Гелиодор - Эфиопика Страница 46

В ответ старуха осклабилась на мгновенье:

– Будь спокойна, госпожа, пусть сегодня чужестранец и считает ее прекрасной, но если мне удастся свести его с тобой и с твоей красотой, то он, как говорится, медь на золото променяет и, точно дешевую продажную девку, оттолкнет это созданьице, как оно ни старается быть по-столичному изящным и как оно ни жеманится попусту.

– Если ты так сделаешь, миленькая моя Кибела, ты зараз станешь для меня врачом двух болезней: любви и ревности – одну удовольствуешь, а от другой избавишь.

– Так и сбудется, – сказала Кибела, – насколько это зависит от меня. А ты подбодрись, успокойся теперь, не падай духом, нечего страдать заранее, надо надеяться на лучшее.

Сказав это, Кибела вышла, унося светильник и затворив двери спальни. День еще чуть рассветал, когда она, взявши с собою одного из царских евнухов и приказав следовать за ней прислужнице с жертвенными лепешками и другими приношениями, поспешила в храм Изиды.

Она приблизилась к преддверию храма, уверяя, что хочет принести богине жертву за госпожу свою Арсаку, испуганную сновидением и желающую снискать милость богини. Служитель, однако, не пустил ее и отослал обратно, говоря, что весь храм погружен в уныние: пророк Каласирид, вернувшись после долгого отсутствия на родину, вечером устроил большое угощение вместе со своими близкими и разрешил себе всяческие послабления и развлечения. После пиршества он совершил возлияние и горячо помолился богине, сказал своим детям, что только до этих пор им суждено видеть отца, и усиленно завещал как можно более позаботиться о прибывших с ним молодых эллинах и по возможности содействовать во всех их начинаниях. Затем Каласирид лег спать, и потому ли, что от великой радости чрезмерно ослабели дыхательные пути и изнуренное старческое тело внезапно пришло в упадок, или потому, что боги даровали ему исполнение его просьбы, но утром, когда начинают петь петухи, он был найден мертвым. Дети, послушные предсказанию старца, бодрствовали всю ночь.

– И теперь, – продолжал храмовой служитель, – мы разослали людей, чтобы пригласить отпрысков прочих находящихся в городе пророческих и жреческих родов: пусть они по законам отцов справят ему подобающее погребение. Итак, вам придется уйти, ведь не разрешается в течение целых семи дней подряд не только приносить жертвы, но и переступать порог храма лицам непосвященным.

– А где же будут жить чужестранцы? – спросила Кибела.

Прислужник ответил:

– Новый пророк Тиамид приказал приготовить им убежище где-нибудь неподалеку от храма, однако вне его. Как видишь, и они не приближаются к храму, повинуясь закону, и временно выселились из святилища.

Кибела нашла, что это ей на руку и легче добыча попадет в ее тенета.

– Боголюбезнейший из служителей, – сказала она, – вот удобный случай сделать приятное и чужестранцам и нам, а еще более Арсаке, сестре великого царя. Ты знаешь, как она любит эллинов и умеет принять гостей. Скажи-ка молодой чете, что по распоряжению Тиамида им приготовлено у нас пристанище.

Служитель так и сделал, ничего не подозревая о кознях Кибелы. Он думал, что окажет благодеяние чужеземцам, доставив им убежище при дворе сатрапа, а также окажет услугу правителю, к тому же безвредную и невинную. Прислужник, видя, что Теаген и Хариклея приближаются унылыми и заплаканными, сказал:

– Вы поступаете не по закону; не дозволено отеческими обычаями (к тому же это вам было заранее запрещено) жалеть и оплакивать пророка. Божественное и священное слово повелевает хоронить его с радостью и без кощунства, как получившего лучший жребий и избранного богами[134]. Правда, это извинительно для вас, потерявших, по вашим словам, и отца, и попечителя, и единственную надежду, но не следует совершенно падать духом, Тиамид унаследовал не только его жречество, но, кажется, и расположение к вам. Первым делом он приказал позаботиться о вас, и вот вам приготовлено роскошное пристанище, какого пожелали бы даже местные богачи, не говоря уже о вас, чужестранцах, чьи обстоятельства теперь, по-видимому, не из блестящих.

Указав им на Кибелу, служитель сказал:

– Идите за нею, считайте ее вашей общей матерью и следуйте ее гостеприимным указаниям.

Так он говорил; Теаген и Хариклея послушались его. Неожиданная утрата удручила их, но им радостно было получить где бы то ни было пристанище и убежище в их нынешнем положении. Они, конечно, остереглись бы это сделать, если бы могли предвидеть всю горестность их водворения и последующие злоключения.

И вот судьба, ополчившаяся на них, сделала передышку на несколько часов, уделила им недолгую радость, но тотчас же присоединила и горести, привела их, словно добровольных пленников, в руки врагов, пленяя молодых чужестранцев, не знающих будущего, человеколюбивым словом «гостеприимство». Так скитальческая жизнь поражает очутившихся на чужбине незнанием, словно слепотою.

Вошли они во дворец сатрапа, в пышные сени, превышавшие своею высотою частные дома и заполненные показным блеском телохранителей и гомоном прочей челяди. Удивленные и смущенные видом такого жилища, неподходящего к их нынешнему положению, они следовали за Кибелой, то и дело обращавшейся к ним и ободрявшей их, непрерывно называвшей их то маленькими, то детками и уверявшей, что им следует радоваться тому приему, который их ожидает. Наконец Кибела привела их в помещение, где сама обитала, расположенное особняком, в стороне, удалила посторонних, подсела к ним и сказала:

– Дети, я узнала причину охватившего вас теперь уныния: вас печалит кончина пророка Каласирида, заменявшего вам отца. Было бы кстати, если бы вы сказали, кто вы и откуда. Я знаю, вы – эллины, а что вы благородного происхождения, можно заключить по вашей наружности. Такой ясный взор, такая благообразная и в то же время привлекательная внешность выразительно говорят об этом. Но мне хотелось бы узнать ради вашей же пользы, из какой вы области Эллады, из какого города, кто вы и как, скитаясь, прибыли сюда; скажите мне все, чтобы я могла доложить о вас моей госпоже Арсаке, сестре великого царя и супруге величайшего сатрапа Ороондата: она любит эллинов, любит все изящное и оказывает благодеяния чужеземцам. Еще увидим мы вас в большом звании и должной чести. Расскажите-ка обо всем не вовсе чуждой вам женщине: я сама эллинского происхождения, с Лесбоса, привезена сюда в плен, но живется мне здесь лучше, чем дома. Я для моей госпожи – все, она почти что видит и дышит мною, я для нее и ум, и уши, и все, я постоянно знакомлю ее с людьми – такими, что надо, – и храню ей верность во всем сокровенном.

Теаген сравнивал в уме слова Кибелы с поведением Арсаки накануне, он вспомнил, как пристально та смотрела на него, дерзко не сводя глаз, обнаруживая тем нечистые свои помыслы. Теаген поэтому не предчувствовал в будущем ничего хорошего. Он уже хотел отвечать старухе, когда Хариклея, незаметно нагнувшись к его уху, сказала:

– Не забудь сказать в своем ответе, что я твоя сестра.

Поняв намек, Теаген ответил:

– Матушка, что мы эллины, ты сама как-то узнала. Мы – брат и сестра, наши родители были захвачены в плен разбойниками, мы отправились разыскивать их и испытали еще более суровую участь. Мы попали к еще более свирепым людям, лишились всего имущества (а его было много) и едва спаслись сами. По благой воле божества мы встретились с героем Каласиридом[135] и, прибыв сюда, чтобы впредь жить с ним, теперь, как видишь, остались сиротами. Вместе с его сыновьями потеряли мы человека, которого почитали отцом, да он действительно и был им. Вот что случилось с нами. Тебе мы очень благодарны за прием и за руководство, но ты еще больше угодишь нам, если позволишь нам жить уединенно и незаметно и отложишь то благодеяние, о котором ты только что упоминала, то есть знакомство с Арсакой. Не стоит вводить в ее судьбу, столь блистательную и счастливую, нашу чужестранную, скитальческую и печальную жизнь: хорошо, как ты знаешь, чтобы знакомство и встречи бывали только между равными.

Кибела не сдержалась после таких слов Теагена. Ее лицо расплылось, было ясно, что она крайне обрадовалась тому, что они брат и сестра. Она сообразила, что Хариклея не станет помехой или задержкой в любовных замыслах Арсаки.

– Прекраснейший из юношей, – сказала она, – ты не стал бы говорить подобных вещей об Арсаке, познакомившись с этой женщиной. Она годится на все случаи, особенно она помогает тем, кто незаслуженно бедствует. Персиянка родом, она совершенно прониклась всем эллинским, с радостью приходит на помощь эллинам и чрезвычайно любит эллинские нравы и обхождение.

Итак, мужайтесь: ты будешь делать, что полагается мужчине, – и достигнешь почета, а твоя сестра будет подругой ее игр и бесед. Но как же вас звать?

Услыхав, что Теагеном и Хариклеей, Кибела промолвила: