Ораторское искусство - Александр Викторович Марков Страница 11

следовал стоической и эпикурейской философии одновременно – у стоиков он взял идею гражданского долга и исконной социальной природы человека, а у эпикурейцев – идею отдыха как лучшего удовольствия, чуждого помрачающих ум излишеств. Цицерон терпеть не мог Цезаря и его преемника Марка Антония – диктатура для него знаменовала продолжение гражданских войн, а значит, упадок искусств, отсутствие досуга. Цицерон мечтал о восстановлении республики и ораторских прений и поплатился жизнью за эту мечту.

Трактаты об ораторском искусстве Цицерон и писал на досуге. Досуг надо было заполнить учеными занятиями, чтением поэтов, изучением философов и ораторов. Но оказалось, что в Риме хороших ораторов было мало, даже поэтов было больше, не говоря о полководцах:

Я неоднократно присматривался к людям необыкновенным и одаренным необыкновенными способностями, и это навело меня на такой вопрос: почему среди всех наук и искусств красноречие выдвинуло меньше всего замечательных представителей? В самом деле, в какую сторону ни обратишь свое внимание и мысли, увидишь множество людей, отличившихся в любой отрасли знаний, и знаний не мелких, а, можно сказать, наиважнейших. Если судить о знаменитых людях с точки зрения пользы или величия их деяний, то кто не поставит, например, полководца выше оратора? А между тем, всякий согласится, что в одном нашем государстве мы можем указать превосходнейших военачальников чуть не бесчисленное множество, а выдающихся ораторов – едва несколько человек. Даже таких людей, которые своими мудрыми решениями способны вести и направлять государство, достаточно много выступило в наши дни, еще больше – на памяти наших отцов, и тем более – на памяти предков, тогда как хороших ораторов очень долго не было вовсе, а сносных – едва найдется по одному на каждое поколение. При этом не следует думать, что искусство красноречия уместнее сопоставлять с такими научными занятиями, которые требуют отвлеченного мышления и широкой начитанности, нежели с воинскими достоинствами полководца или рассудительностью хорошего сенатора: достаточно лишь посмотреть на такие науки, чтобы увидеть, как много ученых стяжало ими себе известность, и чтобы понять, как мало ораторов и в наши дни, да и во все времена.

Конечно, можно сказать, что римляне были такими хорошими практиками, что им не требовались ораторы, объясняющие общие правила любого ремесла в выразительной запоминающейся форме. Известен античный анекдот, который Цицерон передает во II книге трактата «Об ораторе»: как ритор Формион, последователь Аристотеля, начал в присутствии Ганнибала рисовать схемы со стрелками и кругами и подробно, рассудительно объяснять, как лучше всего воевать, как надо было воевать, как управлять войсками по всей науке. Ганнибал сказал, что видел много людей с признаками безумия, но чтобы человек был безумен от начала до конца, выжил из ума окончательно, такое он видит впервые. В присутствии великого полководца говорить о правилах военного дела! Сам Цицерон сравнивал с Формионом тех учителей риторики, которые обучают бесчисленным мелочным предписаниям, например разным стилям речи, забывая о главном – что оратор должен вызвать сразу благоприятное отношение публики, перед сколь бы большой аудиторией он ни выступал:

В самом деле, что может быть нахальнее болтовни, в которой какой-то грек, никогда не видавший ни врага, ни лагеря, никогда не исполнявший даже самой ничтожной общественной должности, смеет учить военному делу самого Ганнибала, который в продолжение стольких лет оспаривал власть у победителя всех племен – римского народа? Так вот, то же самое, по-моему, делают и все эти преподаватели красноречия: они учат других тому, что не испытали сами.

Понятно, что Формион перед своими учениками или перед публикой мог бы рассуждать, как лучше воевать, но только не перед Ганнибалом. Значит, возможно, в Риме все полководцы были уровня Ганнибала, врага Рима, и не нуждались в своих Формионах? Но Цицерон вовсе не считает, что у римлян не должно быть развитой риторики. Наоборот. Он сразу говорит, что в стране, в которой развиваются искусства, должны развиваться все искусства, включая ораторское. Тем более, в отличие, например, от медицины, это искусство общедоступное – в нем нет сложных и тайных знаний, нет особой терминологической речи, напротив, оратор должен говорить так, чтобы его понял последний слушатель. Поэтому раз в Риме развиваются искусства, то должно уже появиться и достаточное число ораторов.

Но есть одна особенность ораторского искусства, которая делает его труднейшим. Труднее медицинского или поварского искусства, несмотря на то, что в нем гораздо меньше сложных рецептов и замысловатых секретов мастерства. А именно – оратору нужна очень хорошая память. Греки укрепляли память на бесчисленных диспутах на самые различные темы; в ходе ведения торговли с другими странами, для чего нужна была также и любознательность, необходимость знаний об окружающем мире; в ходе споров, например, о том, с кем полис должен заключить союз, когда возникала необходимость приводить по памяти сведений о потенциальных союзниках. Рим же просто работал как безупречная военная машина и мало что запоминал.

Также греки много и подолгу судились друг с другом, и для того чтобы выиграть процесс, нужно было помнить любую мелочь. А римляне больше воевали, чем судились:

Но это объясняется тем, что красноречие есть нечто такое, что дается труднее, чем это кажется, и рождается из очень многих знаний и стараний. И точно, при взгляде на великое множество учащихся, необыкновенное обилие учителей, высокую даровитость народа, бесконечное разнообразие тяжб, почетные и щедрые награды, ожидающие красноречие, какую можно предположить другую причину этого явления, кроме как неимоверную обширность и трудность самого предмета? В самом деле, ведь здесь необходимо усвоить себе самые разнообразные познания, без которых беглость в словах бессмысленна и смешна; необходимо придать красоту самой речи, и не только отбором, но и расположением слов; и все движения души, которыми природа наделила род человеческий, необходимо изучить до тонкости, потому что вся мощь и искусство красноречия в том и должны проявляться, чтобы или успокаивать, или возбуждать души слушателей. Ко всему этому должны присоединяться юмор и остроумие, образование, достойное свободного человека, быстрота и краткость как в отражении, так и в нападении, проникнутые тонким изяществом и благовоспитанностью. Кроме того, необходимо знать всю историю древности, чтобы черпать из нее примеры; нельзя также упускать знакомства с законами и с гражданским правом. Нужно ли мне еще распространяться о самом исполнении, которое требует следить и за телодвижениями, и за жестикуляцией, и за выражением лица, и за звуками и оттенками голоса? Как это трудно само по себе, показывает даже легкомысленное искусство комедиантов в театре: хоть они и силятся владеть и лицом, и голосом, и движениями, но кто не знает, как мало меж