Кодзима-хоси - ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ МИРЕ Страница 43

Поэтому из замка понапрасну за водой не выходили, а воины, которые водоёмы стерегли, каждую ночь напряжённо ожидали: «Вот сейчас, вот сейчас!» Но так было, только вначале, а потом охрана постепенно теряла бдительность и стала думать: «Эту воду они брать не будут». Её озабоченность постепенно перешла в небрежность.

Предвидя это, Кусуноки собрал своих сильнейших лучников. Двести или триста человек вышли из замка под прикрытием ночи и, появившись из предрассветного тумана, зарубили больше двадцати человек из охраны водоёма, а Нагоя, губернатор провинции Этидзэн, не в силах противостоять этой яростной рубке, откатился на свои основные позиции. Несколько десятков тысяч нападающих, увидев это, устремились, чтобы вступить в сражение, но они были отделены долиной и подножием горы, поэтому воинов, которым было бы легко прискакать и присоединиться к его войску, не было.

Пока то да другое, отряд Кусуноки спокойно вернулся в замок, захватив с собой брошенные врагом знамёна и занавеси для ограждения позиций. На следующий день на фронтоне замка укрепили знамёна с гербом в виде трёх китайских зонтиков крест-накрест и занавеси с таким же гербом.

В замке говорили:

— Это всё знамёна, пожалованные нам его милостью Нагоя. Когда на них укреплён его герб, посторонние ими не пользуются. Люди его, пожалуйте сюда, возьмите их, будьте любезны! — и смеялись в один голос.

Видя такое дело, воины со всей Поднебесной передавали из уст в уста: «Ах, какой это позор для его милости Нагоя!»

Как только это заслышали члены клана Нагоя, они не смогли оставаться спокойными, а заявили:

— О, наши воины! Все до одного погибнем в бою и подушками для себя сделаем ворота замка!

В результате пять с лишним тысяч их воинов, не обращая внимания на летящие в них камни и стрелы, подъезжали всё ближе и ближе, ломали оборонительные ветки с колючками и продвигались вперёд до самого подножья отвесного утёса. Но утёс был высокий, поэтому, как всадники ни пытались, они так и не смогли на него подняться.

Они только попусту злобно косились на замок, выплёскивая на него свою ярость. В это время в замке срезали и сбросили с вершины отвесной скалы десяток больших деревьев, так что человек четыреста-пятьсот нападавших были перебиты и попадали, словно шахматные фигуры. Тех, кто в замешательстве поднимал шум, пытаясь от этих деревьев освободиться, с башен со всех сторон, как хотели, обстреливали, так что пять с лишним тысяч воинов были перебиты почти без остатка, и на этом битва в тот день закончилась. Поистине, намерения нападавших были доблестными, однако добиться своего они так и не смогли, и значительная их часть была перебита, так что люди между собой не переставали говорить: «Увы, но к стыду добавились потери!». Глядя на необычные способы защитников замка сражаться, и нападающие тоже стали думать, что пренебрегать ими нельзя. С тех пор впервые не стало людей, которые захотели бы отважно атаковать замок.

Нагасаки Сиро Саэмон-но-дзё, наблюдая эти способы, распорядился:

— Брать этот замок одной только силой бесполезно. Подождём, когда там закончится еда, — и остановил сражение, всем велел отдыхать, вызвал мастеров рэнга[560], слагавших стихи в храмах под цветущими деревьями сакуры, и они начали сочинять стихотворение-рэнга в десять тысяч строф. Начальный куплет предложил в первый день Нагасаки Куро Саэмон Моромунэ:

Прежде других

Покажи нам цветы свои,

Горная сакура!

Следующий за ним куплет сочинил Кудо Дзиро Уэмон-но-дзё:

Но буря противником будет

Цветам распустившимся сакуры…

Слов нет, оба эти куплета содержат искусные намёки и соразмерность куплетов в них блестяща, однако сравнивать своих сторонников с цветами, а противника с бурей — зловещее предзнаменование. Но это стало понятно потом. Вероятно потому, что по приказу полководца войско прекратило все сражения, оно предавалось развлечениям, либо проводя дни за сражениями в иго и сугороку, либо коротая ночи до рассвета за выборами способов заваривать чай и за стихотворными состязаниями. Из-за этого воины в замке очень страдали: у них не было способов отвести душу.

Немного погодя, Масасигэ сказал:

— Ну, тогда мы заставим осаждающих открыть глаза!

Из соломы сделали двадцать или тридцать чучел в рост человека, надели на них шлемы и доспехи, снабдили боевым оружием, ночью расставили под стенами замка, спереди прикрепили щиты из циновок, сзади собрались пятьсот воинов, которые ими управляли, и те под прикрытием предрассветного тумана все в одно время внезапно издали боевой клич.

Осада, услышав с четырёх сторон боевой клич, подумала: «Ого, они выбежали из замка! Это врагу изменила судьба, это сумасшествие», — и каждый устремился вступить в бой первым.

Масасигэ, перехитрив противника, велел сбросить на него разом сорок или пятьдесят больших камней. Больше трёхсот собравшихся вместе врагов были одним махом убиты и ещё пятьсот человек были тяжело ранены. Когда битва закончилась, оказалось, что из числа тех, кого принимали за мужественных воинов, ни один не был человеком — все они были соломенными чучелами. Невелика была честь погибнуть от ударов камней и стрел для тех, кто собирался их перестрелять. Нечего и говорить, насколько трусливы были те, кто не мог двинуться вперёд из страха перед ними! Как бы там ни было, но десятки тысяч человек смеялись над ними.

Битвы после этого всё более и более прекращались, а войска из провинций только попусту стерегли замок и не предпринимали ничего. В это время какой-то человек, переиначив старинное стихотворение, прочёл его перед ставкой военачальника:

Глядя только

Со стороны, в тебе

Увидишь мало.

О лавр на вершине горы Такама[562],

Где замок опутан лозой![563]

Без сражений невольно встретившись с бездельем, в ставки военачальников вызвали «тяготеющих к замкам» женщин из Эгути и Канадзаки и всячески с ними развлекались. Два помощника глав воинских ставок Нагоя, оба Вступившие на Путь из провинции Тотоми, дядя и племянник, оба бывшие военачальниками одной стороны, располагались лагерем поблизости от ворот замка и свои службы выстроили в ряд друг с другом.

Однажды перед «госпожами развлечений» они играли в сугороку, размолвились, постепенно поссорились и оба, дядя с племянником, пронзили друг друга мечами и погибли. Слуги обоих из них, не питавшие друг к другу никакой неприязни, всё больше и больше расходились, и в одно мгновение число погибших среди них достигло двухсот с лишним человек.

Из замка, глядя на них, смеялись:

— Посмотрим, как благодаря наказанию Неба враги Обладателя десяти добродетелей[564] занимаются самоубийством!

Поистине, такого ещё не бывало. Может быть, это проделки демона зла Тэмма, событие на редкость жалкое!?

В четвёртый день третьей луны того же года из Канто прибыл срочный гонец и передал приказание:

— Время впустую, без сражений, проводить нельзя.

Поэтому главные полководцы провели совет и решили соорудить мост через глубокий ров между замком противника и противостоящим основным их лагерем, чтобы ударить по замку и ворваться в него. Для этого из Киото вызвали больше пятисот плотников, собрали брёвна от пяти-шести до восьми-девяти сун[565] толщиной и велели сделать висячий мост шириной в один дзё пять сяку[566] и длиной больше двадцати дзё[567]. Когда висячий мост был, наконец, готов, к нему прикрепили две или три тысячи канатов, обмотали ими несущие брёвна и забросили на крутой берег со стороны замка. Мост был построен так искусно, что казался висячим мостом Лу Баня[568], касающимся облаков.

Скоро пять или шесть тысяч человек отважных воинов переправились через этот мост, стремясь быть первыми. Казалось, будто замок вот-вот падёт, но Кусуноки заранее это предусмотрел, велел поджечь метательные факелы, и набросать их на мост, навалив, словно дрова, а через водяные трубки водопадом лить на них масло. Огонь охватил фермы моста, ветер долины раздувал пламя. Когда воины, бездумно перешедшие мост, пытались двинуться вперёд, их обжигало свирепо бушевавшее пламя. Когда же они хотели вернуться назад, им мешало большое войско, стоявшее лагерем: оно не знало, что тем грозит впереди. Когда воины собирались отпрыгнуть в сторону, у них холодела печень оттого, что ущелье было глубоким, а скала отвесной.

Пока они спорили, куда податься, фермы моста в центре прогорели, рухнули и упали на дно ущелья. Несколько тысяч воинов одновременно свалились друг на друга в середину бушующего огня. Все до одного сгорели насмерть. Их вид вызывал в сознании точь-в-точь образ грешников в восьми великих преисподних. Тела людей насквозь пронзили мечи скал и сабли деревьев, обожгли бушующий огонь и железная ванна.