Лариса Печатнова - История Спарты (период архаики и классики) Страница 18

В Мессении, хотя и более медленными темпами, по-видимому, шли те же процессы, что и в других регионах, завоеванных дорийцами. Как известно, в более динамично развивающихся дорийских анклавах, таких, как Мегары и Коринф, в VIII в. не только были отдельные общины городского типа, но уже начался их процесс объединения вокруг центрального полиса. В Мессении среди дорийских общин, очевидно, не было ясно выраженного политического центра, как в Лаконии. Мессения перед началом войны со Спартой, скорее всего, представляла собой не до конца оформленное, но все-таки политическое объединение отдельных общин, полисов. Так, по словам К. Краймс, "нет никакой причины полагать, что существовал какой-либо политический союз в Мессении в промежуток времени между дорийским нашествием и спартанским завоеванием"[005_15]. Возможно, политический пейзаж в Мессении был примерно такой же, как и на Крите, где имели место многочисленные дорийские полисы, из которых около 50 известны по имени. Но, в отличие от Лаконии, Крит так и остался "разъединенным агрегатом городов-государств", или eJkatovmpoli", по выражению Гомера[005_16]. С другой стороны, какие-то следы объединения все-таки были.

Признаком начавшегося объединения Мессении еще до Мессенских войн может служить институт царской власти, возникший, скорее всего, еще до Мессенских войн, а также тот факт, что c основания Олимпийских игр и до 736 г. список победителей включал в себя семь мессенцев, без указания конкретной общины, из которой происходил тот или иной олимпионик (Paus. IV, 4, 5; 5, 10). Это можно расценивать как свидетельство того, что жители Мессении уже в данный период сознавали свое культурно-историческое единство.

Обратимся теперь непосредственно к Мессенским войнам. Нам нет нужды верить легендарной истории Мессенских войн в том виде, как ее описал Павсаний. Но основные моменты противостояния Мессении и Спарты, возможно, переданы правильно. Среди них - объединение мессенцев вокруг царского дома в Стениклере (Paus. IV, 6, 6; ср.: IV, 3, 8)[005_17]. По-видимому, угроза со стороны Спарты в сильнейшей степени подтолкнула отдельные мессенские общины к добровольному политическому объединению вокруг дорийского ядра. Если можно говорить о складывании единой этнической общности на территории Мессении, то, скорее всего, ее завершение совпадает с началом Мессенских войн, которые заставили мессенцев осознать свою политическую, культурную и даже этническую идентичность перед лицом врага.

Традиция насчитывает три Мессенских войны (Diod. XV, 66), хотя последняя, третья, относится уже к периоду классики (464 г.) и войной может быть названа только условно. Это было восстание преимущественно мессенских илотов (Paus. IV, 24, 5-6). В настоящем разделе речь будет идти только о первых двух Мессенских войнах, имевших место в период архаики.

Одним из главных источников по истории Мессенских войн являются фрагменты элегий Тиртея, который первым воплотил в своих произведениях идеалы спартанской военной доблести.

До Платона (Leg. I, 629 a - 630 b) о Тиртее не упоминает ни один греческий писатель. Как замечает П. Поралла, "традиция о происхождении и общественном положении Тиртея исключительно шаткая"[005_18]. Тем не менее исследователь выступает против полного отрицания историчности Тиртея и его поэзии. Так, жесткой критике П. Поралла подверг по-своему хрестоматийную теорию Эд. Шварца, доказав ее полную несостоятельность.

По мнению Эд. Шварца, сам Тиртей вместе с его псевдоархаическими элегиями были выдуманы каким-то изобретательным афинским поэтом времен Пелопоннесской войны. В подтверждение своей гипотезы Эд. Шварц ссылался прежде всего на характер самих элегий. Он исходил из целого ряда остроумных, но слабо доказуемых суждений. С его точки зрения, подобная изысканная поэзия вообще не могла возникнуть в Спарте так рано - в середине VII в., ведь в элегиях Тиртея, согласно Эд. Шварцу, не было ничего архаичного, да и написаны они были на ионийском, а не на дорийском диалекте, как можно было бы ожидать от поэта-дорийца[005_19]. На отрицание историчности Тиртея Эд. Шварца подвигла, прежде всего, его общая гиперкритическая установка. Будучи сторонником полной ревизии древней традиции, он полагал, что предание о Второй Мессенской войне полностью ложно и такой войны в середине VII в. вообще не было[005_20].

О Тиртее известно очень мало. В древности точно не знали, был ли Тиртей уроженцем Спарты или иностранцем. Традиция об афинском происхождении Тиртея берет свое начало от Платона, который впервые в греческой историографии упоминает Тиртея. Платон называет его афинянином, приобретшим права гражданства в Спарте (Leg. I, 629 a). Павсаний (IV, 15, 6) и Страбон (VIII, 4, 10, p. 362), со ссылкой на более ранних авторов, передают анекдот, согласно которому спартанцы по совету оракула попросили у афинян полководца, но вместо опытного военачальника получили хромого школьного учителя Тиртея.

В защиту афинского происхождения Тиртея часто приводят то соображение, что его элегии написаны на ионийском диалекте. Следует заметить, что это как раз не совсем подходящий аргумент. Ведь мегарский поэт Феогнид, в дорийском происхождении которого нет никаких сомнений, также писал на ионийском койнэ[005_21]. Как правило, дорийский диалект представлен в элегиях в виде редких вкраплений.

Версия, в соответствии с которой Тиртей был родом из Афин, не является единственной. Согласно другой, правда, очень поздней версии, Тиртей был родом из лаконской Афидны, хотя наличие одноименного с аттической Афидной местечка в Лаконии удостоверяет только Стефан Византийский (s. v. [Afidna; ср.: Ovid. Fasti 5, 708). В словаре Свиды (s. v. Turtai'o") Тиртей назван лаконцем или милетянином (последний этникон возник, вероятно, потому, что Тиртей писал на ионийском диалекте) (Lavkwn h] Milhvsio").

Но, как считают некоторые исследователи[005_22], доказательства его лаконского происхождения можно найти непосредственно в самих элегиях Тиртея. Они присоединяются к критике Страбона, который, процитировав отрывок из тиртеевской "Евномии", делает из него вывод о кровном родстве Тиртея с теми, кто пришел в Пелопоннес вместе с Гераклидами (VIII, 4, 10, p. 362 = Tyrt. fr. 1 Diehl3)[005_23]. По словам Страбона, "или эти элегические стихи не подлинные, или не следует верить Филохору (Philochor. FgrHist. 328 F 215), который говорит, что Тиртей был афинянином... а также Каллисфену и многим другим писателям, утверждающим, что он прибыл из Афин..." (VIII, 4, 10, p. 362).

Однако из слов Страбона следует, что в древности традиция об афинском происхождении Тиртея была не только самой распространенной, но и самой ранней (творчество Каллисфена и Филохора относится соответственно ко 2-й половине IV в. и 1-й половине III в.). Платон, говорящий о Тиртее как об афинянине, передает, по-видимому, единственно существующую в его время версию. В ее пользу можно привести целый ряд соображений. Во-первых, насколько нам известно, Спарта в период архаики за неимением собственных интеллектуалов традиционно приглашала поэтов и музыкантов из-за границы. Во-вторых, как указывает Платон, Тиртей получил спартанское гражданство (Leg. I, 629 a) и, следовательно, вполне мог идентифицировать себя со своими новыми согражданами (отсюда появляется личное местоимение "мы"). Кроме того, как отметил К. Германн, Тиртей сочинял для спартанцев и о спартанцах и вне зависимости от своего происхождения он не мог сказать ничего иного[005_24].

Нам представляется, что версия об афинском происхождении Тиртея, хотя может быть и недостоверна в деталях, но в целом вполне убедительна[005_25]. Предание об его лаконском происхождении заслуживает меньшего доверия уже в силу своего позднего происхождения и меньшего распространения[005_26], чем афинский вариант. Тем не менее некоторые исследователи, сторонники его лаконского происхождения, заходят так далеко, что даже решаются судить о том, кем был Тиртей, спартиатом или периеком (к примеру, гражданином лаконской Афидны)[005_27].

Как замечает П. Олива, в настоящее время общепринятым считается взгляд, что по истории Мессенских войн единственным вполне надежным источником является Тиртей. Едва ли можно сомневаться, что Тиртей был спартанским поэтом VII в., современником и участником Второй Мессенской войны[005_28]. Евсевий относит акмэ Тиртея к 37-й олимпиаде (632-629 гг.), а Аполлодор в передаче Гезихия - к 35-й (640-637 гг.). До нас дошел целый ряд фрагментов из его элегий. Большая их часть так или иначе связана с Мессенскими войнами. Но, с одной стороны, характер жанра, с другой - фрагментарность поэтического наследия Тиртея делают его стихи не слишком содержательным в историческом плане источником.

Самый пространный рассказ о Мессенских войнах принадлежит Павсанию, чье творчество относится уже к периоду Римской империи (II в. н. э.). Автор "Описания Эллады" добросовестно изложил позднюю, явно благоприятную для мессенцев традицию, у истоков которой стояли писатели, обработавшие вскоре после освобождения Мессении весь комплекс реальных и мифических воспоминаний мессенцев о своем прошлом.