А. Ибрагимов - Cтарый царь Махабхараты. Свобода выбора и судьбa в индийском эпосe Страница 4

«…От пороков царя оскверняется мир». Подобные представления были распространены повсеместно: из греческих сказаний мы знаем, что ради наказания нечестивого царя Атрея (убил племянников и угостил своего брата Фиеста мясом его сыновей) боги наслали на Микены недород, так что народ умирал с голоду. Здесь уместно отметить, что боги древних были весьма разборчивы, больные и уроды были им неугодны, так как физические недостатки связывали с моральной ущербностью. Например, зороастрийская богиня Адвисура Анахита глуха к мольбам больных и калек: телесные недостатки это печать духа зла Ахримана. Сходные ограничения находим в Ветхом Завете, трактующeм о правилах служения Богу (Лев 21, 16–20): «И сказал Господь Моисею, говоря: никто из семени твоего во все роды их, у кого на теле будет недостаток, не должен приступать, чтобы приносить хлеб богу своему… ни слепой, ни хромой, ни уродливый, ни такой, у кого переломлена нога или переломлена рука, ни горбатый, ни с сухим членом, ни с бельмом на глазу, ни коростовый, ни паршивый, ни с повреждёнными ятрами» (курсив наш – А. И.). Индийская традиция не составляет исключения. По словам божественного мудреца Маркандеи, человеческое уродство это часть нарушения миропорядка, в котором проявляется мировое зло (Мбх III, 198, 34–35): «Дурное поведение Индр людей» (царей – А. И.) «колеблет основы великой дхармы – поднимает голову зло… Родятся на свет уроды, карлики и горбуны, большеголовые чудища и мужи, лишённые мужской силы, а также глухие, слепцы и заики». [Соответственно, во времена всеобщего благоденствия и добронравия в городе Айодхье при царе Дашаратхе «не было мужчины или женщины/несчастных или уродливых» («Рамaяна», далее – Рм, I, 6, 16)]. И это не абстрактные соображения, а руководство к действию, которое даёт божественный мудрец Вьяса царю Юдхиштхире (Мбх XII, 37): «Не следует давать дары… умалишённому… немому, тому, у кого пятна на коже, лишённому конечности, карлику…». Сам Дхритараштра, оставляя царство, наставляет Юдхиштхиру (Мбх XV, 9, 23): «В том месте, где происходит совет, не должно быть… калек и умалишённых».

Оказывается, увечье считалось позором не только для царя или жреца, но и для простого люда. Вот как победоносные ханаанеяне ставят условия сдачи жителям осаждённого галаадского города Иовиса: «И сказал им Наас Аммонитянин: я заключу с вами союз, но с тем, чтобы выколоть у каждого из вас правый глаз и тем положить бесчестье на всего Израиля» (1 Цар 11, 1–2). Ср. с угрозой сарацинского короля Галафра, осаждающего Рим:

«Коль не сдадитесь без сопротивленья,Всех христиан я в Риме изувечу…»

Сходные действия сохранили для нас не только сказания, но и история: после победы над афинянами жители Сиракуз ставили пленным на лицо клеймо в виде лошади. Возвращаясь к Мбх, заметим, что в соответствии с указанными представлениями, счастливые или неблагоприятные признаки внешности героя связываются и с его личной счастливой или тяжёлой судьбой. В конце эпопеи, подводя итог многолетних бранных подвигов своего младшего брата Арджуны (доблестного витязя и статного красавца), царь Юдхиштхира недоумённо вопрошает мудрого Кришну: в чём могут заключаться недостатки безупречной, как кажется, внешности Арджуны, которые предвещали бы нескончаемые испытания, выпавшие на его долю. Подобная традиция сохранилась до очень позднего времени: после победы Генриха VII над Ричардом III Йорком новая династия (Тюдоры) создала легенду о Ричарде III-злодее, приписав ему соответствующую внешность – безобразного горбуна. Стоит ли говорить, что Ричард горбуном не был и погиб в битве молодым и сильным, тридцати одного года.

Мы убедились, что залогом благосклонности богов является физическое совершенство и здоровье. (Разумеется, внешностью дело не ограничивается, но об этом речь пойдет позже). Это обстоятельство было должным образом оценено Сатьявати, старой царицей-матерью, лихорадочно пытающейся обзавестись здоровыми внуками от вдовых невесток (Мбх I, 100, 11): «Слепой ведь не (может быть) достойным царём Кауравов!..» В результате неуёмная Сатьявати «уговорила другую невестку и опять позвала, как прежде, мудреца». Так был зачат младший брат слепого Дхритараштры – Панду. (Тут тоже не обошлось без приключений. При виде отшельника царица Амбалика побледнела от ужаса и отвращения, и ребёнок родился бледным; так и переводится его имя). Сатьявати предпринимает ещё одну попытку получить потомство от старшей невестки, но своенравная Амбика, не выносящая «вида и запаха» страшного отшельника, подсовывает ему переодетую служанку, принадлежащую к низшей варне шудр. Всевидящего Вьясу не проведёшь, но он не отверг ласк миловидной и услужливой девушки, и на свет появился мудрец и законник, сводный брат принцев Видура. Разумеется, из-за «подлого» происхождения ни праведный Видура, ни его сыновья на престол Кауравов претендовать не смогут.

Когда оба принца «достигли юности», «Дхритараштра из-за своей слепоты не вступил во владение царством… Царём сделался Панду» (Мбх I, 102, 23). Теперь Дхритараштру и Панду пора женить, и за дело, как и следовало ожидать, принимается их дядя великий витязь Бхишма. В своё время отказавшийся от женитьбы и престола, патриарх Кауравов Бхишма бывал регентом во времена междуцарствия и малолетства царевичей [«И Дхритараштра, и Панду… с самого рождения охранялись Бхишмой, как бы (его собственные) сыновья» (Мбх I, 107), a за поколение до Дхритараштры и Панду он так же опекал их юных «отца» Вичитравирью и дядю Читрангaду, то есть своих младших сводных братьев] и не менее активно снабжал Кауравов невестами: им были силой увезены жёны для Вичитравирьи, а до этого – высватана сама Сатьявати для его отца Шантану. …Бхишма… услышал от брахманов о том, что дочь Субалы, прелестная Гандхари, якобы снискав благосклонность Шивы… получила от него милость (родить) сотню сыновей. Тогда он послал к царю Гандхары… «Слепой», – так подумал на это Субала, но, поразмыслив умом о роде, славе и поведении (Кауравов), он выдал тогда за Дхритараштру ту добродетельную Гандхари. И вот Гандхари услышала о том, что Дхритараштра был слепой и что её отец и мать решили выдать её замуж за него… Тогда она взяла своё платье и… завязала свои глаза… (желая быть) преданной слову (будущего) супруга и приняв решение: «Да не буду я превосходить в еде своего супруга» (Мбх I, 103, 9-13).

Слепота Дхритараштры I. Мотив проклятия

Дхритараштра рождается слепым из-за того, что сам святой отшельник Вьяса (которому традиция приписывает редактирование Bед и составление Мбх) в гневе пoкaрaл его мать царицу Амбику за «оплошность», оскорблённый её пренебрежительным и даже брезгливым отношением.

Общефольклорный мотив проклятия очень важен для определения и объяснения судьбы героя эпического сказания, а к вопросу о судьбе Дхритараштры (то есть о роли предопределения в его жизни) и мере его личной ответственности за происходящее мы будем возвращаться постоянно. В Мбх сын подвижника Утатхьи был проклят собственным дядей ещё до рождения, притом совершенно безвинно (ср. с Дхритараштрой), и родился слепым, получив имя Диргхатамас («Погружённый в долгий мрак»). От проклятия невинно пострадавшего Диргхатамаса не защитило даже то обстоятельство, что он был великим подвижником и мудрецом, уже в утробе матери изучившим веды с ведангами (Мбх I, 98). Пример Диргхатамаса интересен для нас, и вот почему. В Мбх гневливые брахманы и подвижники раздают проклятия направо и налево. Иногда, как мы видим на примере Диргхатамаса, проклятию подвергается невиновный (с точки зрения аудитории); если вина и есть, часто наказание выглядит чрезмерным, а извинения не принимаются из-за стандартной отговорки: «Как я сказал, так и будет; моё слово не может быть ложным». Когда объектами проклятий становятся не персонажи вставных новелл, вроде Диргхатамаса, а центральные герои, то соответствующие наказания, включая чрезмерные и вовсе незаслуженные, позже обязательно складываются в цельную картину глобального и сложного небесного сценария, по которому развивается «земное» действие Мбх: в эпосе нет случайных событий.

С точки зрения современной аудитории нередкое в сказаниях разных народов проклятие детей за грехи родителей имеет свою (пусть чудовищную) логику, ведь самое страшное наказание для человека – это несчастье с его детьми, да ещё и по собственной вине родителя. Эта жестокая логика сквозит в предсказании пророка Нафана царю Давиду о смерти его младенца-сына от Вирсавии (2 Цар 12, 14) в наказание за то, что похотливый царь соблазнил Вирсавию, а её мужа послал на смерть. Страстные молитвы Давида не умилостивили Бога, и младенец умер. Но у данного мотива в силу его древности есть и менее очевидные для современной аудитории коннотации. Интересный для нас пример проклятия находим в Ветхом Завете. Спасшись от потопа, Ной «насадил виноградник; и выпил он вина, и опьянел, и лежал обнажённым в шатре своём. И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим. Сим же и Иафет взяли одежду… пошли задом и покрыли наготу отца своего… Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих» (Быт 9, 20–25). Это проклятие не делается менее действенным или страшным оттого, что ему суждено сбыться, по приблизительному подсчёту «эпического» времени, через 1000–1200 лет: только через десять поколений после Ноя Авраам приведёт евреев из Месопотамии в Палестину, ещё через три поколения Иосиф поселит их в Египте, через 400 лет Моисей выведет свой народ из египетского рабства, и ещё через две-три сотни лет уже вполне исторический царь Давид в начале Х в. до н. э. завершит покорение Ханаана. Так народы Ханаана (т. е. потомки проклятого Ханаана, внука Ноя) попадают в зависимость («рабство») от евреев – потомков Сима.