал ты, живя, нежной любовью своей.Ныне лежишь далеко, и рядом чужие могилы,Где ни один близ тебя сродника прах не зарыт.Троя зловещая там, проклятая Троя постыдно100 Держит останки твои где-то у края земли —Там, куда, говорят, поспешала всей Греции младость,И покидала свои в отчих домах очаги,Чтобы Парису не дать с похищенной им любодейкойМирное счастье вкушать в брачном покое своём!105 Вот злополучьем каким, прекрасная Лаодамия,Отнят был муж у тебя, жизни милей и души,Вот с какой высоты кипение страсти любовнойВ бездну низвергло тебя: так, по преданью отцов,Там, где Килленский Феней, зияют расселиной недра110 И осушают, осев, жирную почву болот,Пропасть же ту, говорят, неподлинный амфитрионовВыкопал сын, перерыв тайные глуби горыДревле, когда по веленью того, кто много был хуже,Меткими стрелами он чудищ стимфальских разил,115 Чтобы в ворота небес и новые боги вступилиИ чтоб недолго уже девою Геба была.Всё же любви твоей глубь была этой пропасти глубже,И научила тебя иго носить, покорясь.Даже единая дочь у согбенного годами старца120 Так не лелеет сынка, поздно узревшего свет,Что наконец-то предстал, родового богатства наследник,И в завещание был дедом своим занесён.И уповавшей родни нечестивую радость рассеял,От благородных седин коршуна прочь отогнав.125 С белым своим голубком никогда никакая голубкаТак не любилась, его клювиком острым своимНе уставая щипать и его поцелуи срываяАлчные, только одним женщинам вольным подстать.Ты же из женщин одна победила неистовство страсти,130 Лишь с белокурым своим мужем сойдясь навсегда.Не уступала ты ей ни в чём, иль разве в немногом, —Свет мой! — когда, приспешив, пала в объятья мои.А между тем Купидон, вокруг виясь и порхая,Реял и ярко сиял в тунике жёлтой своей.135 Если ж подруге моей одного не хватало Катулла, —Скромной прощу госпоже ряд её редких измен,Чтоб по примеру глупцов не стать уже слишком несносным:Часто Юнона сама, первая между богов,Свой полыхающий гнев на провинности мужа смиряла,140 Новую весть услыхав о Сластолюбце своём.Впрочем людям ни в чём с богами равняться не должно:Брось отца-старика неблагодарную роль!Ведь не отцовской рукой была введена она в дом мой,Где ассирийских духов брачный стоял аромат.145 Маленький дар принесла она дивною ночью, украдкойС лона супруга решась тайно похитить его.Я же доволен и тем, что мне одному даровалаДень обозначить она камнем белее других.Вот я подарок в стихах, как мог, сочинил тебе, Аллий.150 Это ответ мой на всё, чем ты способствовал мне,С тем, чтобы имя твоё не знало ржавчины едкойНынче и завтра, и впредь, долго и долго ещё.Боги, прибавьте даров в изобильи, какими ФемидаВознаграждала в былом благочестивых мужей!155 Счастья же вам — и тебе, и той, кем жив ты, и дому,Где мы тогда с госпожой знали утехи любви.Будь же счастлив и тот, мне давший пристанище первым,Тот, которому всем был я обязан добром.Прежде же прочего ты, что меня самого мне дороже,160 Свет мой, чья сладкая жизнь сладость и жизни моей!

Не удивляйся тому, что женщины нет ни единой,Руф, согласной к тебе нежным прижаться бедром,Хоть порази ты её подарком роскошного платьяИли чистейшей воды пообещай ей алмаз.5 Портит всё дело слушок, что в твоих волосатых подмышках,В самой их глубине, страшный таится козёл.Вот и боятся его. Что ж странного? Он преопасныйЗверь. Неужели же с ним будет красотка лежать?Значит, или скорей устрани вонючую пакость,10 Иль не дивись, что бегут женщины прочь от тебя.

Милая мне говорит, что меня предпочтёт перед всяким,Если бы даже её стал и Юпитер молить.Так, но что говорит влюблённому страстно подруга,Нужно на ветре писать или на быстрой волне.

Если кому-нибудь влез козёл под мышки зловонный(И по заслугам!), кого злая подагра свела, —Этот соперник, твою у тебя отбивающий девку,Чудным образом слил две воедино беды.Только свершат они блуд, жестоко наказаны оба:Вонью он душит её, сам — от подагры чуть жив.

Ты говорила не раз, что любишь только Катулла,Лесбия, — не предпочтёшь даже Юпитера мне,И полюбил я тебя не так, как обычно подружек,Но как родитель — сынов или дочерних мужей.Ныне тебя я узнал и ежели жарче пылаю,Много ты кажешься мне хуже и ниже теперь.Спросишь: как? почему? При таком вероломстве любовникМожет сильнее любить, но уж не так уважать.

Расположенья к себе заслужить ни в ком не надейся,Ни от кого никогда верности прочной не жди.Не благодарен никто. Другому оказывать благо —Проку в том нет, наживёшь только унынье и гнёт.Так, ненавидит меня и яростней всех и жесточеТот, у кого я досель другом единственным слыл.

Геллий слушал не раз, как дядя бранил постоянноТех, кто играет в любовь или болтает о ней.Чтобы того ж избежать, он смело супружницу дядиВзял в обработку, и тот стал Гарпократом самим.Малый достиг своего: теперь он может и дядюВ дело пустить самого — тот и на это смолчит.

Вот до чего довела ты, Лесбия, душу Катулла,Как я себя погубил преданной службой своей!Впредь не смогу я тебя уважать, будь ты безупречна,И не могу разлюбить, что бы ни делала ты.

Если о добрых делах вспоминать человеку отрадноВ том убежденьи, что жизнь он благочестно провёл,Верности не нарушал священной, в любом договореВсуе к богам не взывал ради обмана людей, —5 То ожидают тебя на долгие годы от этойНеблагодарной любви много веселий, Катулл.Всё, что сказать человек хорошего может другомуИли же сделать ему, сделал и высказал я.Сгинуло всё, что душе недостойной доверено было, —10 Так для чего же ещё крёстные муки терпеть?Что не окрепнешь душой, себе не найдёшь ты исхода,Гневом гонимый богов не перестанешь страдать?Долгую трудно любовь покончить внезапным разрывом,Трудно, поистине, — всё ж превозмоги и решись.15 В этом спасенье твоё, лишь в этом добейся победы,Всё соверши до конца, станет, не станет ли сил.Боги! О, если в вас есть состраданье, и вы подавалиПомощь последнюю нам даже и в смерти самой, —Киньте взор на меня, несчастливца! и ежели чисто20 Прожил я жизнь, из меня вырвите злую чуму!Оцепененьем она проникает мне в жилы глубоко,Лучшие радости прочь гонит из груди моей, —Я уж о том не молю, чтоб меня она вновь полюбила,Или чтоб скромной была, что уж немыслимо ей,25 Лишь исцелиться бы мне, лишь бы чёрную хворь мою сбросить,Боги, о том лишь молю — за благочестье моё.

Руф, кого я считал бескорыстным и преданным другом(Так ли? Доверье моё дорого мне обошлось!), —Ловко ко мне ты подполз и нутро мне пламенем выжег.Как у несчастного смог все ты похитить добро?Всё же похитил, увы, ты, всей моей жизни отрава,Жестокосердный, увы, ты, нашей дружбы чума!

С Галлом два брата живут. Один женат на красотке,А у другого подрос премиловидный сынок.Галл со всеми хорош, — он и этих двоих поощряет —Пусть, мол, с красавцем юнцом тётка красотка поспит.Галл, однако же, глуп: давно и женатый и дядя,Учит племянника сам дяде рога наставлять.

Лесбий красавец, нет слов! И Лесбию он привлекаетБольше, чем ты, о Катулл, даже со всею роднёй.Пусть он, однако, продаст, красавец, Катулла с роднёю,Если найдёт хоть троих поцеловать его в рот.

Геллий, скажи, почему твои губы, подобные розам,Кажутся нынче белей зимних чистейших снегов,Если взглянуть на тебя, когда утром ты из дому выйдешьИли в восьмом часу после полдневного сна?Не приложу и ума, что сказать. Но, может быть, правдуШепчет молва, что <…….>Да, конечно! О том вопиют изнурённые чреслаВиктора, и от того след у тебя на губах.

Как же ты мог не найти, Ювенций, в целом народеМужа достойной красы, с кем бы ты сблизиться мог?А полюбился тебе приезжий из сонной Пизавры,Мраморных статуй бледней с раззолоченой главой!Сердце ты отдал ему, его предпочесть ты дерзаешьМне? Берегись же, пойми, что преступленье творишь!

Если желаешь ты быть драгоценнее глаз для Катулла,Квинтий, или того, что драгоценней и глаз,Но отнимай у него, что глаз ему драгоценней,Ежели есть что-нибудь, что драгоценнее глаз.

Лесбия часто меня в присутствии мужа порочит,А для него, дурака, радость немалая в том.Не понимает осёл: молчала бы, если б забыла, —Значит, в здравом уме. Если ж бранит и клянёт, —Стало быть, помнит, притом — и это гораздо важнее —Раздражена, — потому так и горит, и кипит.

«Хоммода» стал говорить вместо общего «коммода» Аррий,Вместо «инсидиас» — «хинсидиас» говорит.Воображает, что он образчик тончайшего вкуса,Если, хотя бы с трудом, «хинсидиас» произнёс.5 Мать, вероятно, его и вольноотпущенник дядяТак говорят, а до них — матери мать и отец.В Сирию послан он был, — и тогда отдохнули все уши,Стали всё те же слова чисто звучать и легко.Мы перестали дрожать, что привьются такие словечки, —10 Но неожиданно весть страшная к нам донеслась:Только лишь Аррий успел переплыть Ионийское море, —Как Хионийским уже стали его называть.

Ненависть — и любовь. Как можно их чувствовать вместе?Как — не знаю, а сам крёстную муку терплю.

Квинтии славят красу. По мне же она белоснежна,И высока, и пряма — всем хороша по частям,Только не в целом. Она не пленит обаяньем Венеры,В пышных её телесах соли ни малости нет.Лесбия — вот красота: она вся в целом прекрасна,Лесбия всю и у всех переняла красоту.

Женщина так ни одна не может назваться любимой,Как ты любима была искренно, Лесбия, мной.Верности столько досель ни в одном не бывало союзе,Сколько в нашей любви было с моей стороны.

Что же он, Геллий, творит? — известно, что мать и сестрицаЗуд облегчают ему ночью, рубахи спустив.Разве же ты не слыхал, что тот, кто препятствует дядеМужем доподлинно быть, занят преступной игрой?И преступленья не смыть, о Геллий, ни крайней Тефии,Ни Океану не смыть, лёгких родителю нимф.Если бы даже, свершить не успев преступлений тягчайших,Голову низко нагнув, стал он казнить сам себя.

Худ стал Геллий. А что? Живёт при матери доброй,Да и здоровой вполне, и с миловидной сестрой,Сколько в родне у него прелестных девушек разных,Кстати и дядя добряк — как же ему не худеть?Пусть он не трогал того, что ему не положено трогать,Ясно и так, что ему не исхудать мудрёно.

Да народится же маг от неслыханной связи любовнойГеллия с матерью; пусть персов изучит волшбу!Матери с сыном родным породить полагается мага,Ежели только не лжёт их нечестивый закон.Пусть же будут богам его заклинанья угодныВ час, когда жертвенный тук в пламени таять начнёт.

Геллий, не потому тебе доверял я всецелоВ этой несчастной моей и безнадёжной любви,Не потому, что тебя я считал человеком надёжнымИ неспособным ко мне гнусные чувства питать, —5 Нет: потому что тебе не матушка и не сестрицаТа, к которой меня злая снедала любовь.И не настолько с тобой, я думал, мы были друзьями,Чтобы за это одно мог ты мне яму копать.Ты по-иному судил. Тебя привлекает любое10 Дело, если ты в нём чуешь преступный душок.

Лесбия дурно всегда, но твердит обо мне постоянно.Нет, пропади я совсем, если не любит меня.Признаки те же у нас: постоянно её проклинаю,Но пропади я совсем, если её не люблю.

Меньше всего я стремлюсь тебе быть по сердцу, Цезарь:Что мне, белый ли ты, чёрный ли ты человек?

Хрен пустился блудить. Пустился блудить? что ж такого?Как говорят у людей: овощу нужен горшок.

«Смирну», поэму свою, наконец мой выпустил Цинна,Девять посевов и жатв он протрудился над ней,Триста тысяч стихов успел в то же время Гортензий…………5 «Смирну» везде разошлют, до вод глубоких СатрахаСвиток её развивать будут седые века.А в Падуанском краю Анналы Волузия сгинутИ на рубахи пойдут тамошним карпам речным.Будь же в сердце моем необъемистый подвиг поэта, —10 Чернь же радует пусть дутый болтун Антимах.

Если к могилам немым долетев, от нашего горяМожет повеять на них миром и радостью, Кальв,Страстно желаем ли мы возврата любви не забытойИли же плачем о днях дружбы, когда-то живой, —Верно Квинтилия так не горюет о ранней кончине,Сколь веселится, твою верную видя любовь.

Нет, я сказать не смогу, что хуже (простите мне, боги!)Пахнет — Эмилиев рот или Эмилиев зад.Рот ли грязней у него, или зад у него неопрятней,Чище всё-таки рта и приспособленней зад.5 Главное: он без зубов. А зубы Эмилия — с локоть,Кажет он дёсны — точь-в-точь старый дорожный сундук,А между ними провал — как отверстие потной мулицы,Ставшей пузырь облегчить в жаркий полуденный час.Многих он женщин имел, из себя он корчит красавца, —10 А не послать ли осла в мельне вертеть жернова?Что же о тех я скажу, кто его обнимать не стыдится?Больше им было б к лицу гузно лизать палача!

Лучше подходит тебе, чем кому-либо, пакостный Вектий,То, что народ говорит про болтунов и шутов:Славно таким языком, лишь только представится случай,Задницы можешь лизать и сапоги мужичья.Ежели нас погубить всех сразу желаешь ты, Вектий,Рот лишь открой — и уже сделал ты дело своё.

Я у тебя за игрой похитил, мой нежный Ювенций,Сладостный с губ поцелуй — сладостней пищи богов.Не безнаказан был вор. О, помню, более часаДумалось мне, что повис я в высоте на кресте.5 Стал я прощенья просить, но не мог никакими мольбамиХоть бы на йоту смягчить твой расходившийся гнев.Лишь сотворил я беду, ты тотчас следы поцелуяИстово начал с лица всей пятернёй обтирать.Словно затем, чтоб моей на лице не осталось заразы,10 Будто пристала к нему уличной суки слюна!Кроме того, не скупясь, предавал ты меня, несчастливца,Гневу Амура, меня всячески ты распинал.Так что тот поцелуй мимолётный, амбросии слаще,Стал мне казаться теперь горше полыни самой.15 Если проступок любви караешь ты столь беспощадно,То я могу обойтись без поцелуев твоих.

Целию мил Авфилен, а Квинтий пленён Авфиленой, —Сходят с ума от любви, юных веронцев краса,Этот сестру полюбил, тот брата, — как говорится:Вот он, сладостный всем, истинно братский союз.Счастья кому ж пожелать? Мой Целий, тебе, несомненно, —Редкую дружбу свою ты доказал мне, когдаНеудержимая страсть у меня всё нутро прожигала,Будь же, мой Целий, счастлив, знай лишь победы в любви.

Брат, через много племён, через много морей переехав,Прибыл я скорбный свершить поминовенья обряд,Этим последним тебя одарить приношением смертиИ безответно, увы, к праху немому воззвать,5 Раз уж тебя самого судьба похитила злая, —Бедный, коль на беду отнят ты был у меня!Ныне же, как нам отцов завещан древний обычай,Скорбный обряд совершу, — вот на могилу дары;Пали росою на них изобильные братнины слёзы.10 Их ты прими — и навек, брат мой, привет и прости!

Ежели есть человек, хранить умеющий тайныДруга, которого он честную душу познал,Я, мой Корнелий, таков, святому закону причастен, —Можешь отныне меня ты Гарпократом считать.

Лучше отдай мне, Силон, мои десять тысяч сестерцийИ сколько хочешь потом будь и заносчив и груб,Если же любишь деньгу, тогда перестань, умоляю,Сводником быть и притом груб и заносчив не будь.

Значит, веришь и ты, что я мог оскорбленьем унизитьТу, что мне жизни милей и драгоценнее глаз?Нет, — а если бы мог, не пылал бы столь гибельной страстью.Ты же, совсем как Таппон, призракам верить готов.

Тщетно пытается хрен на Пимплейскую гору взобраться;Вилами тотчас его музы оттуда спихнут.

Каждый, кто с крикуном красивого мальчика видит,Скажет: как жаждет юнец, чтобы купили его!

Если что-либо иметь мы жаждем и вдруг обретаемСверх ожиданья, стократ это отрадней душе.Так же отрадно и мне, поистине злата дороже,Что возвращаешься ты, Лесбия, к жадному мне.К жадному ты возвращаешься вновь, и сверх ожиданья;Ты ли приходишь, сама! Ярко отмеченный день!Кто же сейчас счастливей меня из живущих на свете?Что-либо можно ль назвать жизни желанней моей?

Если народ, о Коминий, твою седовласую старостьС пятнами мерзостных дел казнью пресечь порешит, —Прежде всего твой язык, враждебный достойнейшим людям,Вырвут и тут же швырнут коршуну в жадную пасть.Вынут глаза — пожрёт их глоткою чёрною ворон,Потрох псы поедят, всё, что останется, — волк.

Ты безмятежную мне, моя жизнь, любовь предлагаешь —Чтобы взаимной она и бесконечной была.Боги, сделайте так, чтоб могла обещать она правду,Чтоб говорила со мною искренно и от души,Чтобы могли провести мы один навсегда неизменныйЧерез всю нашу жизнь дружбы святой договор.

Мы, Авфилена, всегда хороших подруг восхваляем, —Уговорившись, они плату законно берут.Ты же, сперва обещав, ничего не дала мне, ты — недруг!Взять и оставить ни с чем — это уж злостный обман.Честная выполнит долг, стыдливая не обещает,Но, Авфилена, вперёд деньги у всех забиратьИ оставлять ни при чём подобает развратнице жадной,Что беззастенчиво всем тело своё продаёт.

Да, Авфилена, всю жизнь одним быть мужем довольной —Это похвально для жён, даже похвальней всего.Но отдаваться подряд кому-либо всё-таки лучше,Чем потихоньку себе братьев от дяди рожать.

Нос, ты очень велик. Однако спускаться на площадьНе с кем тебе. Почему? Всем подставляешь ты зад.

В пору, мой Цинна, когда Помпей стал консулом, двоеСпали с Мециллой. Теперь консулом стал он опять.Двое остались при ней, но выросла тысяча рядомС каждым из них. Семена мечет обильно разврат.

Хрен богатеем слывёт: у него близ Фирма именье.Как не прослыть, коли в нём всякого столько добра.Пашни, луга и поля, и птицы, и рыбы и звери,Только всё не в прок; выше дохода расход.Пусть же слывёт богачом, но лишь бы всего не хватало;Будем именье хвалить, лишь бы он сам захирел.

Много у Хрена земель: под покосами югеров тридцатьСорок под пашню полей; прочее — море воды.Как же ему не вступить в состязанье с богатствами Креза,Если в именье одном столько добра у него?Нивы, луга, леса преогромные, пади, болота,К гиперборейцам самим, до Океана дошли!Да, это всё велико, но сам он и этого больше —Не человек, а большой, всем угрожающий Хрен.

Долго я формы искал, как ищет охотник, прилежно,Чтоб Баттиада стихи мог я тебе поднести,С тем, чтобы мягче ты стал и свои ядовитые стрелыВпредь перестал бы метать, в голову целясь мою.Вижу теперь, что мои пропадают напрасно усилья,Геллий, и ты ни во что просьбы не ставишь мои.Знай, от любых твоих стрел я укроюсь полою накидки,Ты же от каждой моей будешь мученье терпеть.

ДОПОЛНЕНИЯ