Народное творчество - Калевала Страница 9

Обрадовалась хозяйка Похьолы изобильной мельнице и велела отнести ее в медную гору – там, в глубокой пещере заперла она Сампо за девятью замками и навела чары, от которых вросла мельница в землю и пустила длинные корни. Теми корнями, что крепче любых цепей, закрепила старуха Лоухи Сампо – один корень ушел в глубь земли, другой зацепился за берег моря, а третий обхватил утес. Ильмаринен же, исполнив обещание, сказал старухе:

– Что ж, сковал я Сампо – отдашь ли теперь за меня девицу?

Но ответила кузнецу сама красавица Похьолы:

– Если уйду я в чужую страну, то замолкнут здесь птицы и улетит кукушка с родных холмов. Нет, не хочу я оставлять своих девичьих дней и веселых забот – не спела я еще все песни и не наигралась в роще!

Опечалился Ильмаринен – не хотел он неволить красавицу, а злая хозяйка Похьолы и сама рада не платить за Сампо любимой дочерью. Не наставляя ее родительской властью, оставила Лоухи дочь дома, кузнеца же в награду за работу только накормила, напоила и отправила на ладье в Калевалу, призвав северный ветер нести лодку по синему морю, покуда не достигнет Ильмаринен родных берегов. Так ветер и исполнил.

Прибыв в Калевалу, рассказал кузнец все как было вещему Вяйнемёйнену, и удивлялся тот изобильному Сампо, и печалился печалью Ильмаринена.

11. Лемминкяйнен похищает девицу из рода Саари

Жил на земле Калевы на морском острове молодой рыбак Лемминкяйнен, удалой богатырь Ахти. Вышел он и лицом, и статью, ко всему и нрав имел веселый, хотя не без изъяна – падок был на женщин и на ночных гулянках, где хороводили нарядные девицы, не пропускал ни одной.

Однажды услышал Лемминкяйнен, будто живет на острове в земле Саари дева Кюлликки, такая стройная и нежная, что луговые цветы ей завидуют, да и по знатности рода она выше и славнее прочих. Ходила молва, будто солнце сватало за нее сыночка, но не пошла в их дом красотка – не захотела сиять с небес вместе с солнцем. Говорили также, будто и светлый месяц сватал за нее чадо, но и ему отказала девица – зазорно ей было серебриться с месяцем на воздушной дуге. Рассказывали и про звезду, что хлопотала за своего сына, но если первым отказано, то уж и не с ним Кюлликки долгими ночами мерцать на зимнем небе. Были знатные сваты из Виру, и отвечала им дева: «Не тратьте золото, не сыпьте попусту серебро – никогда не пойду я за мужем в Эстонию, чтобы считать там унылые волны и есть эстонскую ушицу!» Являлись родовитые сваты из Ингрии, и так говорила им Кюлликки: «Ни за что не выйду я в Ингрию – печален там берег, нет там ни дров, ни лучин для света, каждую там ржаную краюшку считают, а о пшеничном хлебе и не слыхали!» Но несмотря на такую славу, все же решился веселый Лемминкяйнен ехать свататься к красотке Кюлликки, чтобы расплести невесте разукрашенную косу.

– Не годишься ты, сынок, в женихи этой деве, – остерегла его мать. – Очень знатен род Саари – не потерпят тебя там.

– Пусть род наш не знатен и не спорит с ними славой, – ответил Лемминкяйнен, – зато сам я знатен статью | да удалью и с кем угодно поспорить могу силой да ловкостью.

– Что ж, поезжай, – вздохнула мать, – пусть засмеют тебя там девицы и жены.

Недолго раздумывал Ахти над ответом.

– Быстро оборву я женские смешки и девичье хихиканье, – сказал он, – огуляю да наделаю всем детей – станет им с такой заботой не до смеха!

С теми словами запряг Лемминкяйнен в сани лучшего жеребца и помчался кратчайшей дорогой по замерзшему морю в саарские селения сватать себе цветок той земли.

Долго ли, коротко – прибыл он в страну Саари, но на беду подвело молодца нетерпение – неловко въехал Лемминкяйнен на деревенскую улицу: опрокинул на бегу сани и жалился в сугроб. Засмеялись над ним жены, стали потешаться над неуклюжим гостем девицы; вылез Лемминкяйнен из сугроба и закусил со стыда бороду – никогда еще не бывало, чтобы сыпались на него женские насмешки… Но победил в удалом Ахти веселый нрав – спросил он девиц и жен, будто в сугроб и не падал:

– А что, есть ли место у вас на Саари, где бы мог я повеселиться, поплясать на поляне да девиц саарских потешить?

– Много на Саари таких местечек, где б тебе повеселиться, непутевый! – ответили ему со смехом девицы и жены. – Оставайся у нас пастушонком и пляши на поляне с конями!

Принял Лемминкяйнен шутливый девичий вызов и остался на Саари пастухом.

Скоро подоспела весна и потянулись к солнцу зеленя. Проводит удалой Ахти весь день на лугу со стадами, а по ночам ходит к молодицам – играет с ними да весело пляшет. Так все и вышло, как сказал он матери: оборвал Лемминкяйнен их насмешки, никого не миновал – не было такой ни из молодок, ни из дев невинных, с которою бы он не переспал. Лишь одна осталась меж всеми – тот цветок Кюлликки из знатного рода Саари, что всех сватов отсылала, – отвергла она и веселого Лемминкяйнена.

Сапоги истоптал молодец из рыбацкого рода – все ходил вокруг девы, что была на острове всех прекрасней, но всякий раз говорила ему Кюлликки: «Что ты крутишься здесь, бедняк, понапрасну? Нужен мне муж тебя постатнее, ведь сама я стройна на диво и красою одарена на славу».

Так год почти минул в непутевом сватовстве, снова землю укрыло снегом. И вот однажды вечером, когда за сумерками следом повела Кюлликки девиц-плясуний на лесную лужайку, въехал на санях в хоровод удалой Лемминкяйнен, схватил Кюлликки и бросил к своим ногам на медвежью полость. Подстегнув кнутом коня, на скаку крикнул Ахти девицам:

– Никогда ни перед кем меня не выдавайте, что похитил я Кюлликки! А не то нашлю на Саари войну заклятием, и навек расстанетесь вы с мужьями и женихами!

Видя, что все дальше увозит ее от дома дерзкий Лемминкяйнен, взмолилась Кюлликки:

– Отпусти меня на волю, ведь будет мать обо мне горько плакать! Знай, что есть у меня пять братьев, и еще есть семь сынов у моего родного дяди – по следам они меня отыщут и назад воротят, как зайчонка отобьют у сокола!

Но не отпустил ее Лемминкяйнен, только крепче прижал ко дну саней. От горя стала девица клясть свою судьбу:

– Зачем я на свет родилась?! Для того ли меня мать растила, чтобы досталась я скверному мужу, беспутному задире, что всегда готов к распре и мечтает об одних битвах!

– Кюлликки, свет мой ясный, – принялся утешать ее Лемминкяйнен, – не о чем тебе печалиться! Обижать я тебя не стану, коли будешь хорошей женой и разделишь со мной ложе. Или горюешь ты о том, что беден я и нет у меня тучных стад? Так оставь эти заботы! Хороши мои коровы: на поляне – Куманичка, на пригорке – Земляничка, на болоте – Клюква. Корму они не просят, не запирают их на ночь, не сыплют им по утрам соли, и не надо им пастуха. Или от того печалишься, что незнатного я рода? Пусть так, зато меч мой огнем пылает, и уж он куда как знатен! Злобным Хийси он отшлифован и богами заточен – клинком этим добуду я своей семье величие! Испугалась таких речей Кюлликки.

– Ахти! Милый Кауко! – взмолилась она. – Если хочешь взять меня в жены и навсегда заключить в объятия, то поклянись мне вечной клятвой, что не затеешь ты войну, как бы ни жаждал славы или наживы!

И поклялся Лемминкяйнен не начинать первым кровавой при, как бы ни жаждал он богатства или славы. Но и от красотки Кюлликки потребовал Ахти клятвы, что не будет она больше ходить на девичьи игры и деревенские пляски – и дала в том Кюлликки залог перед великим Укко. Так зареклись они друг перед другом: удалой Лемминкяйнен – забыть по войны, Кюлликки – оставить игры.

Покидая Саари, без печали простился Ахти с местами, где летом и зимой, в дождь и злую непогоду искал он благосклонности цветка саарской земли.

По скованному льдом морю через недолгое время привез Лемминкяйнен девицу в Калевалу, к родному дому. Вышла на крыльцо встречать его мать, и сказал ей весело удалой Ахти:

– Пусть теперь смеются жены и девицы, пусть теперь надо мной зубоскалят – взял я из них лучшую, отплатил за пустые насмешки. Стели, матушка, скорее постель и взбивай пуховые подушки – наконец возлягу я с красавицей саарской!

– Хвала Укко! – ответила Лемминкяйнену мать. – Дал ты мне невестку – разведет она теперь огонь в очаге, сможет мне прясть нитки и ткать ткани, поможет стирать белить холсты. Хвали и ты, сынок, судьбу: чист на поле снег – но зубки у невесты чище, стройна на реке утка – но уточка твоя стройнее, ясны на небе звезды – но еще ясней глаза у красотки, бела на море пена – но и род ее без пятнышка! Ставь теперь новые палаты, руби в них широкие окна – получил ты жену себя знатнее!

12. Лемминкяйнен оставляет Кюлликки и едет в Похьолу

Год прошел, как привез Лемминкяйнен из саарской земли юную деву, год жили они вместе – и забыл Ахти про войны, а Кюлликки не ходила на игры. Но однажды случилось так, что отправился Лемминкяйнен на дальний нерест ловить рыбу, а к вечеру не вернулся, – и не утерпела красотка Кюлликки: как спустились на землю сумерки, пошла она в деревню – туда, где собирались ночами на танцы молодицы. Сестра же Лемминкяйнена Айникки рассказала о том брату, как вернулся он на другой день с добычей. Омрачился Ахти, вскипел злостью Кауко и, не говоря жене ни слова, стал собираться на битву.