Клавдий Элиан - Пестрые рассказы Страница 20

19

Киренец Евридам добился победы в кулачном бою; однако во время поединка противник выбил ему зубы, и Евридам вынужден был проглотить их, чтобы тот ничего не заметил.

20

Персидский царь[321] написал Агесилаю, что желает предложить ему свою дружбу. Лакедемонянин ответил, что невозможно быть другом только одному Агесилаю. Зато если царь станет другом всем лакедемонянам, то тем самым и ему, так как он относится к числу всех.

21

Однажды, когда Платон был еще в младенческом возрасте, Аристон приносил на Гиметте жертву Музам или нимфам, и все были поглощены торжественным обрядом, Периктиона положила ребенка в раскинувшиеся поблизости миртовые заросли. Пока он спал, пчелиный рой с жужжанием опустился на его уста, предрекая этим свойственную Платону впоследствии сладость речи.

22

Диоксипп в присутствии Александра и его македонян с дубиной в руках отважился на единоборство с одним македонянином, гоплитом[322] Коррагом. Он выбил из рук Коррага копье, повалил в полном вооружении на землю, наступил ногой на горло и, выхватив висящий у того за поясом меч, убил. Поступок Диоксиппа навлек на него ненависть Александра. Зная, что царь ненавидит его, Диоксипп в отчаянии лишил себя жизни.

Книга XI

1

Орикадм устанавливал правила атлетической борьбы; он ввел способ борьбы, названный сицилийским.

2

Как передают трезенские сказания, еще до гомеровских поэм существовали поэмы трезенца Орибантия. До Гомера жил также фригиец Дарет, чья фригийская Илиада, насколько мне известно, сохранилась вплоть до настоящего времени. Мелисандр из Милета описал битву лапифов с кентаврами.[323]

3

Тарентец Икк первым целиком посвятил себя атлетической борьбе; в период состязаний он вел размеренную жизнь, был воздержан в еде и чуждался любовных наслаждений.

4

Сицилийский тиран Агафокл, как рассказывают, смехотворнейшим образом обезобразил себя. Когда волосы у него стали понемногу выпадать и он облысел, тиран, стыдясь этого, решил носить на голове миртовый венок, дабы он служил прикрытием. Сиракузяне знали, что он лыс, и догадывались о мятеже, который подняли против Агафокла его волосы, но не подавали вида в страхе перед его необузданностью и жестокостью.

5

Какие-то люди приносили жертву в Дельфах. Жители Дельф из злого умысла подсунули в корзины, где те держали ладан и жертвенные лепешки, что-то из храмовой утвари, а затем схватили невинных людей и как храмовых воров потащили к скале и, по дельфийскому обычаю, столкнули в пропасть.

6

Однажды в Феспиях поймали какого-то распутника и в оковах вели по рыночной площади. Приятели освободили его; в результате этого вспыхнуло волнение и было большое кровопролитие.

7

Лакедемонянин Этеокл говорил, что Спарта не смогла бы выдержать двух Лисандров, а афинянин Архестрат, что Афины — двух Алкивиадов. Столь невыносимы были оба эти человека.

8

Гармодий и Аристогитон убили Гиппарха[324] за то, что он не дозволил сестре Аристогитона нести во время праздника Панафиней священную корзину, как полагалось по афинскому обычаю, хотя девушка несомненно была достойна этой чести.[325]

9

Лучшие мужи Греции прожили свою жизнь в бедности. Что ж, пусть некоторые воздают хвалу богатству, хотя неизменной спутницей лучших весь их век была бедность. К числу подобных людей принадлежит Аристид, сын Лисимаха; он прославился во время войны с врагами[326] и определил для греков размер взносов;[327] однако при всех своих выдающихся качествах Аристид даже не оставил достаточно средств для собственного погребения. Фокион тоже был беден. Когда Александр послал ему сто талантов, Фокион спросил: «Почему он дает мне деньги?» Получив ответ, что одного его из всех афинян царь считает достойным человеком, Фокион сказал: «Пусть же он позволит мне таким и остаться».

Беден был и Эпаминонд, сын Полимнида. Ясон даровал ему однажды пятьдесят золотых. На это Эпаминонд сказал: «Ты оскорбляешь меня». Он вторгся в Пелопоннес,[328] заняв у кого-то из граждан пятьдесят драхм. Когда Эпаминонд узнал, что его щитоносец поживился деньгами богатого пленника, он воскликнул: «Отдай мне щит, а сам открой харчевню и сиди там: разбогатев, ты больше не захочешь подвергать свою жизнь опасности».

Пелопид в ответ на упреки друзей, что он не ценит деньги, хотя они могут пригодиться в жизни, сказал: «Клянусь Зевсом, могут, но вот этому Никомаху», — и он показал пальцем на хромого урода.

За пятьдесят четыре года жизни Сципион[329] ни разу ничего не продал и не купил — столь скромны были его потребности. Кто-то показал ему красивый щит. На это Сципион сказал: «Римлянин должен полагаться на правую, а не на левую руку». Хотя Эфиальт, сын Софонида, был крайне беден, он не принял от друзей предложенных ими в дар десяти талантов, сказав: «Это заставит меня в угоду вам подчас жертвовать законом, в противном же случае сделает в ваших глазах неблагодарным».

10

Зоил из Амфиполя, тот, кто писал против Гомера, Платона и других, был учеником Поликрата. А этот Поликрат был автором сочинения, направленного против Сократа. Зоила прозвали риторическим псом. Выглядел он вот как: ходил с окладистой бородой, наголо стриг голову и носил короткий до колен гиматий. Зоил всегда злословил о людях, только и делал, что наживал себе врагов и был удивительно придирчив. Однажды кто-то из философов спросил его, почему он всех хулит. «Потому, — был ответ, — что не могу, как мне того хочется, причинить им зло».

11

Сицилиец Дионисий[330] занимался врачебным искусством. Он лечил больных, делал операции, прижигания каленым железом и прочее.

12

Алкивиад подарил Сократу большой, красиво испеченный пирог. Ксантиппа сочла, что подношение, посланное любимым любящему, еще сильнее разожжет его чувства, по своему обыкновению обозлилась и, швырнув пирог на пол, растоптала ногами. Сократ же со смехом сказал: «Ну вот, теперь и тебе он не достанется». Кому покажется, что я, рассказывая эту историю, говорю о не стоящих внимания пустяках, не понимает, что и в поступке такого рода познается истинно достойный человек, ибо он презирает то, что все считают главным украшением трапезы.

13

Рассказывают, что один сицилиец обладал столь острым зрением, что мог, находясь на Лилибее, отчетливо видеть Карфаген и сосчитать, с точностью до одного, выходящие в море корабли.

Книга XII

1

Аспасия из Фокеи, дочь Гермотима, была сиротой: ее мать умерла родами. Девочка, хотя и жила в бедности, воспитывалась в стыдливости и строгости. Ей постоянно снился один и тот же предвещавший ей доброе сон о том, что ей суждено иметь хорошего мужа. А между тем еще с детства под подбородком у нее делается безобразный нарост. Это огорчает и девочку, и ее отца. Отец показывает Аспасию врачу; тот обещает вылечить ее, если получит три статира,[331] Гермотим отвечает, что у него таких денег нет. На это врач говорит, что и он не держит в запасе этого лекарства. Аспасия, конечно, очень опечалилась, вышла из дома и заплакала, а когда посмотрела на себя в зеркальце, еще пуще залилась слезами. С горя девушка не могла есть и, по счастью, забылась сном.

Аспасии привиделось, что к ней подлетает голубка, превращается в женщину и говорит: «Успокойся, не думай ни о каких врачах с их лекарствами. Достань роз из засохшего венка Афродиты, разотри и приложи к подбородку». Аспасия услышала слова женщины и выполнила ее совет. Нарост сразу пропал, и она снова стала самой красивой среди своих сверстниц — ведь красоту Аспасия получила от наипрекраснейшей богини.[332] Вдобавок, как ни одна из окружавших ее девушек, Аспасия была исполнена очарования. Волосы у нее были белокурые и немного завивались, глаза огромные, нос с небольшой горбинкой, маленькие уши, кожа нежная, цвет лица напоминал розы. Поэтому-то фокеяне называли Аспасию, когда она была еще девочкой, Мильто.[333] Губы были алы, зубы белее снега, ноги стройные, как у красавиц Гомера, которых он обычно называет прекраснолодыжными. Голос был нежный и сладкий: когда Аспасия говорила, казалось, что слушаешь Сирену. Она не знала обычных женских хлопот и страсти к уборам и украшениям: ведь ее порождает богатство, а Аспасия была бедна, воспитывалась бедняком отцом и потому никакими ухищрениями не старалась приукрасить свою красоту.

Она однажды попала к Киру, сыну Дария и Парисатиды, брату Артаксеркса.[334] Шла Аспасия к нему неохотно, и не по своей воле посылал ее отец: ей приходилось покоряться, как покоряются насилию при взятии города или воле тиранов и сатрапов.