Галина Лифшиц-Артемьева - Предания, сказки и мифы западных славян Страница 5

II

Как чудовищна утрата,горе, боль, беда какая!Сердце вдруг зовет куда-то:про малютку вспоминает.Стены дрогнули от крика:«Ах, дитя! Дитя родное!»«Ах, дитя-дитя-родное» —Воет эхо под горою.

И в предчувствии ужасномБежит женщина, несется,словно птица в день ненастныйс криком к скалам страшным рвется,где нашла тот клад обманный,Там вблизи костел туманный.

От костела ветер веет,почему ж не слышно пенье?Хор уж больше там не славитИисусовы мученья.

Как к пещере прибежала,что в испуге увидала?Триста лишь шагов до храма,лес закончился дремучий,и лежит обычный камень.А ее загадка мучит:нет скалы, и нет пещеры,лишь кустов сухие сучья.

Как испуг ее пронзает!Как зовет, как ищет, бьется!На пригорок как взбегает,сквозь кустарник дикий рвется!А в очах ее безумье,губы сини, щеки серы!Меж шипами без раздумьяищет страшную пещеру.«Ах, беда! И здесь ошиблась!»Вся она в кровавых ранах,вновь упала и ушиблась,платье все в лохмотьях рваных.Нет! Нигде пещеры нету!Боль и страх ее терзают,уж глаза не видят свету,к небесам она взывает:«Кто вернет дитя родное?Мой сыночек! Где ты? Где ты?»

«Глубоко я под землею! —слышен тихий голосочек,доносимый шумом ветра, —ни глазами не увидеть,ни ушами не услышать,хорошо тут под землею,мне еды, питья не нужно,лишь играть с кусками злата,сидя в мраморной палате!

Нет ни дня здесь, нет ни ночи,здесь не засыпают очи,я играю, все играю —дзынь – монетки собираю!»

Снова ищет, но напрасно!Наземь падает, рыдает,стеснена тоской ужасной,волос клочья вырывает,неустанно причитает:

«Ах мне горе! Горе! Горе!Где дитя мое родное?Где найду тебя, мой милый?»«Милый – милый!» – что есть силыплач несется в гущу леса.

III

День прошел, другой проходит,вот в неделю превратились,месяц из недель выходит,солнце лета закатилось.

На пригорке, среди буков,храм построен с башней низкой,с башни той несутся звукив лес и к деревеньке близкой.Рано утром, до работык мессе колокол сзывает,перед образом Господнимпахарь голову склоняет.

Кто узнает ту особу,что лицом к земле склонилась?Уж погасли свечи в храме,а она еще молилась.Кажется, она не дышит.щеки, губы посинели,Кто ее молитвы слышит?Кто она? Узнаешь еле.После службы окончаньядверь у храма затворится.Видят меж дерев сельчане,будто тень с пригорка мчится,а потом идет неспешностежкой меж кустов колючих,где металась безуспешнов страшных зарослях дремучих.Тут вздыхает преглубоко,уронив лицо в ладони:«Ах, дитя мое!» – и окоуж в слезах горючих тонет.

Да, та самая бедняжка,вечно в грусти и печали,все она вздыхает тяжкоот утра и дале, дале.Взор ее всегда туманен,ночью спать она не может,утро радостью не манит,с мукой рано встанет с ложа:«Ах, дитя, мое родное!Ах, беда мне, горе злое,Ах, прости, помилуй, Боже!»

Лето кончилось,и осень, и зима уж на исходе,только горе не кончалось,слезы вечно на подходе.И хоть солнце выше стало,разогревши землю снова,ей веселья не послало,все еще рыдает вдова.

IV

Слышишь? Сверху, между буковиз костела с башней низкойснова раздаются звуки,как призыв, к деревне близкой.Вновь спешит толпа людская,Нынче пятница Страстная,К храму, вверх, ко славе Божьей,поспешают все, кто может.

Нежно веет ветер вешний,он доносит хора пенье:вновь в костеле вспоминаютоб Иисусовых мученьях.

Кромкой леса, вдоль рекиженщина бредет, вздыхает,тяжелы ее шаги,словно кто идти мешает.В горе прожила весь год,боль идти ей не дает.Что ж пред нею предстает?

Что ее явилось оку?Лишь в трехстах шагах от храмастранный камень одинокийвырос на дороге прямо,рядом с серою скалою,словно вечно здесь стоящей,дверь открыта под горою —вход пугающий, манящий.

В страхе женщина застыла,ужас волосы вздымает —здесь пропал сыночек милый,но – надежда оживает.Нет, надеяться не надо,только как же без надежды?Ведь прошла кругами ада!Манит вход ее, как прежде.

Двери снова распахнулись,зал невиданно прекрасен,Стены золотом сверкают,потолок в рубинах красных,и хрустальные колонны,отражая свет, сияют,своды, мрамор пола, арки…Кто не видел, не поверит:два светильника у двери,два огня вовсю пылают,погасить никто не властен:левый – лунным полыхаетсветом, что дарует счастье,правый – золотом трепещет,рыжим, солнечным, опасным.Сребро слева, злато справак потолку огни вздымают,что мощны и негасимы,берегут и освещаютклад, от века здесь хранимый.

Ужас женщину толкает,страх, но и надежда тоже.Вновь на золото взирает —неужели снова, Боже,жажда денег раздирает?«Ха-ха, мама! Ха-ха, мама!»Глядь, сынок, сыночек милый,по кому весь год тужила,к маме тянется руками!

Задыхается, дрожит,мигом к сыну подбегаети в объятия хватает,прочь из зала с ним бежит,крепко к сердцу прижимает.

Треск-треск! Что это за звуки?по пятам за ней несетсягрохот, ветра вой и стуки,вся скала теперь трясется,от себя не отпускает.«Божья Матерь, помоги мне!» —молит женщина в смятенье,за спиной скрежещут стены,рухнет все через мгновенье.

Вдруг – о, как все изменилось!Тихо, благость воцарилась.Это было иль приснилось?Камень тот же у дороги,Входа нет, как не бывало.о страстях Христовых в храмепаства хором допевала.

У нее зашлось дыханье,вся от ужаса трясется,у нее одно желанье:с сыном прочь она несется,обнимает, прижимает,сохранит его? Спасется?Лес уж ближе подступает,далеко скала – и бьетсяу бедняжки сердце громко,и почти не держат ноги.Вот и принесла ребенкаот скалы в свой дом убогий.

«Слава Богу!» – повторяет,слезы счастья щедро льются,сына милого ласкает,вместе с ним они смеются.И целует лобик, ручки, губки —к сердцу прижимает,все любуется, вздыхает.

Глядь – блеснуло, зазвенелочто-то в фартучке сыночка —горстка золотых монеток,что ему тогда всучила,чтоб играл один той ночью.

Но ее не занимаетто, что столько горя стало!Боль и слезы вспоминает,хоть благодарит немалобога за подарок этот.Ей богатств дороже света,всех милей сыночек малый —клад прекрасный, небывалый!

V

Уж давно костел разрушен,Смолкло колокола пенье,Где росли когда-то буки,Догнивают их коренья.

Старец помнит те преданья,Хоть и канули иные,Все же люд еще укажетТе места, где прежде жили.

Если вечером морознымМолодежь с ним вместе сядет,Старец с радостью расскажетО вдове и вдовьем кладе.

Свадебные рубашки

Одиннадцать уже пробило,а лампа все еще светила,а лампа все еще горела,что над иконою висела.

На стенке комнатки низкойБыл образ Девы Пречистой,Матери Божьей с младенцем Христом,Как розы бутон с прекрасным цветком.

А перед ликом светлымдевушка на коленях,лицо к земле склонила,руки в молитве сложились,слезы из глаз ее падали,грудь тоскою теснилась,плакала бедная девушка,слезы так и катились:

«Господи! Где же мой батюшка?Травкой могилка покрылась!Господи! Где моя матушка?И та под землею сокрылась!Сестра и год не прожила,а брата пуля стерегла.

Когда бы милый рядом был,отдать бы жизнь хватило сил,но он давно в чужом краю,не слышно там печаль мою.

Как на чужбину собирался,все утешал, все улыбался:«Любимая, ты лен посейи понапрасну слез не лей,а в первый год – пряди, пряди,и на второй – холсты бели.На третий – шей и вышивай,рубашки к свадьбе собирай.Рубашки только ты сошьешь,венок из руты заплетешь».

Рубашки те давно я сшила,в сундук с приданым уложила,завяла рута на веночке,а нету, нету все дружочка!В свете ль бродит он широком,камнем в море ли глубоком —где пропал мой ясный свет?Лета три как вести нет!

Мария, Дева непорочная,Ты моя защита прочная:мне верни любимого,одного-единого,мне любимого верниили жизнь мою возьми,жизнь его – весенний цвет,без него не мил мне свет.Мария, Матерь милости,куда без Твоей жалости!»

Погнулся образ на стене,забилось сердце в глубине,лампа, что едва горела,вспыхнув, сразу потемнела.То ли буря погасила,то ль знаменья злого сила!

Слышишь, что там? что за звук?А в окошко: тук! тук! тук!«Спишь, красотка или бдишь?Что, красотка, не глядишь?Ждешь меня или забыла?Тут я, тут, жених твой милый —Мне верна иль изменила?»

«Ах, мой милый, жизнь моя!Я молилась за тебя!Моя мольба тебе подмога,за тебя прошу у Бога!»

«Брось молитвы! Встань, иди,впереди вся ночь в пути.Месяц светит нам в подмогу.Ну, невеста, нам в дорогу!»

«Боже правый! Ты о чем?Да куда же мы пойдем?Воет буря, ночь темна,ночь для смертных – время сна».

«День как ночь, а ночь как день,Все равно, что свет, что тень.Я до криков петуховмужем стать твоим готов.Не тяни, вставай, иди,У нас венчанье впереди!»

Ах, как была ночь глубока!Светил лишь месяц свысока.И тихо, пусто все вокруг,лишь ветра вой и рядом друг.

Он впереди – все скок да скок,она за ним, к шажку шажок,Псы разом взвыли в тишине,учуяв пару вдалеке,и выли, выли беспокойно,как будто рядышком покойник!

«Прекрасна ночь, ясна – как разВстают из гроба в этот часусопших тени – встретив их,ты не лишишься чувств своих?»

«Чего бояться? Ты со мной,а око Божье надо мной, —скажи-ка лучше, милый мой,здоров ли, жив отец родной?И захотят отец и матьменя в семью свою принять?»

«Ты слишком много говоришь!Иди скорее, – увидишь,иди скорее, час не ждет,дорога далеко ведет.Что правой держишь ты рукой?»

«Молитвослов всегда со мной».

«Брось это прочь, слова молитвтяжеле всех могильных плит!Брось это прочь, без ноши путьгораздо легче, не забудь».

Он книжку бросил что есть сил,И одолели десять миль.

Путь шел их по горам пустым,по скалам, по лесам густым.В ущельях несся хищный вой,и филин ухал над главой,несчастье будто предрекал,невесту бедную пугал.

Он впереди – все скок да скок.Она за ним – к шажку шажок,по скалам острым, по шипамступать пришлось ее ногам,и белы ножки где ступали,следы кровавы оставляли.

«Прекрасна ночь, ясна – как разживых и мертвых встречи час.Готова ль ты, дружочек мой,увидеть мертвых пред собой?»

«Чего бояться? Ты со мной,а рука Божья надо мной.Скажи-ка лучше, милый мой,а как обставлен домик твой?Чиста ль светлица? Весела?И храм далеко от села?»

«Ты слишком много говоришь!Уже сегодня поглядишь.Скорей идем, бежит наш час,дорога долгая ждет нас.А что несешь за пояском?»

«То четки я несу в твой дом».

«Как змеи, четки обвились,тебя задушат, берегись!Сними и выброси скорей,и поспешим мы веселей!»

Отбросил четки что есть сил,и одолели двадцать миль.

Теперь дорога низом шла,через болота и луга,на топях низких вдоль реки,кружась, мигали огоньки.По девять два ряда летят,как будто к гробу встали в ряд,и жабий крик вещает что-то,как погребальный хор с болота.

Он впереди – все скок да скок,она за ним – слабей шажок,осока – всех ножей острей,как бритва, режет ножки ей,на папоротнике вдоль водыее кровавые следы.

«Прекрасна ночь, ясна – как разживым спешить к могилам час.Не страшно ли, дружочек мой,Увидеть мертвых пред собой?»

«Ах, не боюсь, ведь ты со мной,и воля Бога надо мной!Давай лишь чуть передохнем,немножко дух переведем,дыханье сбилось, в ножках дрожь,и в сердце словно острый нож!»

«Сейчас должны мы поспешить,ко времени должны прибыть:Ждут гости, пенный ждет нас квас,и как стрела летит наш час —А что там, мой дружочек,на шее за шнурочек?»

«То крестик матушки моей».

«А ну, сними его скорей,Все беды из-за злата,Беду несет, проклято!Отбрось его, девица,и станешь словно птица!»

Отбросил крест что было сил,и одолели тридцать миль.

А на равнине широкойдом показался высокий.Высокие узкие окна в ряд,и колокольни строгий наряд.

«Вот, дорогая, мы уже здесь!Видишь – не видишь все, что тут есть?»

«Ах, ради Бога! Ведь это храм?»

«Нет, не храм, это замок мой там!»

«Кладбище это? Могильный ряд?»

«То не могилы, это мой сад!Ты на меня посмотри поскорейИ через стену – прыг веселей!»

«Нет, подожди, оставь меня так,Облик твой странен, на нем смерти знак,Дыханье твое – отравленный смрад,И в сердце твоем и лед, и яд!»

«Не бойся, милая, ничего!В доме моем полно всего:мяса полно, без крови блюда,сегодня впервые иначе будет!А что в узелке ты несешь, дорогая?»

«Рубашки, что сшила, тебя ожидая».

«А нам их нужно только две:одна тебе, другая мне».

Взял узелок и, словно вор,на гроб забросил, за забор.«Не бойся, прыгай, на меня глянь,Свой узелок сама достань».

«Ты шел всегда передо мной,я за тобой дорогой злой,так будь и нынче впереди,дорогу укажи, иди!»

Перемахнул одним прыжком,не чуя хитрости ни в чем;подпрыгнул вверх, как бы взлетел,ее нигде не углядел,лишь что-то белое мелькнуло,в ночном тумане утонуло,спасенье для нее нашлось,того не ждал ее злой гость!

Стоит каморка тут, стоит,засов железный дверь хранит,она дрожа туда вошла,дверь за собою заперла.Темно в каморке, окон нет,сквозь щели – только лунный свет,строенье крепкое, как клеть,а посреди лежит мертвец.

Хей, а снаружи шум и толк —могильных чудищ грозный полк,стучат и воют – сотни тут —и песню жуткую поют:

«В могилу, тело, поспеши,раз не сберег своей души!»

И стук раздался: бух, бух, бух!Стучит снаружи ее друг:«Вставай, мертвец, вставай скорей,открой затворы у дверей!»

И мертвый очи открывает,и мертвый очи протирает,собравшись, голову поднял,вокруг себя все озирал.

«О, святый Боже, помоги,от дьявола убереги!А ты, мертвец, ложись сейчас,Господь покой тебе подаст!»

И мертвый голову роняет,и очи крепко закрывает.

И снова звуки: бух, бух, бух!Сильней стучит ужасный друг:«Вставай, мертвец, вставай скорей,открой засовы у дверей!»

На этот стук, на этот гласподнялся мертвый в тот же час,как будто снова он проснулся,к дверям руками потянулся.

«Христе Иисусе, вечный Спас,помилуй душу в страшный час!Ты, мертвый, не вставай, ложись,на милость Бога положись!»И мертвый без движенья лег —глаза пустые в потолок.

Снаружи снова: бух, бух, бух!В глазах мутится, гаснет слух!«Вставай, мертвец, хола, хей, хай,и нам живую отдавай!»

Ах, трудный час, ужасный час!Мертвец поднялся в третий раз,глаза пустые повернул,на полумертвую взглянул.

«Мария Дева! Рядом стой!И Сын Твой будет пусть со мной.Я прежде не о том просила,прости меня, я согрешила!Мария, Матерь Милости,от зла меня спаси, спаси!»

И тут поблизости как разкрик петуха туман потряс,и, отовсюду повторен,понесся крик со всех сторон.

Тут мертвый, что столбом стоял,на землю, как бревно, упал,снаружи тихо – смолк весь звук,исчез мгновенно страшный друг.

А утром люди к мессе шли,картину страшную нашли:пуста могила, гроб раскрыт,в каморке девушка сидит,и клочья свадебных рубахвисят на памятных крестах.

Девушка, ты верно сделала,что о Боге только думала,друга злого не послушала!А решила б по-другому,так пришла б к концу дурному:не рубашек клочья были —тела клочья на могиле!

Полудница[2]