Повесть о доме Тайра - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания Страница 15

ничтожен — вам-то никто не причинял ни обиды, ни огорчения! Чтобы женщина, которой едва минуло семнадцать, настолько прониклась отвращением к греховному и так глубоко, всем сердцем пожелала возродиться в вечной жизни в Чистой обители рая — вот настоящее диво, вот подлинно благородная, истинно верующая душа! Ваш пример будет мне великим уроком, послужит благостным умудреньем! — И они поселились все вместе в одной хижине, утром и вечером украшали алтарь Будды цветами, возжигали курения и с умиротворенной душой, не волнуемой более земными страстями, молились о рае; и со временем осуществилось заветное желание всех четырех, и они возродились к вечной жизни в Чистой обители рая — одни раньше, другие позже…

В поминальном списке храма Долгого Поучения, Тёкодо, воздвигнутого государем Го-Сиракавой, всех четырех записали вместе: «Блаженные Гио, Гинё, Хотокэ и Тодзи». Поистине печальна и прекрасна их повесть!

7

Дважды императрица

В прежние годы и вплоть до недавних времен воины Тайра и Минамото вместе служили трону, вместе усмиряли ослушников, нарушавших закон и не почитавших власть государя. Оттого покой и порядок царили в мире. Но в смуту Хогэн пал в бою Тамэёси[60], а в смуту Хэйдзи — Ёситомо[61]. После их гибели всех отпрысков рода Минамото убили либо сослали в ссылку; отныне процветали одни лишь Тайра, все прочие и головы-то поднять не смели. Казалось, теперь навсегда наступит спокойствие в государстве. Однако после кончины государя-монаха Тобы по-прежнему то и дело вспыхивали вооруженные распри, а казни, ссылки, лишение сана, отнятие должности, что ни день, творились как самое обычное дело, и не было покоя в стране, и народ трепетал от страха. В особенности же с наступлением годов Эйряку и Охо усилились раздоры между двором прежнего императора Го-Сиракавы и царствующим владыкой императором Нидзё — из-за этих раздоров все царедворцы, и высших и низших рангов, дрожали от страха, пребывая в постоянной тревоге, как будто стояли у края пучины[62], как будто ступали по тонкому льду… Прежний государь и нынешний император отец и сын — казалось бы, какая вражда может их разделять? А между тем то и дело творились дела, одно чуднее другого, — а все оттого, что приблизился конец света и помыслы людские обратились только к дурному… Что бы ни сказал государь-отец, император во всем ему перечил; тогда-то и случилось событие, поразившее всех, кто видел все это или слышал о нем, и вызвавшее всеобщее осуждение.

У почившего императора Коноэ осталась супруга, вдовствующая императрица[63], дочь Правого министра Кинъёси. После кончины государя покинула она двор, поселилась в усадьбе Коноэ-Кавара и, как подобает вдове, жила уединенно и скромно. В годы Эйряку исполнилось ей, верно, двадцать два или двадцать три года — возраст, когда расцвет уже почти миновал. Однако она слыла первой красавицей в государстве, и вот император Нидзё, помышлявший только о любовных утехах, для коих его новоявленный Гао Лиши[64] разыскивал красавиц по всей стране, послал ей любовное письмо. Но вдова и не подумала отвечать. Тогда государь, уже не скрывая своих намерений, послал в дом Правого министра высочайший указ, повелевавший вдовствующей императрице вступить во дворец как его законной супруге. Поступок неслыханный, из ряда вон выходящий! Сановники собрались на совет, и каждый высказал свое мнение.

— Если обратиться к сходным примерам в чуждых пределах, то в Тайском государстве императрица У Цзэтянь[65], после кончины супруга, императора Тайцзуна[66], снова вышла замуж за своего пасынка, императора Гаоцзуна[67]. Но то случилось в чужой стране и потому дело особое… В нашем же государстве со времен императора Дзимму[68] сменилось на троне свыше семидесяти владык, однако ни разу не бывало, чтобы женщина дважды становилась императрицей! — так единогласно рассудило собрание.

Прежний государь Го-Сиракава тоже усовещивал сына, говоря, что недоброе дело он задумал, но император ответил:

— У Сына Неба нет отца и нет матери![69] В прежней жизни я соблюдал Десять заветов и в награду за это стал повелителем десяти тысяч колесниц[70]. Отчего же столь пустячному делу не свершиться по моей воле?! — И вскоре высочайшим указом назначил день свадьбы. Тут уж и государь-отец был бессилен что-либо изменить.

С той поры как вдовствующая императрица узнала об этом, она только и делала, что заливалась слезами. «Если бы в ту осень, во 2-м году Кюдзю, когда скончался мой супруг-император, я вместе с ним растаяла бы росинкою в поле или, приняв постриг, удалилась от мира, мне не пришлось бы переживать сейчас подобное горе!» — сокрушалась она. Министр, ее отец, стараясь утешить дочь, говорил:

— Только безумец перечит власти! Высочайший указ уже издан, значит рассуждать поздно. Надо поскорее отправиться во дворец. Кто знает, может быть, счастье нам улыбнется, ты родишь сына, станешь Матерью страны и меня, недостойного, будут почитать как государева деда. Это будет лучшее исполнение дочернего долга и великая подмога мне, старику! — так говорил он, она же в ответ не проронила ни слова.

В эти дни, рассеянно водя кистью по бумаге, сложила она стихотворение:

       Не тонут в протоке слова,

как плавучий бамбук, —

теченьем уносит молву о завидном уделе,

об этой повинности тяжкой…

Неизвестно, как прослышали люди об этих стихах, но их передавали из уст в уста, и все жалели бедную женщину.

Вскоре наступил день отъезда во дворец. Министр-отец и другие придворные провожали невесту согласно церемониалу, с особой пышностью разукрасив карету, но она не спешила ехать, ибо свадьба эта была ей вовсе не по душе. Только когда стемнело и наступила глубокая ночь, позволила она усадить себя в карету.

Так вступила она в императорские чертоги, поселилась во дворце Прекрасных Пейзажей и преданно служила государю, советуя ему посвятить все помыслы управлению страной.

В тех покоях, во дворце Сисиндэн[71], Небесном Чертоге, есть раздвижные перегородки, на которых нарисованы мудрецы и святые[72]. На одних, как живые, изображены И Инь, Ди Улунь, Юн Шинань, Тайгун Ван, Жань Лисяньпэн, Ли Цзы и Сыма; на других — длиннорукие и длинноногие страшилища-люди и китайские кони на полном скаку, а в зале Демонов — полководец Ли, как живой[73]. Прекрасные картины! Недаром сам Оно-но Тофу[74], правитель земли Овари, семь раз переписывал на них надпись! И еще есть там, говорят, во дворце Прохлады и Чистоты, раздвижная перегородка, на которой в давние