Гетика - "Иордан" Страница 40

Ведущие ученые ГАИМК были редкой силы исследователями, сформировавшимися в обстановке общественного подъема в предреволюционные десятилетия; они заново открывали или существенно обновляли обширные области исторического знания на основе самостоятельной проработки часто ими же найденных источников. И можно смело сказать, что для этих ученых, умевших достичь живого видения изучаемой эпохи, памятники истории и культуры не только служили источником знания, не только заключали в себе стимул к упражнению критических способностей и профессионального мастерства, но и являлись предметом настоящего культа как подлинные свидетели и нередко совершенные порождения былой жизни и культуры.

В ГАИМК Е. Ч. перешла от изучения текстов к самостоятельному исследованию подлинных памятников средневековья – надписей на камне, оставленных итальянцами в бывших их колониях в Крыму. На склоне лет она с гордостью вспоминала о замечательных ученых, рядом с которыми пришлось ей работать в начале ее научного поприща. В своих рассказах она рисовала их живые портреты, исполненные достоинства и вместе с тем не лишенные иронических черт. В их числе были сам основатель и глава ГАИМК, лингвист и кавказовед академик Н. Я. Марр (1864—1934), ученый секретарь, историк античности и искусствовед Б. Ф. Фармаковский (1870—1928), византинист А. А. Васильев, возглавивший позднее византинистику в США, и многие другие замечательные ученые. Вероятно, именно в ГАИМК Е. Ч. развила всегда отличавший ее интерес к смыслу и стилю работы историков самых разных специальностей.

В 1930 г. Е. Ч. была уволена из ГАИМК вследствие проводившейся тогда «чистки». Ей были поставлены в вину посещение церковной службы и приверженность идеям Л. П. Карсавина. Продолжительное время Е. Ч. жила случайными заработками, но не оставляла научной работы и в первой половине 30-х годов сумела опубликовать некоторые свои исследования в авторитетных зарубежных периодических изданиях218 . Важную веху в ее научной судьбе составило участие в трудах Института истории естествознания и техники, где было собрано большое число высококультурных и талантливых работников. Накануне Великой Отечественной войны Е. Ч. стала доцентом кафедры истории средних веков Ленинградского университета и приступила к чтению курса латинской палеографии. Самый трудный период блокады Е. Ч. провела в осажденном Ленинграде, но затем она была переправлена в Москву и вновь принята на работу в Институт истории материальной культуры (бывшую ГАИМК). В Московском и Ленинградском отделениях этого института она работала с 1943 г. по 1953 г. В период очередных чисток и сокращений в академических институтах Ленинграда Е. Ч. была снова уволена уже в качестве пенсионера.

Начавшаяся в стране политическая реабилитация принесла и Е. Ч. признание ее научных заслуг, и в 1956 г. Е. Ч. была зачислена в штат Ленинградского отделения Института истории Академии наук. Время работы в этом институте (до 1970 г.) оказалось для Е. Ч. наиболее плодотворной порой в ее научной деятельности. Именно здесь она подготовила и осуществила издание труда Иордана. Архив института хранит уникальное собрание средневековых западноевропейских документов. Е. Ч. очень скоро приобрела репутацию самого крупного исследователя этой части архивных сокровищ Института истории. Не лишено символического значения то обстоятельство, что еще на заре своей научной деятельности, в 1916 г., Е. Ч. посетила создателя коллекции западноевропейских документов, унаследованной впоследствии Институтом истории, Н. П. Лихачева (1862—1936), в его доме под номером 7 на Петрозаводской улице, где и поныне размещается эта коллекция. С той поры не прекращалось общение Е. Ч. с Н. П. Лихачевым вплоть до его смерти в 1936 г. Однажды Николай Петрович даже принес папские буллы из своей коллекции в дом Скржинских на Крестовском острове.

Академик Н. П. Лихачев соединял в своих трудах глубокие познания одновременно в русской, византийской и западноевропейской истории. Важнейшее дело своей жизни он видел в том, чтобы исследовать конкретные пути восприятия Россией мировой культуры с самого начала Русского государства и прежде всего показать культурную преемственность средневековой Руси по отношению к Византии и Италии. Именно такой размах приняли исследования Е. Ч. в зрелую пору ее творчества, и именно такую основную научную и гражданскую задачу она поставила в свою очередь перед собой.

Трудно охватить одним взглядом все многообразие тем, к которым обращалась Е. Ч. В этом отношении ее научное творчество представляет редкий феномен. Коллеги знали Е. Ч. обычно по ее трудам в той области, которой они сами занимались. Между тем Е. Ч. соединяла в себе ряд самых разных исторических специальностей. Как автора русского издания сочинения Иордана более всего ценили Е. Ч. археологи, ведь в этом сочинении содержатся единственные в своем роде свидетельства о народах, населявших Северное Причерноморье, Подунавье и земли к востоку от Балтийского моря в IV—VI вв., в том числе свидетельства о славянских племенах.

Историки Московской Руси знали ее как исследователя итало-русских связей в XV в. (некоторые оригинальные исследования Е. Ч., посвященные этой теме, еще ждут опубликования). Известна ее исключительная роль в воссоздании истории итальянских колоний в Северном Причерноморье в XIV—XV вв. Хотя исследования Е. Ч. затрагивали главным образом периферию византийских владений на севере и западе, наибольшее признание она получила именно как знаток истории Византии. Свое достойное место заняла Е. Ч. среди историков средневекового Запада, хотя она и работала несколько обособленно, так что даже не все коллеги-медиевисты знали о ее фундаментальных познаниях в истории западноевропейского средневековья. Сама Е. Ч. своей основополагающей специальностью считала историю Италии, а главным своим учителем – выдающегося отечественного медиевиста О. А. Добиаш-Рождественскую. Среди работ Е. Ч. по истории западноевропейского средневековья выделяется единственный в нашей историографии большой (в восемь авторских листов) очерк истории средневековой техники219 . Е. Ч. была крупным знатоком средневекового латинского документа; немногие среди отечественных ученых знали латинских писателей средних веков (историков, бытописателей, агиографов, эрудитов и ученых) в таком широком охвате и разнообразии, со столь интимным проникновением в их творчество, как Е. Ч.