Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е - Утченко Сергей Львович Страница 24

Гнев исказил красивое лицо Скила. Свистнула конская плеть. Отец Садала почувствовал жгучую боль. Удар пришелся по лицу и левому глазу. Глаз заплыл. Потом опухоль спала, но глаз перестал видеть. Садал чувствовал себя глубоко и несправедливо оскорбленным. Ведь он был прав, а Скил, не разобравшись, его изувечил. Другие тоже говорили, что Скил всегда и во всем принимает сторону греков, что он им предан и забывает своих соплеменников. Говорили об этом, однако, только шепотом. Скила боялись. Не только сам Скил, но и его отец и дед были вождями их племени. Когда Папак предложил Садалу поступить в услужение к Скилу, отец Садала промолчал. Он не простил Скилу обиды, но он любил сына и не хотел портить ему будущее.

Папак пользовался расположением Скила, и по его просьбе Скил включил Садала в свою свиту. И вот теперь Садал находился в свите царя. Сам Скил скакал впереди всех. На нем, как и на остальных, был короткий кафтан, шаровары, заправленные в низкие голенища мягких сапог. Но в отличие от других Скил был подпоясан ремнем с золотыми бляшками, короткий меч его имел золотую рукоять и золотые ножны, на груди мерно в такт движению коня покачивалась золотая гривна. Все эти вещи сделали искусные греческие мастера.

Царь и его свита направлялись на юг к тому месту, где Борисфен сливался с Гипанисом (нынешним Бугом). Там стоял богатый торговый греческий город Ольвия. Каждый год посещал Ольвию Скил, жил в городе по месяцу и дольше, но никто не знал, что он там делал, так как Скил не брал в город своих спутников. Они оставались за пределами города и терпеливо ждали его.

Скил со своим отрядом достиг левого берега Гипаниса, когда солнце стало клониться к закату. Река в этом месте была широка, и, чтобы через нее переправиться, нужно было подняться вдоль берега вверх по течению. Уже стемнело, когда всадники подъехали к небольшому поселку у места переправы. Скил решил заночевать в поселке.

Садал впервые был в этих местах и с интересом рассматривал все вокруг. Жилища в поселке были совсем не такими, какие Садал привык видеть в поселениях оседлых скифов. Там были тесные землянки и полуземлянки, здесь — просторные дома прямоугольной формы на фундаментах из камня, со стенами, выложенными из слоев золы и глины. Фасады некоторых домов были облицованы большими, хорошо отесанными каменными плитами. Внутри каждого дома было по нескольку помещений.

Скил остановился в самом большом и лучшем из этих домов. Но и тот дом, в котором заночевал Садал вместе с Папаком и еще двумя земляками, был вовсе не плох. Гостеприимный, одетый по-скифски хозяин провел их через маленький дворик с колодцем в дом. Небольшой глиняный светильник с плавающим в оливковом масле фитилем освещал комнату, в которую они вошли. Вдоль одной ее стены на особой приступке стояли вылепленные от руки миски и кувшины, серая и красноглиняная посуда, сделанная на гончарном круге, а также расписная посуда греческой работы. Рядом с одним: из кувшинов стояла небольшая глиняная статуэтка, изображавшая греческую богиню, закутанную в длинный плащ.

«Должно быть, хозяин дома выменял все это у греков», — подумал Садал. Но вскоре из завязавшегося между Папаком и хозяином дома разговора понял, что местные жители не выменивали свое зерно и скот на другие товары, а продавали их греческим купцам за деньги. За эти деньги они могли купить в Ольвии все, что им было нужно. Хозяин дома сказал Папаку: «Наши пахари сеют хлеб не только для своих нужд, но и на продажу. Сеют они также лук, чеснок, чечевицу и просо и все это также продают грекам из города за деньги». Садалу потом много раз приходилось видеть эти деньги. Они имели форму медных рыбок, форму литой медной монеты с изображениями на ней голов греческих богинь и орлов с распростертыми крыльями. При более крупных торговых сделках использовались серебряные и даже золотые монеты и местной чеканки, и иностранные.

Об этом Садал узнал уже позже. Сейчас же он спросил хозяина: «Зачем греки из города скупают столько продовольствия и хлеба во всей округе, неужели они могут сами все это съесть?» Хозяин засмеялся: «Разве ты не знаешь, что греки торгуют нашим хлебом и всем, что у нас скупают? Ведь на их родине своего хлеба не хватает. Вот греческие купцы и покупают его у нас, а потом продают у себя на родине и очень хорошо наживаются. Ольвия из года в год становится все богаче и богаче».

«Так вот почему греки оказались в нашей стране, — подумал Садал и спросил: — А давно ли греки появились в наших краях и когда они построили свой город?»

— Этого я точно не знаю, — ответил хозяин. — Сами греки рассказывают, что еще во времена незапамятные их герой Геракл, которого они чтут почти как бога, оказался в нашей стране. Дело было зимой. Застигли Геракла мороз и вьюга. Закутавшись в свою львиную шкуру, заснул он богатырским сном, а в это время лошади его ушли. Проснувшись, Геракл стал их разыскивать и встретил женщину-волшебницу. Верхняя часть тела была у нее, как у всех людей, а нижняя, как у змеи. Понравился ей Геракл. И сказала она, что его кони у нее, но вернет она их Гераклу лишь в том случае, если он возьмет ее в жены. Пришлось Гераклу согласиться. От этого брака родилось три сына, и младшего из них назвали Скифом. От него и идет наш род.

— Ерунда все это, сказки, — сказал Папак. — Мой дед рассказывал, что при его отце в нашей стране греков еще не было. Только изредка появлялись их корабли в море и причаливали к берегу. Они привозили с собой разные товары и охотно выменивали их на хлеб. А потом поселились они у нас, но не на том месте, где Ольвия сейчас стоит, а на островке, вблизи которого Борисфен впадает в море. Боялись они нас. А потом осмелели, почувствовали, что нужны нам. Уж очень нравились их украшения, оружие, посуда, вино нашим вождям и вообще богатым людям. Вот и переселились греки туда, где сливается Борисфен с Гипанисом, и здесь основали свой город.

— Они и сейчас нас побаиваются, — сказал хозяин, обращаясь к Садалу. — Увидишь завтра, какими стенами и башнями они: окружили свой город. Они торгуют с нами, но все боятся, что мы нападем на них, прельстившись богатствами города.

Итак, Садалу предстояло увидеть много интересного. Еще до наступления рассвета, когда он сладко спал на разостланной кошме, Папак разбудил его. Быстро вскочив и выйдя на улицу, Садал увидел, что почти все его спутники уже собрались. Вскоре на своем коне показался и Скил. Властным голосом отдал он приказания. Солнце еще не взошло, когда Скил и его свита поскакали к переправе. Переправлялись они на двух плотах, сколоченных из толстых бревен. Переправа затянулась и закончилась только тогда, когда солнце стояло уже высоко.

Ехали быстро. Скилу явно хотелось поскорее попасть в Ольвию. Они ехали по берегу, поросшему деревьями и кустарником. Попадались им перелески, иногда возделанные поля и поселки. По мере приближения к Ольвии поселки и возделанные поля встречались все чаще. Внешний вид жителей этих поселков изменился. Мужчины и юноши были одеты в рубахи из шерсти или полотна с короткими рукавами, по талии подпоясанные тесьмой. Кое-кто носил рубахи только с одним рукавом, так что правая рука и часть груди оставались открытыми. На некоторых мужчинах поверх рубах были наброшены с левого плеча широкие плащи с застежкой на правом. Обуты они были по большей части в сандалии, державшиеся на ремнях. Женщины носили широкие и длинные одежды, ниспадавшие складками почти до ступней.

— Скажи, — обратился Садал к своему соседу, — это греки?

— Нет, — ответил Папак, — это не греки, а каллипиды. Еще их называют эллино-скифами. В них греческая кровь пополам с нашей, а обычаи у них и одежда, как видишь, уже греческие.

— И этот тоже каллипид, — спросил Садал, указывая на бородатого худого мужчину, в рваной рубахе с одним рукавом, тащившего на спине тяжелый куль.

— Не знаю, каллипид ли он, — ответил Папак, — но несомненно раб. Рабов и тут, и в городе немало. А вон те в плащах — большие господа. Некоторым из них принадлежит здесь много земли, а некоторые, кроме того, еще и торгуют. Среди них есть и чистокровные греки. Сами они не работают, на них работают другие.