Гай Юлий Цезарь - Записки Юлия Цезаря и его продолжателей Страница 17

38. После того как этот план был всеми принят и одобрен, Курион узнал от каких-то перебежчиков из города, что царь Юба отозван домой и остался в своем царстве из-за войны с соседями и из-за споров с лептитанцами; только своего префекта Сабурру он послал с небольшим войском, которое теперь и приближается к Утике. Опрометчиво доверившись подобному источнику, Курион изменил свой план и решился рискнуть на сражение. Этому решению очень содействовала молодость, смелость, успех за последнее время и вера в победу. Под впечатлением всего этого он послал с наступлением ночи всю конницу против неприятельского лагеря у реки Баграды. Комендантом этого лагеря был действительно Сабурра, о котором было известно по слухам и раньше, но следом за ним шел со всеми силами сам царь и стоял в шести милях от Сабурры. Посланная конница проделала в течение ночи весь свой путь и напала на врагов совершенно врасплох. Ибо нумидийцы, как это вообще делают варвары, расположились в разных местах не держась какого-либо порядка. Их рассеянные группы подверглись в глубоком сне нападению, и многие из них были перебиты, многие в ужасе убежали. После этого конница вернулась к Куриону и привела к нему пленных.

39. Курион выступил в четвертую стражу со всеми силами, оставив для охраны лагеря только пять когорт. Пройдя шесть миль, он встретил конницу и узнал о происшедшем. Он спросил у пленных, кто комендант лагеря у Баграды, те ответили, что Сабурра. Желая окончить свой марш, он пренебрег другими вопросами, но, обернувшись к ближайшим частям, сказал: вы видите солдаты, что слова пленных сходятся с известиями перебежчиков! Царя здесь нет, и им посланы такие малые силы, что они не могли устоять против немногих всадников. Спешите же к добыче, спешите к славе, чтобы нам теперь же начать думать о том, как вас наградить и отблагодарить. Успех всадников был действительно велик, особенно если сравнить их небольшое число с множеством нумидийцев. Но обо всем этом они рассказывали с большими преувеличениями, как вообще люди любят хвалиться своими заслугами. Кроме того, они выставляли напоказ много трофеев, выводили пленных пеших и конных, так что всякая потеря времени казалась теперь задержкой победы. Таким образом, надеждам Куриона соответствовало воодушевление солдат. Он приказал коннице следовать за собой и ускорил свой марш, чтобы как можно скорее напасть на неприятеля, пока еще он находится в панике, вызванной бегством. Но так как всадники были изнурены продолжавшейся всю ночь экспедицией, то они не могли поспевать за ним и то здесь, то там отставали. Однако же это обстоятельство не ослабляло надежд Куриона.

40. Юба, получив известие от Сабурры о ночном сражении, послал ему в подкрепление две тысячи испанских и галльских всадников, которых он держал при себе для своей личной охраны, и наиболее надежную часть пехоты, а сам не спеша двинулся вслед за ними с остальными силами и шестьюдесятью слонами. Заключая из предварительной посылки конницы, что теперь должен подойти сам Курион, Сабурра выстроил свои конные и пешие силы и приказал им, в притворном страхе, понемногу, шаг за шагом, отступать: когда нужно, будет дан сигнал к сражению и, смотря по ходу дела, последуют дальнейшие распоряжения. Курион, у которого к прежним надеждам прибавились теперь еще новые иллюзии, решил, что враги бегут, и повел свое войско с высот на равнину.

41. После того как он прошел вперед довольно далеко отсюда и его войско было уже изнурено утомительным переходом, он остановился в двенадцати милях от исходного пункта. Сабурра дал своим сигнал, поставил их в боевую линию и начал обходить ряды и ободрять людей; но пехота у него была вдали, только для виду, а в бой была брошена конница. Курион также не остался праздным и ободрил своих людей советом возлагать все надежды только на храбрость. Впрочем, и у самих солдат, как ни были они утомлены, и у всадников, при всем их изнурении и малочисленности, не было недостатка в боевом пыле и храбрости. Но всадников было только двести человек, а остальные задерживались по дороге. Куда бы всадники ни направляли своих атак, они, правда, принуждали врагов отходить с позиции, но не могли далеко преследовать бегущих и пускать во всю рысь своих коней. Напротив, неприятельская конница начала с обоих флангов обходить нашу боевую линию и топтать наших людей в тылу. Когда отдельные когорты выбегали из боевой линии, то не утомленные еще и подвижные нумидийцы уклонялись от нашей атаки, а когда наши пытались вернуться назад в строй, они их окружали и отрезывали от главных сил. Таким образом, было одинаково опасным как оставаться на месте и держать строй, так и выбегать, чтобы рискнуть сразиться. Численность врагов от присылки царем подкреплений то и дело увеличивалась, а наши от усталости выбивались из сил; к тому же и раненые не могли выйти из линии и нельзя было унести их в безопасное место, так как весь фронт был плотно окружен неприятельской конницей. Они отчаялись в своем спасении и делали то, что вообще делают люди в последнюю минуту жизни: либо плакались на свою смерть, либо поручали своих родителей заботам тех своих товарищей, которых судьба, может быть, спасет от гибели. Вообще все было полно страха и печали.

42. Как только Курион увидел, что при всеобщей панике не слушают ни его ободрений, ни его просьб, он ухватился в крайности за последнюю надежду и приказал двинуться всем со знаменами для занятия ближайших холмов. Но они были уже заняты конницей, которую успел послать туда Сабурра. Вот теперь наши дошли уже до полного отчаяния. Часть из них попыталась бежать и была перебита конницей, другая часть, хоть ее никто не трогал, бросилась на землю. Префект конницы Гн. Домиций, подъехав с немногими всадниками к Куриону, уговаривал его спасаться бегством и спешить в лагерь, обещая при этом не покидать его. Но Курион твердо заявил, что после потери армии, вверенной ему Цезарем, он не вернется к нему на глаза, и погиб в бою с оружием в руках. Только очень немного всадников спаслось из этого сражения; но те, которые, как было указано, задержались у арьергарда, чтобы, дать отдохнуть лошадям, еще издали заметили бегство всего войска и все без потерь вернулись в лагерь. Пехотинцы же были перебиты все до одного.

43. При известии об этом квестор Марций Руф, которого Курион оставил в лагере, стал уговаривать своих людей не падать духом. Те усердно просили отвезти их на кораблях назад в Сицилию. Он обещал это и отдал приказ капитанам кораблей с наступлением вечера причалить к берегу все лодки. Но всеобщая паника была так велика, что одни говорили о приближении войск Юбы, другие — что наступает с легионами Вар и будто бы видна пыль от движения его войска (ничего подобного в действительности не было), третьи предполагали, что скоро налетит неприятельский флот. При этом общем ужасе каждый заботился только о себе. Экипаж военных судов спешил отправляться поскорее. Их бегство увлекало за собой и капитанов грузовых судов, так что лишь несколько челнов стало, согласно приказанию, собираться на работу. Но берег был битком набит людьми, которые так горячо спорили о преимущественном праве взойти на судно, что от множества пассажиров и их тяжести некоторые челноки затонули, остальные же из страха перед той же участью медлили подойти ближе.

44. В конце концов лишь немного солдат, главным образом отцы семейств, которым помогали или знакомства или сострадание, или те, которым удалось доплыть до судов, были приняты на борт и благополучно вернулись в Сицилию. Остальные отправились к Вару ночью парламентерами своих центурионов и сдались ему. Когда на следующий день Юба заметил перед городом солдат этих когорт, то он объявил их своей добычей; значительную часть из них он приказал казнить и только немногих отобрал и отправил к себе в царство. Хотя Вар и жаловался, что царь нарушает слово, которое он дал капитулировавшим, однако не решился противодействовать. Сам Юба въехал верхом в город в сопровождении многих сенаторов, в числе которых были Сервий Сульпиций и Лициний Дамасипп; в нескольких словах он повелительно распорядился о том, что должно быть сделано в Утике, и через несколько дней вернулся со всем войском в свое царство.

Книга третья

1. В комициях, которыми руководил Цезарь в качестве диктатора, были выбраны в консулы Г. Юлий Цезарь (1) и П. Сервилий. Это был именно тот год (2), в который он по закону имел право сделаться консулом. По окончании выборов Цезарь обратил внимание на то, что во всей Италии упал кредит и прекратилась уплата долгов. Ввиду этого он распорядился о назначении третейских судей, которые должны были производить оценку земельных владений и движимого имущества по довоенной стоимости и сообразно с ней удовлетворять кредиторов. Эту меру он счел наиболее целесообразной в видах устранения или, по крайней мере, уменьшения страха перед отменой прежних долговых обязательств, который почти всегда является последствием внешних и внутренних войн, а также для защиты доброго имени должников. Равным образом, согласно с законопроектами, вносимыми в народное собрание преторами и народными трибунами, он восстановил в правах несколько человек, осужденных в подкупе избирателей по закону Помпея в те времена, когда Помпей занимал своими легионами Рим (3). Процессы того времени заканчивались в один день, причем показания свидетелей выслушивались одними судьями, приговор произносился другими. Эти лица в самом же начале гражданской войны предложили ему, если он пожелает, свои услуги на войне. Он оценил это их предложение так же высоко, как если бы уже на деле воспользовался их услугами. А именно: он держался того мнения, что они должны быть восстановлены в своих правах скорее приговором народа, чем личной милостью диктатора, так как он не хотел проявить неблагодарность к тем, которых следовало поблагодарить, и, с другой; стороны, самовольно присваивать себе право помилования, принадлежащее народу.