Муким-ханская история - Мухаммед Юсуф Мунши Страница 20

“Великолепно, Надир-диван-беги! Ты (достойный) ученик ученого!” — воскликнул один из задержанных.

“О повелитель мира, это не я сделал, а Абдулваси' курчи”, — ответил другой.

Миршаб, услышав эти слова, (с ужасом) произнес: “Аллах! Какое преступление я совершил: ведь это хан, диван-беги и курчи!” И, приказав патрулю отпустить задержанных, отошел в сторону. А эти три человека, освободившись, подобру-поздорову ушли с сундучком драгоценностей. На следующий день все индийцы с черными войлоками на шее и с разорванными воротниками явились во дворец Имам-кули-хана. Доложив хану все происшедшее в истекшую ночь, они просили его оказать правосудие. “Мы, рабы, — говорили индийцы, — уже догнали трех воров и готовы были схватить их, как впереди, на улице, показался миршаб. Погасив (свой) фонарь, он способствовал тому, что воры убежали”. Хан, обратившись к (присутствовавшему при этом) миршабу, спросил:

— Почему ты так сделал?

Миршаб ничего не ответил. Имам-кули дважды с укоризной сказал ему:

— Говори же!

Тогда миршаб ответил:

— Я могу ответить только наедине.

Хан, потребовав его к себе в комнату, сказал:

— Ну, теперь говори!

— Владыка мира, — ответил миршаб, — от меня по неведению произошло (для вас) беспокойство и огорчение. Я надеюсь, что вы, государь, по своей милости не поставите мне в вину происшедшее!

Весьма удивленный (таким заявлением) хан спросил:

— Ты расскажи мне все толком!

И миршаб доложил следующее.

— Когда я дошел (с дозором) до индийского квартала и с фонарем побежал (на крики индийцев), брошенный камень попал в фонарь (и погасил его), а вы сказали: “Превосходно сделал ты, диван-беги!” Диван-беги ответил: “Это не я, а Абдулваси' курчи”. Когда я услышал эти слова, (то) понял, что ваше величество вместе с теми двумя вышли (на обычную ночную) разведку. Поэтому я по необходимости вернулся обратно. Я чрезвычайно огорчен допущенной мною грубостью (по отношению к вашему величеству)!”.

Хан сказал: “Это происшествие во всяком случае должно иметь определенное происхождение”. И приказал кликнуть клич: “Кто бы ни поступил так, пусть явится к нам и не думает, что мы накажем его за преступление, (напротив) мы окажем ему милость в исполнении того, чего он хочет!” Джарчи[188] кликнули этот клич по улицам и базарам. Тот сжигаемый (любовью) горестный ученый, что украл (драгоценности) и предоставил на грабеж и расхищение своему возлюбленному драгоценности своего сердца и души, услышав этот клич, сказал себе: “Эти дорогие камни прошли через глаза горожан и продать их на нашем базаре не удастся. Если же я отправлюсь в другое место для этой цели, то это явится причиной моей разлуки с любимым. Слышал я, что Имам-кули-хан — государь, вкусивший всякого рода любовные утехи и знающий любовь; лучше пойду-ка я к нему, покажу ему этот сундучок и объясню ему свою любовь. И он отправился во дворец. Там, став в положение просителя и вынув сундучок (с драгоценностями) из-за пазухи, он изложил хану от начала до конца всю свою любовь к тому (красивому) юноше и то, чему научили последнего его соперники. Хан сжалился над его положением, подарил ему царский халат, а также полный праздничный костюм для юноши. Потребовав последнего к себе, он поручил его ученому на правах ученика и назначил обоим определенное жалование и рационы.

/40б/ ПОХОД ИМАМ-КУЛИ-ХАНА ПРОТИВ КАЗАХОВ И КАЛМЫКОВ И ПРИХОД ЕГО В АШПАРУ И КАРА-ТАУ

Так как племена казахов и калмыков в минувшее время привыкли к непокорности, то (и теперь), как и прежде, они сразу (всем скопом) напали на окраинные районы охраняемого государства (Мавераннахра, вследствие этого) из недр строгости и расправы последовал приказ владыки мира, (Имам-кули-хана), чтобы все победоносные войска собрались подле высочайшего стремени. В 1021 (1612 — 1613) году (его величество), подняв превыше апогея (свой) могущественный царский штандарт, выступил в поход. И от границ Туркестана до крайних пределов Ашпары[189] и Кара-Тау, избив врагов, казахов, каракалпаков и калмыков, и изранив, он их жестоко проучил. Он приложил чрезвычайные усилия к тому, чтобы от этих проклятых безбожников не осталось и следов. Уцелевшие от избиения бежали в (такие) горы и леса, куда до того не доходила человеческая нога. (Хан) вернулся с полной победой и одолением (над врагами) и вступил в (свою) резиденцию. После сего он отправил своего сына Искандер-хана управлять Ташкентом, но этот царевич не угодил (ташкентскому) населению. Эти отвратительные безбожники убили царевича. Когда эта ужасная весть дошла до слуха хана, он испустил тяжелый сердечный вздох и жар его ярости воспылал (сильным) огнем. Он написал об этом происшествии своему брату Надир-Мухаммед-хану, а сам, взяв многочисленное войско, направился в Ташкент. Надир-Мухаммед-хан же, взяв войска Балха и Бадахшана, поспешил на помощь к брату. Они соединились вместе и в течение месяца осаждали Ташкент. Имам-кули-хан произнес такую клятву: “(Клянусь, что) по взятии города я произведу такое избиение населения, что, пока кровь врагов не дойдет до моего стремени, я не прекращу их истребления!” В конце концов (его) герои, покорители врагов, берущие крепости, и испытанные в битвах неустрашимые витязи, получили приказание, как перстнем, припечатать крепость (Ташкента). Они, со всех сторон установив на валах тараны, применили (такую жестокую блокаду), что, даже завидев муравья, который полз внутрь крепости, пригвождали его стрелой, вызывающей кипение и растапливающей врагов, и копьем, несущим смерть. При таком положении население (города) оказалось в крайне тяжелом состоянии. Однажды на утренней заре осаждающие подожгли (одни из городских) ворот и те сгорели. Войска вошли через них в город и приложили (усилия) мечей к истреблению (всех) от старого до малого.

Получилось такое беззаконие, которого (само) время не помнило. (Вот) этот стих характеризует подобное положение:

Стих:

Больше всех изумится смерть,*

Прежде чем изумление коснется кого-либо.

В тот день до полуденной молитвы базар смерти был весьма оживлен и столетний старец шел по одной цене с однолетним младенцем. Число убитых превосходило границы всего воображаемого и представляемого. Начальники войск, сжалившись над бедным и неповинным населением, обратились с просьбой (прекратить кровопролитие). Тогда государь, по ярости подобный Марсу, ответил: “Я поклялся, что пока кровь ташкентцев не дойдет