Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.) - Коллектив авторов Страница 11

надежде наткнуться на препятствие, которое остановило ее качение. А, найдя монету, снова начинала катать ее, и так пять-шесть раз подряд, пока не приходил рассвет. На протяжении десяти лет число катаний монеты становилось все меньше, а после десяти лет я катала ее всего один раз в пять или даже десять дней. К тому времени пылкость моя охладела, больше уже не надо было катать монетку по ночам, но я аккуратно завернула ее, чтобы сохранить. Так незаметно прошло больше двадцати лет. Теперь я бережно храню ее, потому что не могу забыть чувства благодарности к этой монетке, а еще для того, чтобы иногда, достав ее, поразмышлять над жизнью.

Под конец рассказа мать и сыновья, обнявшись, долго не могли успокоиться от слез. Если бы услышал этот рассказ благородный муж, наверняка сказал бы: «Именно такую называют верной женой, и нечего больше добавить!»

Да! Воистину жаль! Несмотря на подобную непростую верность мужу и чистое поведение этой женщины, ее достоинства не были известны другим в ее время, а последующие поколения утратили ее имя, но по какой причине?! Скорее всего, потому, что верность вдов была для всей страны обычным делом, и если женщина не погибала из-за верности, то и жизнь ее оставалась никому не известной.

* * *

Случилось это в один из дней года быка[39], на следующий год после того, как меня назначили на службу в селение Аный[40]. Ночь приближалась к концу. Я лежал в полудреме, когда со стороны канцелярии местного начальника до меня донеслись голоса нескольких человек, шепотом обсуждавших что-то и с сожалением вздыхавших время от времени. Дело, наверное, было очень срочное, но они, очевидно, боясь меня разбудить, говорили вполголоса.

Я спросил громким голосом:

– Петух уже пропел?

– Уже три-четыре раза, как пропел.

– Что там снаружи происходит, случилось что?

– Да вот, племянницу мелкого канцеляриста Пак Санхе выдали замуж в Хамъян, но вскоре она овдовела. Племянница совершила трехлетний траур по покойному мужу, а после решила принять яд и сейчас при смерти. Пришло срочное известие с просьбой скорее навесить ее, но Санхе на дежурстве и не осмеливается поехать.

Тогда я приказал ему отправиться в путь. В тот же день вечером я спросил:

– Выжила вдова из Хамъяна?

– Говорят, уже умерла.

– Ах, – вздохнул я. – Верная жена, эта женщина!

Затем я созвал чиновников из селения и спросил:

– Говорят, в Хамъяне появилась преданная жена.

Ведь она родом из Аный. Сколько ей лет? За кого она вышла замуж в Хамъяне? Как вела себя в детстве? Кто-кто из вас знает ее?

Несколько чиновников отвечали с печалью:

– Она дочь Пака, потомственного чиновника нашего селения. Звали его Саниль. У него всего одна дочь, после рождения которой он через некоторое время умер. Мать умерла еще раньше. С детства ее воспитывали дед с бабкой, и росла она почтительной дочерью.

Была выдана замуж в девятнадцать лет и вошла в дом Лим Сульчжина из Хамъяна. Семья эта тоже из потомственных чиновников. Лим Сульчжин с детства был слаб здоровьем. Поэтому он покинул мир сей, не прожив и полгода после свадьбы. Жена его, совершая траур, по всей строгости исполняла нормы ритуала и в служении свекру и свекрови полностью исполняла предписания этикета. Родственники и соседи из селений Аный и Хамъян все не переставали восхвалять ее доброту и нравственность. И все это закончилось вот таким печальным результатом, – завершил рассказ один пожилой чиновник, лицо которого было полно грусти.

– А еще за несколько месяцев до свадьбы говорили так: «Болезнь поразила жениха до мозга костей, и нет надежды, что он долго проживет. Так почему не вернуть брачный контракт, заключенный во время помолвки?» И дед с бабкой потихонечку увещевали ее, но женщина ничего не отвечала, крепко закрыв рот.

Как только приблизился день свадьбы, решили послать гонца из дома Пак, чтобы узнать, как и что. Тот вернулся и рассказал, что жених красив, но очень болен, сильно кашляет, похож на гриб и ходит как тень. В доме Пак забеспокоились и позвали другую сваху, чтобы поискать более подходящего жениха. Тогда молодая женщина, изменившись в лице, сказала: «А по чьим меркам я шила эту одежду для жениха, для кого эта одежда?[41] Я буду следовать до конца тому, что решила с самого начала». В ее доме знали об этом, поэтому согласились на жениха, о котором договорились прежде. И хотя совершили брачную церемонию, на самом деле одежда так и осталась без хозяина.

* * *

Через некоторое время после этого правителю уезда Хамъян Юн Гвансику приснился удивительный сон, под впечатлением которого он написал свою «Повесть о преданной жене», а еще начальник волости Санчхон Ли Мёнчже[42] сочинил повесть об этой женщине. Известный искусством слова ученый Син Донхан из Кочхана во всех подробностях составил записи о верности и чести госпожи Пак.

Госпожа Пак решила в своем сердце: «Разве можно прожить одной, без мужа, в таком молодом возрасте?

Только и будешь помехой для родственников, которые станут постоянно жалеть, и будет невозможно избавиться от дурного соседства людей, что вокруг. Поэтому невозможно ничего другого, кроме как поскорее избавиться от моего бренного тела».

Грустно. Не покончила собой на четвертый день после смерти мужа, когда надевают траурную одежду, только потому, что предстояли его похороны. Не покончила собой после траурной церемонии первой годовщины смерти мужа только потому, что нужно совершить церемонию поминовения второй годовщины.

Исполнила церемонию второй годовщины и, по завершении времени трехлетнего траура, в тот же день и в тот же час ушла в мир иной вслед за мужем. Так ей удалось выполнить задуманное вначале. Разве это не преданная жена?!

Ким Бусик[43]

Почтительная дочь Чиын

Чиын была дочерью простолюдина по имени Ёнгвон из провинции Ханги-бу, что в древнем государстве Силла[44]. По характеру она была весьма почтительной к родителям. В раннем возрасте, потеряв отца, жила одна с матерью, заботясь о ней. К тридцати двум годам она так и не вышла замуж, с утра до вечера находилась рядом с матерью. Ей нечем было кормить мать, поэтому иногда она работала за деньги, а иногда собирала подаяние на еду и так прислуживала матери. Так продолжалось довольно долго, пока она, очень устав, и больше не в силах терпеть муки, решилась продать себя в услужение в дом богача, попросив взять ее крепостной служанкой, и получила за это десять мер риса[45].