Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. Страница 29

Баоцинь тут же продолжила:

И прослезилсяПри песне «О белых снегах»[60].

Захлебываясь от смеха, Сянъюнь что-то пробормотала.

– Что ты сказала? – спросили у нее.

Сянъюнь повторила:

В каменной башнеЖуравль задремал без забот…

Дайюй, тоже едва сдерживая смех, прочла:

Кошка к теплуОдеяла добротного льнет.

Смех заразителен, и Баоцинь с трудом прочла следующую строку:

Снег серебрится,Как волны на белой луне…

Сянъюнь ответила парной фразой:

Дымка лазуриБлеснула на красной стене[61].

Ее примеру последовала Дайюй:

Снег с мэйхуаЯ глотаю[62]. Какой аромат!

Похвалив Дайюй за удачные строки, Баочай быстро произнесла:

Снег и бамбук,Опьяненный, видеть я рад![63]

Баоцинь продолжила:

Утку и селезняУзы роднят и в мороз…[64]

И снова Сянъюнь:

А на заколкеУзор изумрудный замерз.

И опять Дайюй:

Даже в безветриеСнег все кружит и кружит…

Баоцинь быстро произнесла:

И без дождяВсе умоет и все освежит!

Сянъюнь так и покатилась со смеху. Остальные сестры, забыв, что и они участники игры, с интересом следили за состязанием и смеялись.

Наконец Дайюй успокоилась и спросила Сянъюнь, толкнув ее в бок:

– И твои возможности истощились? Ну-ка покажи, на что ты еще способна!

Сянъюнь, будто не слыша, продолжала хохотать, прижимаясь к Баочай.

– Если у тебя хватит таланта придумать еще что-нибудь на оставшуюся рифму, я готова во всем тебе подчиняться, – сказала Баочай, отстраняя Сянъюнь.

– Да разве я сочиняла стихи! – вскричала Сянъюнь. – Я просто защищала себя!

– Пусть тогда Баочай продолжает! – засмеялись сестры.

– Да угомонитесь вы, – произнесла Таньчунь, протягивая Ли Вань записанные на листе строки. Она считала, что все возможности исчерпаны.

Тогда Ли Вэнь решила блеснуть и произнесла:

Нашего времениРадость запомнится впредь…

Ли Ци прочла:

Яо и ШуняВ стихах мы хотели воспеть![65]

– Хватит, хватит! – замахала руками Ли Вань. – Еще не все рифмы исчерпаны, но иероглифы в несвойственном им значении подставлять не годится!

Стали подсчитывать, у кого больше строк, – оказалось, у Сянъюнь.

– Это оленина ей помогла! – засмеялись сестры.

– Если каждую строчку оценивать по достоинству, то Баоюй снова окажется на последнем месте! – заметила Ли Вань.

– Не будьте ко мне так строги! – взмолился Баоюй. – Вы же знаете, что я не умею сочинять парные строки!

– Мы не собираемся больше тебя прощать! – заявила Ли Вань. – Вечно у тебя что-то не так: то рифма трудная, та ты ошибся, а теперь заявляешь, что не умеешь сочинять парные строки! Так не пойдет, мы непременно тебя оштрафуем! Только что я видела за оградой кумирни Бирюзовой решетки распустившиеся цветы красной сливы, и мне захотелось поставить в вазу хотя бы веточку. Но к Мяоюй я идти не желаю, уж очень она противная. Вот ты и сходи в наказание, попроси у нее цветов для меня.

– А что, это даже интересно! – заметили сестры.

Баоюй, очень довольный, уже собрался идти, но Сянъюнь и Дайюй его удержали:

– На дворе холодно, выпей на дорогу подогретого вина.

Сянъюнь подала чайник, Дайюй – большой кубок, который наполнила до краев.

– Смотри, если не принесешь цветов, мы тебя еще оштрафуем! – предупредила Сянъюнь. – Нечего зря пить вино!

Баоюй осушил кубок и, шагая по глубокому снегу, отправился в кумирню Бирюзовой решетки. Ли Вань приказала было служанкам сопровождать его, но Дайюй сказала:

– Пусть один идет, иначе Мяоюй не даст ему цветов.

– Пожалуй, ты права, – согласилась Ли Вань. Она приказала девочке-служанке принести вазу в виде красавицы с кувшином на плече, налить в нее воды и сказала:

– Вернется Баоюй, будем сочинять стихи о красной сливе.

– Я лучше сейчас сочиню! – вызвалась Сянъюнь.

– Хватит с тебя на сегодня! – с улыбкой заявила Баочай. – А то ведь ты сочиняешь-сочиняешь, а остальным скучно! Лучше заставим Баоюя в порядке наказания самостоятельно сочинить стихотворение, раз он уверяет, будто не умеет сочинять парные строки.

– Вот это правильно, – поддержала ее Дайюй. – Еще у меня есть такое предложение: пусть те, у кого меньше парных строк, сочинят по одному стихотворению о красной сливе.

– Совершенно верно, – согласилась Баочай. – У Баоцинь, Дайюй и Сянъюнь парных строк больше, чем у остальных, так что можно их оставить в покое, а вот наши гости Син Сюянь, Ли Вань и Ли Ци скрыли от нас свои таланты! Теперь пусть потрудятся.

– Ли Ци не умеет сочинять стихи, – промолвила Ли Вань, – и должна уступить свое место сестре Баоцинь.

Баочай ничего не оставалось как согласиться, но она в свою очередь предложила:

– Пусть каждая из них напишет уставное стихотворение по семь слов в строке на отдельную рифму. Сестре Син Сюянь я назначаю рифму «краснеть», сестре Ли Вэнь – рифму «слива», а сестре Баоцинь – рифму «цветы».

– А Баоюя, выходит, мы снова простили? Я не согласна! – решительно заявила Ли Вань.

– Пусть сочиняет, – сказала Сянъюнь. – Для него тоже найдется хорошая тема!

– Какая?

– Пусть напишет стихи под названием: «Навещаю Мяоюй и прошу у нее цветы красной сливы», – промолвила Сянъюнь. – Разве не забавно?

– Очень забавно! – согласились сестры.

В этот момент появился сияющий Баоюй, высоко подняв руку с веткой красной сливы. Служанки взяли у него цветы и поставили в вазу. Тут все побежали к столу полюбоваться цветами и насладиться их ароматом.

– Вы вот любуетесь цветами, а не знаете, с каким трудом я их раздобыл! – улыбнулся Баоюй.

Услышав это, Таньчунь поспешно поднесла ему кубок вина. Девочки-служанки сняли с юноши плащ и бамбуковую шляпу, стряхнули с них снег и подали ему переодеться. Сижэнь принесла куртку на лисьем меху. Ли Вань велела положить на блюдо крупный жареный батат, два блюда наполнить апельсинами и мандаринами и отдать Сижэнь.

Сянъюнь между тем объявила Баоюю тему для стихов и стала его торопить.

– Дорогие сестры! – взмолился юноша. – Только не ограничивайте рифму!

– Рифму можешь выбирать сам! – ответили ему. Все снова стали любоваться цветами.

Ветка, принесенная Баоюем, была небольшая, но очень пышная, с причудливыми ответвлениями и напоминала не то свернувшегося в клубок безрогого дракона, не то извивающегося дождевого червя. Цветы, яркие, словно румяна, не уступали ароматом орхидее.

К этому времени Син Сюянь, Ли Вэнь и Баоцинь уже успели сочинить стихи. Читали их в том порядке, в котором назначены были рифмы.

Еще не стал благоуханным персик,Еще не стал румяным абрикос,Она ж, восточным ветрам улыбаясь,Пробилась самой первой сквозь мороз[66].Хотя душа зовет ее к Юйлину[67], —Не отделить от мэйхуа весны:Она, как первый луч, бледна, прозрачна —Украсила в Лофу Шисюна сны[68].Она – свеча. Богиня в алом платье.Как фея Э, чуть зелена она.Она – Святая в белом одеянье,Что невзначай зарделась от вина[68].Она непритязательна, обычна,Среди цветов, наверно, проще всех.А бледности ее не удивляйтесь:Она цветет, когда и лед, и снег…

Не белой мэйхуа пою хвалу,А красной, что живет своим законом.Во всей красе и раньше всех цветовОна встает пред взором опьяненным.Хранит морозом обожженный ликОстатки слез, как пятна крови, красных.В цветке как будто созревает плод,А остается пыль, – и все напрасно!Таинственное зелье проглотив,Свой облик изменила, – то ль не чудо?[70]И персиком лазурным ей не быть,Как прежде, возле Яшмового пруда[71].Так пусть на юг и север от рекиНи бабочки, ни пчелы или осыЗа персик не считают мэйхуа,К тому ж не будут путать с абрикосом!

Листва скупа, и ветвь оголена.Но так прекрасны нежные цветы!Похоже, что невеста женихаПрельщает платьем дивной красоты!Нет во дворе безлюдном, у перил,Той мэйхуа, что словно снег бела,Но в быстрых реках, среди голых скалСебя она лучом зари зажгла!Она – свирели радужный мотив,Что пробуждает тайную мечту,Она – та темно-красная река,Что в мир святой велела плыть плоту[72].Нельзя, заметив скромность мэйхуа,Засомневаться – хоть и невзначай —Что, дескать, в прошлой жизни не моглаРасти в краю священном Яотай[73].

Стихотворения всем понравились, особенно то, что написала Баоцинь. Даже Баоюй, на чей вкус трудно было угодить, признал, что у самой юной Баоцинь самый острый ум.