Алишер Навои - Лейли и Меджнун Страница 4

Миниатюра из рукописи XV в.

«Лейли и Меджнун»

ГЛАВА VI

О том, как соплеменники узнали об исчезновении Кайса, нашли его в песках пустыни, доставили домой и Кайс повсюду прослыл безумцем, Меджнуном

Кто рассказал о ночи роковой,Украсил так рассказ печальный свой:

Увидели родные на заре,Что Кайс опять не спал в своем шатре,

И вороты порвали на себе,Взмолились небу о его судьбе.

Отец, рыдая, утешает мать,Велит людей на поиски послать.

И люди, наконец, следы нашли:Вели следы к становищу Лейли.

И люди в стан пришли по тем следамИ новые следы открыли там:

Одни — глубоко вдавлены в песок,Как будто путник тяжкий вьюк волок,

Другие — как создания пера,Как будто пери здесь прошла вчера,

А третьи — в глушь пустынную ведут,Возникнут вдруг и снова пропадут…

И люди в глушь пустынную пошли,Песчаный холм увидели вдали.

Приблизились, разрыли… о творец!Там Кайс лежал, недвижный, как мертвец.

Пустынный вихрь песком его занес!Тут хлынули из глаз потоки слез:

«Убит, — один другому говорит, —Убийцею тайком в песок зарыт».

И светлый мир им показался пуст…Вдруг слышат: вылетает вздох из уст.

«О небеса! Он жив, он жив еще!»Один из них взял Кайса на плечо,

И люди тронулись в обратный путь…Разорвалась родительская грудь,

Когда больной вернулся в отчий дом!Но Кайс, придя в сознание с трудом,

Не знал, как объяснить поступок свой,Стоял с опущенною головой.

Обрушились упреки на него,Во всем нашли пороки у него.

Один сказал: «Тебя сломила страсть?»Другой: «Ты страстью насладился всласть?»

А третий: «Будь сильней, сломи ее!»И что ни слово — острое копье,

Вонзились в сердце резкие слова,Осыпана камнями голова —

Невидимою грудою камней:Невидимые, бьют они больней!

Один сказал: «Наставить должно ум».Другой: «Избавить от опасных дум».

А третий: «На ноги наденьте цепь!»Но Кайс молчал, вперяя взоры в степь.

Мечтал он, чтобы день короче стал,Он с нетерпеньем темной ночи ждал,

И только звезды стали высыпать,Он к племени Лейли пошел опять.

Опять родители к его шатруНаправились поспешно поутру,

Опять его нашли в степной глуши,И был сильней недуг его души.

Опять слова — острей змеиных жал…А ночь пришла — опять он убежал.

И поняли родители тогда:У них — непоправимая беда.

Слова напрасны: кто безумен, тотБезумным слово разума сочтет.

Собрали знахарей и лекарей —И колдунов, чтоб вылечить скорей.

Росло в дому советчиков число, —Безумие любви быстрей росло,

Недуг страдальца был неисцелим…И дети бегать начали за ним,

И вот Меджнуном прозван с юных лет.«Меджнун! Меджнун!» — ему неслось вослед.

Но что ему, сошедшему с тропы,Презрительные прозвища толпы,

Когда в глухое впал он забытье,Когда он имя позабыл свое,

Народа своего, своей земли, —Одно лишь имя помнил он: Лейли!

Когда: «Лейли» — он голос поднимал,Меджнун пред ними — каждый понимал.

Он шел по вечерам и по утрамК становищу Лейли, к ее шатрам,

Чтоб воздух племени ее вдохнуть,И камнем ударял себя он в грудь.

Влачил вокруг шатров страданья цепь,А прогоняли — возвращался в степь.

О ты, кто сделал степь моей страной!Я заблудился. Сжалься надо мной!

Я одинок. Устал я в царстве лжи.Дай руку мне, дорогу покажи!

ГЛАВА VII

О том, как отец Лейли, узнав о любви Меджнуна к своей дочери, разгневался на отца Меджнуна и тот заковал сына в оковы

Кто написал страданья книгу, тотСвое повествованье так ведет:

И превратил круговорот временМеджнуна имя в притчу для племен.

Владыкам сильным, людям слабым всем,Известным сделалось арабам всем.

И некто благосклонный, злобы враг,О нем отцу Лейли поведал так:

«Был Кайс несчастный в племени Амир,Его способностям дивился мир.

Разумен был он, сдержан был весьма,Но, кажется, теперь сошел с ума.

Чуждается людей отныне он,Блуждает и вопит в пустыне он.

Жалеют люди: «Бедный человек,Любовь свершила на него набег!

Он словно грозной бурею влеком:Любовью к некой гурии влеком».

Отец Лейли растроган был до слез.Он руку укусил и произнес:[8]

«Ах, бедного хвалили столько раз,Его дурной, наверно, сглазил глаз.

Ах, светлая погибла голова,Ум совершенный, дивные слова!

Язык сладчайший всем понятен был,Он и моей душе приятен был.

О, каковы страдания отцаИ матери! Разбиты их сердца!

Каким огнем он мучим и палим?Душа объята пламенем каким?

Какая роза в нем любовь зажгла?Какое племя для него кыбла?»[9]

И некто молвил: «О дающий свет!Раз ты спросил, позволь держать ответ:

В степи широкой множество племен, —Ни к одному из них не склонен он.

Его любовь плоха иль хороша,Но в племени твоем — его душа,

Но в племени твоем — весь мир его,Но в племени твоем — кумир его!

В гареме целомудрия — душа.Лишь ветром целомудрия дыша,

Она прекрасна, как весенний ток.Основа этой ткани и уток —

Учтивый, скромный нрав… Но пробил миг,И вздох страдальца в сердце ей проник…

В его очах — забвение всего.В его речах — свержение всего.

Ты знаешь сам: он мастерства достиг,Отмечен высшим даром плавный стих,

Но в каждой строчке — имя лишь одно,Не будет упомянуто оно.

Сказал я. Сам теперь ты все поймешьИ разум свой в советники возьмешь».

И слушавший лишился вдруг себя.Как нитка, закрутился вкруг себя,

Сначала даже слова не сказал,Ни доброго, ни злого не сказал,

В ушах его стоял немолчный шум!Потом очнулся, успокоил ум

И молвил так: «Ступай, вкушая мир.Скажи владыке племени Амир:

«Такие речи недостойны нас,Я перед ними слух замкнул сейчас.

Пусть говорит народная молва,Но ты гони подобные слова.

Давно сыновний видел ты недуг,Ты должен был смирить строптивый дух.

Знай, заслужил безумец одного:Цепь, только цепь — лекарство для него!

Иль ты забыл могущество мое,И каково имущество мое,

И как мое значенье велико?С тобой и сыном справлюсь я легко!

Или тебе неведом больше страх?Я раздавлю, я превращу вас в прах!

Запри Меджнуна, если он упрям!Не подпускай его к моим шатрам!

Настойчив будет он в своих делах, —Тогда судьею станет нам аллах,

Его тогда о милости моли:Я твой народ смету с лица земли!»

Отправил с этим словом он посла:Война свой пламенный язык зажгла.

Пришел посланец, долг исполнив свой…Поник родитель Кайса головой,

Когда он смысл речей уразумел.Спасенья нет! Смириться он сумел,

Согласье дал. Простился с ним посол…А весь народ в смятение пришел,

Меджнуна люди бросились искатьИ плачущим нашли в степи опять,

Как будто был покойник у негоИли напал разбойник на него!

Безумца притащили в отчий дом,Надели цепи на него потом…

О ты, чей жребий — звон стальных цепей,Гордись счастливой участью своей!

Кто и в цепях сберег свободы пыл, —Свободу многим тысячам добыл.

ГЛАВА VIII