Гетика - "Иордан" Страница 14

В силу сказанного естественнее всего местом написания «Getica», местом работы автора, который имел целью склонить представителей своего народа к покорности империи, считать Равенну148 .

После того как капитулировал Витигес и была вывезена в Константинополь королевская чета вместе с сокровищами из дворца Амалов, Равенна оставалась в руках византийцев весь последующий период войны. Там образовалась военная и административная база империи, туда прибывало греческое и сочувствовавшее грекам население, и оттуда уходило население готское. Вскоре после того как Велисарий занял Равенну, с его разрешения готы стали покидать город, как об этом сообщает Прокопий, бывший свидетелем вступления войск Велисария в Равенну 149 и первых административных мер, принятых победителями. Когда общее положение определилось, в городе стало ромеев столько же, сколько и готов»150 , а позднее готов стало, вероятно, значительно меньше. Тогда же сдались окружающие Равенну готские крепости в Венетиях, в том числе Тревизо. Форпостом готских владений осталась хорошо защищенная Верона, а средоточием готских сил и готского влияния стал город Тацин – Павия (Τικινον). На многих страницах «Готской войны» мелькают упоминания о Равенне, которая в изложении Прокопия выступает как опорный пункт империи, соединяющий ее с Италией151 . Равенна в то время была и частью Византии и частью Италии, за которую шла война. Равенна объединяла в себе как империю, с которой была постоянно связана, так и варварский борющийся мир, все еще близкий и опасный, хотя понемногу и отступающий. Отступление остроготов, сначала едва намечавшееся, а после разгрома флота Тотилы в морском бою за Анкону ставшее несомненным, ярче всего сказывалось в Равенне. В Равенне же быстрее всего стала ощущаться соответственная реакция готского центра в Тицине. Именно из Равенны должна была идти в готскую (правящую, конечно) среду пропаганда за признание остроготами власти императора, за отказ от собственной политической самостоятельности.

Место создания «Getica» как бы обусловлено некоторыми замечаниями, сделанными Иорданом, правда не совсем понятными. Иордан, взявшийся за такую работу, которая должна была быть построена на основе пространного сочинения Кассиодора, не мог иметь этого сочинения перед глазами. Иордан пишет с огорчением и даже беспокойством, что главная тяжесть («super omne autem pondus») для него как автора состояла в том, что он – всего в течение трех дней – «предварительно перечитал эти книги» («libros ipsos antehac relegi») и то лишь по милости диспенсатора152 , т. е. управляющего Кассиодора, а в дальнейшем писал ответственное и длинное сочинение по памяти, не воспроизводя, конечно, подлинный текст образца, но опираясь на удержанные в сознании смысл («sensus») и ход событий («res actas»).

Трудно было объяснить, почему Иордан оказался в таком положении153 . Но в связи со сказанным выше это объяснение получается само собой. Сочинение Кассиодора не было, по-видимому, распространено (ведь оно было закончено тогда, когда готская правящая верхушка склонялась не только к союзу, но и к подчинению Юстиниану)154 ; оно, надо думать, сохранялось в Равенне, где чаще всего жил Кассиодор, который в 550—551 гг. был, как уже отмечалось, по всей вероятности, в Константинополе. Сочинение Кассиодора, как и все его имущество, находилось в ведении диспенсатора, который и выдал Иордану нужный ему кодекс, причем только на очень короткое время, потому что книгу из-за выраженной в ней тенденции (утверждение права остроготов на полную независимость их королевства, почти противопоставление его империи) надо было скрывать, чтобы не скомпрометировать автора* [* Иордана?] в тот острый политический момент. Этим объясняется «трехдневное чтение» («triduana lectio») труда Кассиодора. Теперь не покажется каким-то, так сказать, «кокетством» со стороны автора его сетование на «трехдневное чтение» двенадцати книг Сенатора. К тому же нельзя забывать, что Иордан не брался воспроизвести оригинал дословно; он получил заказ на сокращение и на передачу его «своими словами» («nostris verbis»). Несомненно, что Иордан прежде имел возможность спокойно и внимательно прочесть всю книгу Кассиодора и, быть может, сделать для себя некоторые выписки из нее; теперь же, взяв на себя обязательство кратко изложить обширный труд, он, конечно, должен был освежить его в памяти. Он получил сочинение Кассиодора для кратковременного просмотра и действительно только просмотрел его, но при этом ему пришлось напрягать внимание, чтобы сохранить в памяти просмотренный материал. Иордан об этом говорит дважды. Не в состоянии запомнить текст Кассиодора буквально («verba non recolo»), он заставил себя целиком запомнить («integre retinere») содержание и ход изложения. Вероятно, он снова сделал для себя некоторые необходимые выписки (не втайне ли от бдительного диспенсатора, хранителя интересов Кассиодора?) Такого рода работа, только не в условиях спешки, бывала обычной в практике средневекового писателя: требовалось ссылаться на предшественников, особенно на тех, которые считались «авторитетами», более того, обильно цитировать их (чаще всего без указания имени), а книг было мало, и не всегда они лежали под рукой. Зато выручала тренированная богатая и цепкая память средневекового автора и писца.

Сторонники того, что Иордан был епископом в калабрийском городе Кротоне, считали, что диспенсатор Кассиодора выдал Иордану книгу своего господина из библиотеки Вивария, расположенного поблизости от Кротона. Почему в таком случае был столь скуп на сроки этот диспенсатор, остается неясным. Надо принять во внимание, что Виварий был основан после 550 г.155 и книги Кассиодора в 550—551 гг., накануне отправки их в Калабрию (в Виварий), были, надо думать, еще в Равенне. Поэтому едва ли мог человек из Кротона – каковым хотят видеть Иордана – уже в 550—551 гг. брать книги из библиотеки Вивария.

В предисловии Иордан предлагает Касталию добавить в его труд все, что тот найдет нужным, так как Касталий, будучи «соседом племени» готов («ut vicinus genti»), может лучше, чем Иордан, развить то, о чем сказано недостаточно («si quid parum dictum est»). Конечно, эти дополнения могли касаться лишь выражения тенденции труда Иордана, а не его содержания, которое базировалось на авторитете Кассиодора, первого специалиста по истории готов. Но почему же Иордан, находясь в Равенне, назвал Касталия «соседом племени», указывая тем самым на его более близкое соседство с остроготами? Это можно объяснить тем, что Касталий находился в пределах владений готов, например, – что вероятнее всего, – в их центре, в городе Тицине, или в тех землях, к северу от р. Пада, которые готы, даже уступая империи, хотели сохранить за собой156 . Иордан же пребывал в византийской стороне, в Равенне.