Алишер Навои - Смятение праведных Страница 4

ГЛАВА XIX

ВТОРОЕ СМЯТЕНИЕ

День за горами скрыл прекрасный лик,Над степью ветер мускусный возник.

Нарцисс благоухающий уснул,Восток дыханьем амбры потянул.

Цветок заката желтый облетел.Небесный сад цветами заблестел.

И день, уйдя за грань земель иных,Рассыпал мускус из кудрей своих.

Благоухает мускусом ручей,А в сердце человека сушь степей.

Он, утомленный долгим жарким днем,Закрыл глаза, чтобы забыться сном.

Уснул рябок в посеве до зари,Во мраке мечутся нетопыри,

Сова, бесшумно взвившись в вышину,Как в круглый бубен, гулко бьет в луну.

И тысячи разнообразных розВ росе раскрылись, словно в брызгах слез.

И дивные дела в ночной тишиЯвились взору дремлющей души.

Судьба, как фокусник и лицедей,Пришла с палаткой колдовской своей.

Ее палатка — синий небосвод,А куклы — звезд несметный хоровод.

И полудужье Млечного ПутиЗвало, манило — на небо взойти.

Тот путь — зовущий издревле сердца —Не живопись на куполе дворца.

Прекрасен сад небесной высоты,Где блещут звезд бессмертные цветы.

Душа, как птица, вся рвалась в полетИ устремилась в высоту высот.

Телесный прах оставив на земле,Она кружила в небе, в млечной мгле.

И крылья, что внезапно отросли,Высоко над землей ее несли.

Вот так душа живая — ты пойми —Была на первом небе из семи.[12]

Дух человека землю облетал,Жемчужной сферой мира заблистал.

Кружились хоры звезд в своем кольце,Стал человек алмазом в том кольце.

Нет, то кольцо, как блюдо, мне блестит,Где сонм свечей собранье осветит.

Душа — в ночи разлуки мне онаСвечой среди развалин зажжена;

Свечою в хижины несущей свет,Сияньем, пред которым ночи нет.

Кругл облик мира. Вечный звон егоНесметных четок — славит божество.

И мнится пение его круговМне словарем, где мириады слов.

И вот душа живая, окрылясь,В сады второго неба поднялась.

И там она красавицу нашла,Чьи брови — черный лук, а взгляд — стрела.

Кольчуга локонов из-под венцаЗавесой скрыла лунный блеск лица.

В ней было двойственное существо —Она и Кравчий, и творец Наво.

Хоть вешней юностью она цвела,Старуха ей подругою была.

Все были жилы и мослы видныНа теле ущербленной той луны.

Певец, как врач, свой обнажал ланцет,И плакал он, что в жилах крови нет.

Он плакал, крови не добыв из жил,И плачем этим Вечному служил.

И в новый круг небес душа пришла,Там, где султанша мудрая жила.

Она писала, или — может быть —Жемчужную нанизывала нить.

Вся прелесть мира — в образе ееБесценном, редкостном, как мумиё.

Ее вниманье тонкое всегдаВ любой сосуд вольется, как вода.

Ее перо черно, но письменаБлистают. Славит истину она…

И дух черту высот перелетел,На некий новый свод перелетел.

В ларце сапфирном неба там блисталПерл, что вселенной средоточьем стал.

Был свет его в надоблачной тиши,Как свет первоисточника души.

Как зеркало, весь мир он отразил,Свет зеркалу луны он подарил;

Он ангелом кружит по тверди сей,На крыльях огневеющих лучей.

Там сам Иса живой открыл родник,Неистощимый вечных сил родник.

Не потому ли вечный мрак глубок,Что вечной жизни в нем горит исток?

Бьет исполинскими лучами свет,Как крылья величайшей из планет.

Нет — то не огненные арыки,То — славящие бога языки…

И вот увидел дух в пути своемТот круг, где Тахамтан стоит с копьем.[13]

Он — в тучах гнева. В годы стариныИм сотни звезд хвостатых рождены.

Они летают в небе сотни лет,Но духу гнева примиренья нет.

Он миру местью издавна грозит,И меч его двуострый ядовит.

Он в руки череп чашею беретИ не вино — а кровь из чаши пьет.

Идет он, стрелы длинные меча;Луна Навруза — след его меча.

Но меч его и каждая стрела —Все это было Вечному хвала.

И перенесся дух живой тогдаВ тот круг, где шла счастливая звезда.

Она, как ангел в радужных шелках,Она — дервиш небес и падишах.

Хоть на высоком троне вознеслась,Она от блеска мира отреклась.

Она являет по ночам свой лик,Ей в небе — факел счастья проводник.

В ней — разум, а лица ее цветок —Как счастья совершенного залог.

В ее владеньях нет ни тьмы, ни зла,А в песнопеньях — Вечному хвала.

Душа вошла потом в питейный дом;Ходжа — индийский старец в доме том.

Во всех своих деяньях терпелив,Усердием в работе он счастлив.

Как ночь страданий, темен он челом —И на обе ноги, должно быть, хром.

За расторопным служкой он глядит,А сам в углу по целым дням сидит.

Как Каабу, он весь небесный сводЗа тридцать лет однажды обойдет.

Но четки звезд перебирает он,Единственного восхваляет он.

И дух, что чуждым стал мирской тщете,К надмирной устремился высоте.

Неколебимая твердыня — там.Коран гласит: «Светил святыня — там,

Где под землей и над землей идетДвенадцати созвездий хоровод».

Но холм в любом созвездье видишь ты —Престол для несказанной красоты.

Взгляни, как чередуются они,Как над землей красуются они!

И все глаголом сердца говорят,Дарителя щедрот благодарят.

И вот ступил на высшую ступеньСкиталец-дух — незримый, словно тень.

Вошел он в храм, где статуи Богов,Как изваяния из жемчугов.

Там не было брахманов, но кругомБлистали Будды древним серебром.

Гул их молитвы истов был и чист,Казалось: Будде молится буддист.

Увидев эти дива, не спешаВесь круг их чутко обошла душа.

И поклонилась. Было им даноТо видеть, что от нас утаено…

И вот душа, внезапно изумясь,Стократным удивленьем потряслась.

Все в средоточье здесь.Одна она Рассеянна и речи лишена.

Свет откровения ее повергВ беспамятство. И свет ее померк.

О, кравчий мой! Мне столько испытатьПришлось, что стало тягостно дышать.

Я к чаше сам не дотянусь моей —Ты в рот мне сам вино по капле влей!

ГЛАВА XX

ТРЕТЬЕ СМЯТЕНИЕ

Вот солнце стягом осенило мирИ весь под ним объединило мир;

И село на высокое седло,И крупной рысью по небу пошло,

Пересекло меридиан, спеша,Жарой испепеляющей дыша.

А странник-дух — дремал в ту пору он,В забвенье изумленьем погружен.

Над ним полдневный небосвод пылал;И вздрогнул он, опомнился и встал.

Жар лихорадочный таился в нем,Как будто жар вина струился в нем.

Он ощутил себя чужим всему,И родина возжаждалась ему.

Опять дорогой трудной он пошел,Стезю исканий миру предпочел.

Земной простор скитальца восхитил.И в некий дивный город он вступил.

По воле движется тот город сам;Предела нет в нем скрытым чудесам.

Из глины первозданной сотворен,Он формой совершенной наделен.

На двух столпах саманных, город тотВ себе самом вселенную несет.

Четыре перла сокровенных силВ состав его строитель положил:

Огонь и дух — две силы высших в нем,Земля, вода — две силы низших в нем, —

Слились в нерасторжимое одно,Как волею творящей решено.

В том городе — мечеть, базар и сад,Дома, дворцы, и даже — харабат.

Его огонь — горящий куст Мусы,Дыханье — как дыханье уст Исы.

Орошены рекой живой водыЕго благоуханные сады.

Стоит в твердыне града тахт златой,Там шах сидит, что правит всей страной.

Во всех краях страны и поясахСмятенье, коль на троне болен шах.

Но процветают город и страна,Когда рука правителя сильна.

Над градом возвышается дворец,Чей круг наметил циркулем творец.

Не по божественным ли чертежамВоздвигнут свод — на удивленье нам?

Тот свод — вершина всех земных чудес —Подобье свода вечного небес.

Что куполу небесному дано —Все в куполе земном отражено.

Когда врата откроет тот чертог,То перлы сыплются через порог.

Из цельного рубина створы вратБесценные жемчужины таят.

За ними, восхищающими взор,Разостлан царский пурпурный ковер.

Дворец — на пропитание свое —В ворота вносит яство и питье.

Посредством сих божественных заботВесь этот город дышит и живет.

И два истока есть в твердыне сей —Дороги очистительных путей.

Два продуха есть над рубином врат,Что город весь дыханием дарят.

Снаружи замок чистым серебромОкован с несказанным мастерством.

А звукоуловители егоВнимают звукам сущего всего.

И, внемля этим голосам, народДержавы той в спокойствии живет.

И царь страны с советниками самВсегда внимает этим голосам.

У шаха мудрый первый есть вазир.Чье назначенье — изучить весь мир.

Что даже круг незримой точки сейСумеет разделить на сто частей.

Его решенья — мудры и ясны —Велениями жизни рождены.

Вазир счастливый охраняет трон,И справедливость у него — закон.

Пять неусыпных стражей в замке том,Все внемлющих, все знающих кругом.

Но каждый делом занят лишь своим,И несравнимы все один с другим.

Хоть каждый на посту за свой лишь страх —Согласие у них во всех делах.

Один из них все зримое кругомУвидеть должен в зеркале своем.

Другой, внимая чутко каждый звук,Все знает, что свершается вокруг.

А третий — кравчий — пробует подрядВсе блюда: не сокрыт ли в пище яд.

Четвертый — различает дух любой.Он слышит: мускус мокрый иль сухой.

А пятый чует холод и жару,Колючки он не предпочтет ковру.

Вот: зренье, осязанье, вкус, и слух,И обонянье — клички этих слуг.

С их помощью дана нам благодатьВесь мир, нас окружающий, познать.

Чертоги замка росписью горят,У входа пять хранителей не спят.

И зорко вглядываются во тьму,И внемлют движущемуся всему.

И в тот же миг доносят обо всемГлядящему бессонно за дворцом.

Все вести тот, кого «Умом» зовут,Приносит размышлению на суд.

И третий есть хранитель той страны —Оценщик знаний, счетчик всей казны.

То память — сторож кладовой дворца,Богатства собирает без конца.

Все, что извне к нему ни попадет,Он прибирает, счет всему ведет.

Приобрести способен целый мирКазнохранитель — истовый вазир.

Восходит он к властителю в чертог,Сей Каабы облобызав порог.

И внемлет сам ему счастливый шах —Высокий духом, справедливый шах.

Сокровищницу проверяет он,И то, что нужно, отбирает он.

Ценнейшее берет он для даровВладыке и зиждителю миров.

Дабы достигнуть ревностью своейВ познанье блага высших степеней,

Дабы надежды светоч обрестиНа том крутом спасительном пути.

И станет сам на том пути вождем,Коль верен он в служении своем.

Увидел дух, смятеньем обуян,Весь мир — в пылинке, в капле — океан.

И, поглощенный мыслью, как китом,Он закружился в океане том.

Хоть дым раздумий до неба вставал,Он ничего вокруг не понимал.

В огне смятенья истребился он,В огонь чистейший превратился он.

Телесно он очистился огнем,И новый зренья дар открылся в нем.

Свет вечности скитальцу заблестел,И он себя в том городе узрел.

В то царство он вошел, как свет во тьму,И подчинился целый мир ему.

Сам стал он царством, троном и царем,Всевидящим и сведущим во всем.

Он суть свою, как книгу, прочитал,Себя познав, он Истину познал.

Дай, кравчий, чашу чистого вина!Да будет чаша царственно полна!

Я пламя жажды духа утолю,Как бога, человека восхвалю!

Миниатюра из рукописи XV в.