Авл Геллий - Аттические ночи. Книги I - X Страница 3

Куда более слабым звеном, чем чистота стиля, оказывается исследовательский метод Авла Геллия. Зачастую он нарочито поверхностно анализирует им же самим выбранные вопросы, ограничивается простым изложением, уклоняется от самостоятельных оценок при наличии взаимоисключающих точек зрения, опираясь в основном на мнения наиболее знаменитых из своих учителей и предшественников, причем нередко именно авторитет того или иного из этих предшественников становится для него критерием и гарантией правильности решения вопроса.

Подводя итог сказанному, заметим, что «Аттические ночи», без сомнения, будут интересны для современного читателя, погружая его в самые разнообразные сферы античной культуры. Здесь, следуя замыслу Авла Геллия, он найдет и то, чем развеять скуку, и то, чему следует поучиться.

Одним словом, intende lector — delectaberis: внимай, читатель, — извлечешь удовольствие!

Перевод и комментарии выполнены коллективом санкт-петербургских антиковедов:

Книги I–V — д. и. н., профессором кафедры истории древней Греции и Рима СПбГУ — А. Б. Егоровым;

книги VI–X — к. и. н., доцентом СПбГУ — А. П. Бехтер;

книги XI–XV, XVII и XVIII — к. и. н., старшим научным сотрудником Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН — А. Г. Грушевым;

книги XVI, XIX и XX — О. Ю. Бойцовой.

В основу перевода положены следующие издания:

1. A. Gellii Noctium Atticarum libri XX. Ed. С. Hesius. V. I–II. Lipsiae, 1903.

2. Aulu-Gelle. Les nuits attiques. Tome I. Livres I–V. Texte etabli et traduit par R. Marrache. Paris, 1967. Tome II. Livres VI–X. Texte etabli et traduit par R. Marrache. Paris, 1978. Tome III. Livres XI–XV. Texte etabli et traduit par R. Marrache. Paris, 1989. Tome IV. Livres XVI–XX. Texte etabli et traduit par Y. Julien. Paris, 1998.

А. Я. Тыжов

Вступление

(1) *** [1] можно найти другие, более приятные, с тем чтобы и для моих детей были созданы отдохновения такого рода, когда их душа во время какого-нибудь перерыва в делах могла бы расслабиться и дать волю своим прихотям (indulged). [2]

(2) Мы же использовали случайный порядок предметов, установленный нами прежде при составлении выписок. Ведь в соответствии с тем, брал ли я в руки какую-либо книгу, или греческую, или латинскую, слышал ли что-либо достойное упоминания, я отмечал то, что [мне] было угодно, какого бы рода оно ни было, не делая различия и без разбора, и сохранял для себя, в помощь памяти, словно некую кладовую учености, так, чтобы, когда возникнет потребность в факте или высказывании, которые я вдруг случайно позабыл, и книг, из которых я его взял, не будет под рукой, нам было бы легко найти и заимствовать [их] оттуда.

(3) Таким образом, и в этих записках представлено то же разнообразие предметов, какое было в тех прежних заметках, которые мы делали наспех, беспорядочно и нескладно при различных чтениях и ученых занятиях (eruditionibus lectionibusque). [3] (4) Но поскольку мы начали забавы ради составлять эти записки, как я сказал, долгами зимними ночами в земле Аттической, то и назвали их по этой самой причине «Аттические ночи», нисколько не подражая высокопарным заглавиям (festivitates inscriptionum), [4] которые многие писавшие на обоих языках придумали для этого рода книг. (5) Ибо поскольку они отовсюду собрали пеструю, смешанную и как бы неоднородную ученость, потому, в соответствии с таким содержанием, они дали [произведениям] самые что ни на есть изысканные названия. (6) Ведь одни назвали [свои книги] «Музы» (Musae), [5] другие — «Черновики» (Silvae), [6] тот — «Пеплос» (Πέπλος), [7] этот — «Рог Амалтеи» ('Αμάλθειας κέρας), [8] другой — «Соты» (Κηρία), [9] некоторые — «Луга» (Λειμω̃νες), [10] кое-кто — «Собственное чтение» (Lectio sua), [11] один — «Древние чтения» (Antiquae lectiones), [12] иной — «Цветистые выражения» ('Ανθηροί), [13] еще кто-то — «Открытия» (Ευ̉ρήματα). [14] (7) Есть и такие, кто назвал [свой труд] «Лампады» (Λύχνοι), [15] есть также те, кто «Строматы» (Στρωματει̃ς), [16] есть, кроме того, те, кто [использовал название] «Пандекты» (Πανδέκται), [17] и «Геликон» ('Ελικω̃ν), [18] и «Проблемы» (Προβλήματα), [19] и «Руководство» ('Εγχειρίδια), [20] и «Кинжалы» (Παραξιφίδιαι). [21] (8) Есть такой, кто дал название «Памятные книжки» (Memoriales), [22] есть кто «Прагматические дела» (Πραγματικά), и «Посторонние дела» (Πάρεργα), и «Поучительное» (Διδασκαλικά); [23] есть также тот, кто назвал «Естественная история» (Historia naturalis), [24] есть [кто] — «Разнообразные истории» (Παντοδαπαὴ ι̉στορίαι), [25] есть, кроме того, кто — «Луг» (Pratum), [26] есть также, кто — «Фруктовый сад» (Πάγκαρπον), есть кто «Общие места» (Τόποι). [27] (9) Есть также многие, [озаглавившие свои труды] «Заметки» (Conjectanea), [28] нет недостатка и в тех, кто дал своим книгам названия [такие как] или «Нравственные письма» (Epistulae morales), [29] или «Вопросы в письмах» (Epistulae quaestionum), [30] или «Смешанные» (Epistulae confusae) [31] и некоторые другие заглавия, слишком изощренные, имеющие ощутимый привкус вычурности. (10) Мы же в соответствии с нашим пониманием небрежно, незатейливо и даже несколько грубовато (subrustice) по самому месту и времени ночных бдений назвали [наш труд] «Аттические ночи», настолько уступая всем прочим и в громкости самого названия, насколько мы уступили в отделке и изяществе произведения.

(11) Но при составлении выписок и заметок у меня, по крайней мере, был не тот же замысел, что у многих из них. Ведь все они, и в особенности греки, постоянно читая многочисленные и разнообразные [книги], как говорится, «белой нитью», [32] стоит им натолкнуться на какие-либо факты, [как они], не заботясь о разделении, гонясь только за количеством, сгребают все в кучу, так что при их чтении дух утомится от усталости и отвращения прежде, чем найдет то или иное, что послужило бы удовольствию при чтении, образованности после прочтения и пользе при воспоминании. [33] (12) Я же, поскольку хранил в сердце знаменитое изречение эфесского мужа Гераклита, [34] которое буквально таково: «Многознание уму не учит», [35] то, хотя в перерывах от трудов, когда я мог улучить [минуту] досуга, до утомления занимался чтением и просмотром весьма многочисленных свитков, но воспринял из них немногое и лишь то, что либо легким и кратким путем привело бы ясные и восприимчивые умы к жажде благородной учености и размышлению о полезных науках, либо освободило бы людей, уже занятых другими житейскими заботами, от действительно постыдной и грубой неосведомленности о делах и словах.

(13) Что же касается того, что среди этих заметок оказались некоторые немногие, скрупулезные и тщательные, либо из [области] грамматики, либо диалектики, дибо даже геометрии, а также совсем немногочисленные и более отстраненные, относительно авгурального и понтификального права, [36] то не следует избегать их, как бесполезных для познания или трудных для восприятия. Ведь в этих сюжетах мы не достигли слишком глубоких и темных недр исследований, но дали некоторые начатки и как бы образчики (libamenta) благородных наук, никогда не слышать о которых или не соприкасаться [с которыми] для мужа, воспитанного, как подобает свободному гражданину, если не гибельно (inutile), [37] то, по крайней мере, безусловно, позорно.

(14) Итак, поэтому, если у кого-либо окажется случайно время и желание ознакомиться с этими ночными трудами, мы хотим попросить и добиться [того], чтобы при чтении уже прежде знакомого оно не было бы отвергнуто как известное и общедоступное. (15) Ведь разве есть в литературе [что-либо] столь отдаленное, чтобы об этом все же не знали довольно многие? Достаточно лестно и то, что это не перепето в схолиях и не затерто в комментариях. (16) В свою очередь, если они натолкнутся на нечто новое для себя и неизвестное, я считаю справедливым, чтобы они без пустой завистливой враждебности приняли во внимание, что эти небольшие наставления не только никоим образом не являются маловажными — или сухими, чтобы подпитывать рвение, или холодными, чтобы услаждать и согревать душу, — но принадлежат к тому роду и виду, благодаря которому легко либо человеческие умы созревают более бодрыми, либо память более услужливой, либо речь более изящной или язык более правильным, либо удовольствие в досуге и развлечении более благородным. [38] (17) Что же до того, что покажется недостаточно ясным или недостаточно полным и отделанным, то мы просим, повторяю, считать это написанным не столько для обучения, сколько для побуждения, и словно удовлетворившись показом следов, следовать за ними, отыскав, если будет угодно, либо книги, либо учителей. (18) Относительно же того, что все же сочтут достойным порицания, то пусть раздражаются, если осмелятся, против тех [книг], откуда мы это взяли; но, конечно, следует не тотчас же необдуманно поднимать шум, прочитав у другого [автора] написанное по-другому, но взвесить и доказательства положений, и авторитет людей, за которыми они и мы следовали.

(19) Но лучше всего будет, чтобы те, кто в чтении, писании, размышлении никогда не обретали ни радостей, ни мук, не проводили ночи в такого рода бдении и не шлифовали себя в спорах и обсуждениях среди последователей той же музы, но были поглощены тревогами и заботами; пусть они бегут прочь от этих «Ночей» и ищут себе другие развлечения. Есть старая пословица: «Лира галке ни к чему, на что свинье амаракин». [39]