Народное творчество - Калевала Страница 3

Тогда наточил старый Вяйнемёйнен топор и свалил на поляне все деревья – оставил лишь одну высокую березу, чтобы был отдых перелетным птицам.

В то время парил высоко над поляной орел.

– Отчего ты не тронул березу? – спросил он Вяйнемёйнена.

– Оттого, – ответил мудрый старец, – чтоб спускались к ней на отдых птицы.

– Хороша твоя забота, – сказал орел и высек в помощь Вяйнемёйнену ударом когтя пламя. От взмаха его крыльев поднялся ветер, и огонь обратил в золу и сизый дым порубленный лес.

Раскрыл Вяйнемёйнен на поляне пашню, потом из куньего мешка, из лапки желтой белки, достал заветные семена, бросил их в землю и запел такую руну:

– Я творящею десницейСею зерна в теплый пепел,Чтоб взошли хлеба на поле,Чтобы кованые стеблиВстали из глубокой пашни.Эй, рябинишна, хозяйкаЛуга, старица земная,Трав зеленых мастерица,Поле не оставь бесплодным,Вытяни из недр колосья!Укко, ты – держатель мира,Укко, правящий грозою,Судеб и времен вершитель,Стань отцом для малых зерен,Не покинь литой народец!Ты пошли с восхода тучу,Тучу с полночи густую,И лиловую с заката,И тяжелую с полудня,И столкни их над поляной,Выжми мед из туч небесных,Чтобы пашня всласть напилась,Чтоб хлеба заколосились!

И внял Укко, небесный властитель, песне Вяйнемёйнена: согнал тучи с четырех сторон, ударил их друг о друга мохнатыми боками и выжал на поле янтарный дождь. Недолго ждал Вяйнемёйнен всходов – истекла неделя, и вышел он на поляну, где пахал и где сеял, а там уже поднялся золотой ячмень: до груди достают ему граненые колосья, высокие стебли клонятся от тяжести, на каждом стебле – по три узла. Улыбнулся Вяйнемёйнен, осмотрелся, увидел на березе посреди поля весеннюю кукушку и запел радостную песню:

– Ты покличь, покличь, кукушка,Серебро почисти в горле,Грудь песочную наполни,Оловянный клювик вздерни!По утрам кукуй и на ночь,Не ленись под солнцем полдня,Не молчи рассветом росным,Чтоб цветы в лугах пестрели,Лес и рощи ликовали,Рыба чтоб плодилась в море,И родилось вдоволь хлеба!

Так и исполнилось все по вещим словам Вяйнемёйнена.

3. Йоукахайнен состязается с Вяйнемёйненом

Покойно и вольно жил Вяйнемёйнен в зеленых чащах Калевалы. Рождались народы и заселялись земли, сменялись зимы и старели камни, а он слагал свои мудрые песни о началах сущего, о делах минувших, о потаенных истоках вещей, и обходили стороной светлую Калевалу лихие времена и недороды. Людская молва далеко на юг и полночь разнесла вести о его вещем даре. Добрались слухи и до Похьолы.

В том северном краю, скалистом и мрачном, как изнанка мира, жил молодой Йоукахайнен – спесивый и задиристый лапландец. Услышал он однажды досадные речи, будто в долинах Вяйнёлы слагаются песни лучше тех, какие из рода в род поют в Похьоле и каким научил его отец. Зависть угнездилась в сердце Йоукахайнена – не стерпел он чужой славы и собрался в путь, в далекую Калевалу, состязаться в пении с Вяйнемёйненом. Не велели ему ни отец, ни мать, владычица рода, доверяться пустой затее, говорили, что околдуют его в чужой земле, зачаруют, оставят коченеть в сугробе, но упрям был Йоукахайнен.

– Во многом вы сведущи, – сказал он хвастливо родителям, – только я вас обоих мудрее. Захочу, и лучших певцом посрамлю, чародеев зачарую – так спою, что станет великий ничтожнее малого!

Взял Йоукахайнен в конюшне лучшего коня – из ноздрей пламя рвется, под копытами брызжут искры, – взнуздал и запряг в узорчатые сани. Уселся сам поудобнее, хлестнул коня кнутом с жемчужной рукоятью и помчался по дороге к просторам Вяйнёлы.

Долго скакал без отдыха его конь – выезжал Йоукахайнен из дома при полной луне, а прибыл в Калевалу к острому месяцу. Случилось так, что в это время старый Вяйнемёйнен был как раз на той дороге – объезжал дубравы и рощи светлой страны. Без удержу наехал на него буйный Йоукахайнен – зацепились у саней оглобли, лопнули ременные гужи, затрещали хомуты от натуги, а из дуг от удара вышел дым.

– Откуда ты родом, что не умеешь коня придержать? – озлился Вяйнемёйнен. – Зачем скачешь безрассудно? Зачем сломал мне сани?

– Я известный всем Йоукахайнен из Похьолы, – ответил лапландец. – Назовись и ты, бестолковый старик.

Вяйнемёйнен назвал свое имя и велел невеже уступить дорогу старшему. Но усмехнулся пришелец:

– Нечего нам годами меряться – какой прок в немощных сединах? Кто из нас выше мудростью, тот пусть и займет дорогу, а другой ему пусть уступит. Давай, Вяйнемёйнен, в споре решим, кто из нас сильней в познаниях и чьи песни полнее чарами.

– Что ж, – согласился Вяйнемёйнен. – Я певец безыскусный, жизнь в родных лесах прожил одиноко, да и слышал там только кукушку. Начинай, поделись, в чем сведущ.

И раскрыл ему Йоукахайнен свою мудрость – рассказал, что в крыше есть дыра для дыма, а в печи есть очаг для огня, что тюлень на мелководье у берега ловит лососей и сигов, что отважная щука мечет икру свирепой зимой, а горбатый окунь – летом, что северяне пашут на оленях, а южане – на кобылах, что на горе Писа растут ели, а на горе Хорна – сосны, что озеро Халляпюеря огромно, что река Вуокса неукротима, что водопад Иматра страшен.

– Бабья мудрость, ребячий ум! – потешался Вяйнемёйнен. – Расскажи о сокровенном – о вечных глубинах, о началах вещей.

И поведал Йоукахайнен, что синица – из птичьей породы, а гадюка – змея, что ерш – речная рыба, а минога – червь, что кипятком можно ошпарить, а пламенем – обжечь, что из всех лекарств старее прочих вода, что пена – средство в заклинаниях, что первый чародей – создатель, что вода явилась из горы, а огонь упал на землю с неба, что железо выпекают из болотной ржави, а медь родится на скалах, что древнее всех земель – трясина, что ива старше остальных деревьев, что дупла – первые жилища, что камни – первая посуда.

– Всю глупость выложил, – засмеялся Вяйнемёйнен, – или еще припомнишь?

– Нет, осталось немного, – сказал молодой Йоукахайнен и припомнил седую старину: как вспахал он когда-то море, как выкопал рыбам ямы, как опустил морское дно, распростер вширь озера, воздвиг горы и накидал скалы.

– Я был шестым из могучих, – похвалился лапландец, – это я сотворил землю и заключил воздух в границы, я направил в небе месяц и поставил солнце, это я забросил ввысь Медведицу и рассыпал по своду звезды…

– Да ты врешь без всякой меры! – осадил хвастуна Вяйнемёйнен. Крепко помнил он тайны творения, через пуповину взятые знания матери, и сказал со смехом, что никогда не был Йоукахайнен при начале начал, что не видел его и не слышал о нем тот, кто поставил солнце и построил небесный свод, что в бахвальстве юнец превзошел даже собственную глупость, а это лишь дураку из дураков по силам.

– Ты осмеял мой разум, – сверкнул глазами Йоукахайнен, – так меч мой его оправдает! Ну-ка, кончай зубоскалить, давай посмотрим, чей меч острее!

Но не стал Вяйнемёйнен мериться мечом с лапландцем – не страшили его ни мудрость, ни хитрость Йоукахайнена, обнажить же клинок против негодного юнца посчитал вещий старец недостойным. Так и сказал сопернику. Обозлился не на шутку лапландец, затряслась у него косматая голова, и рот перекосился от ярости.

– Раз боишься мериться мечами, – сказал он Вяйнемёйнену, – тогда я тебя песней превращу в свиное рыло – будешь у меня в хлеву валяться в навозной куче!

Гнев охватил Вяйнемёйнена после этой неуемной дерзости, и сам он запел вещую руну – вняли его словам земные силы, и тут же всколыхнулись озера, задрожали горы, покрылись трещинами и осыпались скалы. Поет Вяйнемёйнен, и на дуге саней незваного гостя разрастаются побеги, на хомут наседает ива, на шлее ветвится верба – и вот уже стали его узорчатые сани прибрежным тальником, кнут с жемчужной рукоятью обратился камышом, белолобый конь застыл скалой, меч взлетел яркой молнией в небо, из раскрашенного лука вышла над морем радуга, стрелы разлетелись ястребами, а сам лапландец по колено ушел в землю. Хочет Йоукахайнен освободить ноги, но они точно обуты в камень. Тут только понял он, что ступил не на ту дорогу – не по силам ему состязаться в песнопении с Вяйнемёйненом, – и ледяной неодолимый страх застудил ему душу.

– Отпусти меня! – взмолился лапландец. – Возьми назад заклятия – дам тебе выкуп, какой пожелаешь!

И предложил Йоукахайнен на выбор два славных лука – один на диво меткий, а другой бьет с небывалой силой. Но отказался вещий старик:

– У меня луков столько, что все стены увешаны. Мои луки сами в лес ходят – без хозяина дичь стреляют.

Запел Вяйнемёйнен дальше, и по бедро ушел в землю лапландец. Тогда предложил он на выбор две чудные лодки – одна летит как птица, а другая возит тяжелые грузы, но снова отказался богатырский старец: