«Планы сражающихся царств» (исследование и переводы) - Ким Васильевич Васильев Страница 36

стать едиными перед лицом циньской агрессии? Вряд ли только с целью продемонстрировать эффектные риторические приемы убеждения слушателей безымянный создатель этого комплекса заставлял своего вымышленного героя обращаться к различным центральнокитайским правителям с такими словами: «[Владения] Поднебесной наносят друг другу раны, действуя так на пользу [царству] Цинь, а ему незачем и силы тратить. [Владения] Поднебесной готовят друг из друга жаркое, предназначенное для [царства] Цинь, а ему незачем и хворост расходовать. Почему Цинь оказывается в положении умника, а [владения, расположенные] к востоку от гор [Тайхан], остаются в дураках?!»[396]; «Однако [владения, расположенные] к востоку от гор [Тайхан], не могут пойти другим путем. Войска их слабы. Будучи слабыми, они не могут достигнуть единства. Почему Цинь оказывается в положении умника, а [владения, расположенные] к востоку от гор [Тайхан], остаются в дураках?! В этом, по-моему, и состоит беда [владений, расположенных] к востоку от гор [Тайхан]. Тигр подкрался к месту, где собрались звери. Те не знали, что тигр уже рядом, и затеяли драку. Ослабили друг друга и были убиты тигром. Поэтому, если бы зверям [кто-либо] дал знать, что тигр подкрался к ним, они, конечно, не затеяли бы драки!

Правители [царств, расположенных] к востоку от гор, не ведая, что Цинь уже подбирается к ним, продолжают междоусобные драки, ослабляют друг друга, [а в результате] попадут со своими владениями [в лапы] к Цинь. Разумному [человеку] лучше держаться подальше от зверей! Мне хочется, чтобы ты, ван, подумал над этим»[397]; «Однако [владения, расположенные] к востоку от гор [Тайхан], не знают [о выгодах] взаимопомощи, их мудрецы [соображают] хуже возчиков. Человек из племени ху и человек из племени юэ говорят на языках, непонятных друг другу. Они не могут сообщить друг другу о своих стремлениях и мыслях. Но вот они оказались вдвоем в лодке, подхваченной волнами. Когда дошло до этого, они стали оказывать друг другу поддержку и помощь, словно одно целое. Ныне [владения, расположенные] к востоку от гор, находятся в таком же положении, как и путники, переправляющиеся в лодке [через реку]. Если они при приближении циньских войск не смогут оказывать друг другу поддержку и помощь, словно одно целое, то, значит, по уму они ниже хусцев и юэсцев»[398].

Саркастические замечания, рассеянные в этом тексте, рассчитаны на то, чтобы задеть, раззадорить собеседника, во что бы то ни стало вызвать ответную реакцию у слушателей или читателей. Это с несомненностью свидетельствует о том, что обращения Чэнь Чжэня должны были обладать конкретным адресом. Как было выше установлено, вымышленный исторический фон речей Чэнь Чжэня включает упоминания о подлинных событиях, имевших место на грани IV-III вв. до н. э. Однако не в это время жили «адресаты» речей Чэнь Чжэня и, следовательно, не в это время был составлен весь комплекс.

Отразившаяся в ряде высказываний Чэнь Чжэня атмосфера надвигающейся гибели центральнокитайских царств, каждое из которых в одиночку не в силах было противостоять могуществу Цинь, полностью соответствует соотношению сил Сражающихся царств, сложившемуся лишь во второй половине III в. до н. э.[399]. Для установления времени написания речей Чэнь Чжэня весьма важно то обстоятельство, что в них царство Цинь осуждается не только за аннексию земель своих соседей, но и за проникнутое противоестественной гордыней стремление, лишив всех правителей власти, стать единственным хозяином Поднебесной: «Желание Цинь поглотить Поднебесную и стать ваном над ней не находит аналогий в древности. Гибель ждет всех: и тех, кто прислуживает [Цинь] подобно сыну, прислуживающему отцу, и тех, кто поступает подобно Бо И[400], и тех, кто поступает подобно Цзе и Чжоу»[401].

Очевидно, что только у слушателей и читателей, не прошедших еще через горнило унификаторских актов Цинь Ши-хуанди, такого рода тирада могла рассчитывать на определенный психологический эффект. Действительно, с точки зрения политических теорий, господствовавших в период Чжаньго, законным считался путь объединения, который, пользуясь термином, известным из древнегреческой истории, может быть назван гегемонией, где одно государство подчиняло себе другие, но вместе с тем не уничтожало целиком их независимость.

Таким образом, период, когда существовала аудитория, к которой обращался создатель речей Чэнь Чжэня, был, по-видимому, ограничен 250-221 гг. до н. э. Речи Чэнь Чжэня были памфлетами, предназначенными для разных слоев этой аудитории. Так, вымышленные сообщения об успешном исходе миссии Чэнь Чжэня, якобы создавшего антициньский союз центральнокитайских государств на грани IV-III вв. до н. э., очевидно, должны были дать в руки непримиримых врагов Цинь подходящий пример из недавнего прошлого. Кроме того, антициньские тирады были явно рассчитаны на то, чтобы задеть и разубедить всех сторонников политики уступок Цинь.

На полную правомерность реконструкции проциньских и антициньских слоев внутри правящего класса центральнокитайских царств указывает ряд бесспорных свидетельств «Планов Сражающихся царств». Из них явствует, что в обстановке расширения циньской агрессии и прямой угрозы самому существованию центральнокитайских царств внутри последних проблема взаимоотношений с царством Цинь становится объектом ожесточенной политической борьбы[402].

Уделяя много внимания внешней безопасности Сражающихся царств, анонимные публицисты в то же время нередко обращались к вопросам, стоявшим в центре внутренней политической жизни. Так, на страницы памятника проникли отзвуки острых столкновений между старыми аристократическими кланами, связанными родственными узами с правящими домами Сражающихся царств, и верхами многочисленной бюрократии, которая в V-III вв. до н. э. в значительной степени пополнялась из «разночинцев». Часто поводом для таких столкновений служили новые земельные раздачи вана. В период Чжаньго верхи бюрократии усиленно добивались реализации доктрины, согласно которой не родовитость и близость к семье вана, а «заслуги перед страной» должны быть единственным основанием для наград и пожалований. В вымышленных обращениях к ванам разных Сражающихся царств, собранных в рассматриваемом памятнике, об этой доктрине упоминают то в форме настоятельного совета, то предостережения «верноподданного»: «Хотя они и обладают высокородными именами, но, если у них нет никаких заслуг, их не следует награждать»[403]; «Если ван захочет пожаловать своему сыну [земли], то все чиновничество, исполняющее свои обязанности, все сановники, верные до конца, скажут: "У царского сына нет заслуг, не должно жаловать ему [земли]"»[404].

Нередко конкретные случаи, казавшиеся особо вопиющим нарушением доктрины, вызывали соответствующую литературную реакцию. Так было с чжаоским сяном Пинъюань-цзюнем. В 257 г. до н. э., когда во время осады Ханьданя, чжаоской столицы, войсками царства Цинь удалось заключить союз с царством Чу, ему был пожалован восточный Учэн. Однако основная заслуга в снятии осады с Ханьданя принадлежала, по мнению его современников, вэйскому Синьлин-цзюню, который привел под Ханьдань вэйскую армию