Тысяча и одна ночь. В 12 томах - Автор Неизвестен -- Народные сказки Страница 6

При виде этого кади, как и ожидала юница, растерялся и оцепенел, и цвет лица его стал желтым, и кости его затряслись, и он рухнул на пол в обмороке, склонив голову между ног.

А я, как только он пришел в себя, не преминул восторжествовать при таком повороте событий и сказал ему:

— Ну, сиди кади, кто из нас теперь лжец, а кто говорил правду? Хвала Аллаху! Кажется, я был совершенно прав, предполагая, что ты сам совершил так называемое ограбление, свалив все на эту молодую девушку! Что же ты наделал со своею мудростью и законопослушанием?! Как ты, такой богатый и живущий по закону, пошел против собственной совести, дав убежище бедной девушке, чтобы ограбить и убить ее, после того как, вероятно, изнасиловал ее самым худшим образом?! Вот как это было, клянусь моей жизнью! И я должен без промедления донести нашему господину султану об этом ужасном преступлении. Ибо я исполняю свой долг, и если от меня что-то остается скрытым, то я непременно узнаю об этом тем или иным образом, иначе я потеряю свое место и голову.

А несчастный кади стоял передо мною оцепеневший, с широко открытыми глазами, делая вид, что ничего не слышит и не понимает, что происходит. И, полный смятения и тоски, он оставался неподвижным и был похож похожим на мертвое дерево. Ибо его сознание погрузилось во тьму, и он уже не мог отличить правую руку от левой, а истину от лжи. И когда он немного пришел в себя от изумления, он сказал мне:

— О капитан Муин, это такое темное дело, что его может понять только Аллах! Однако если ты не захочешь рассказывать о нем, ты не пожалеешь!

И, сказав это, он принялся окружать меня вниманием и почтением. И он вручил мне мешочек, в котором было столько золотых динаров, сколько он потерял. И таким образом он купил мое молчание и погасил огонь, который мог его сжечь.

Тогда я простился с кади, который остался уничтоженным, и пошел рассказать о случившемся юнице, которая приняла меня, смеясь, и сказала:

— Уверена, что он этого не переживет!

И в самом деле, о господин мой, не прошло и трех дней, как я узнал о том, что кади умер от разлива желчи. И когда я не преминул навестить свою знакомую юницу, чтобы сообщить ей о случившемся, ее служанки сказали мне, что их госпожа только что уехала с дочерью кади в имение близ города Танты, на Ниле, которым она владела. И я, дивясь этому и так и не поняв, как могли эти две газели наигрывать любовные мелодии без кларнета, сделал все возможное, чтобы отправиться по их следам, но не преуспел в этом. И с тех пор я жду, что когда-нибудь они захотят поделиться со мною своими новостями и прояснить мне это дело, столь трудное для понимания моего.

Это моя история, о господин мой султан, и это самое необычное приключение, случившееся со мною, с тех пор как я исполняю обязанности, которые ты возложил на меня.

И когда начальник стражи Муин ад-Дин закончил эту историю, второй начальник стражи подошел к султану Бейбарсу и после поклонов и пожеланий здоровья сказал:

— О господин наш султан, я расскажу тебе о приключении, которое произошло со мной и которое, если пожелает Аллах, заставит твое сердце биться чаще и расширит грудь твою.

ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ ВТОРЫМ НАЧАЛЬНИКОМ СТРАЖИ

Знай, о мой повелитель, что прежде чем принять меня в мужья, дочь моего дяди — да будет милостив к ней Аллах! — сказала мне: — О сын моего дяди, если Аллах пожелает, мы поженимся, но я не смогу взять тебя в мужья, пока ты заранее не примешь мои условия, коих три — ни одним больше и ни одним меньше.

Я же ответил:

— Не возражаю. Но какие это условия?

И она сказала мне:

— Ты никогда не будешь принимать гашиш, не будешь есть арбуз и никогда не будешь сидеть на стуле.

Я же отвечал:

— Клянусь твоей жизнью, о дочь моего дяди, эти условия суровы. Но так и быть, я принимаю их с искренним сердцем, хотя и не понимаю, в чем их суть.

Она же мне сказала:

— Уж какие есть. Прими их или уходи.

И я сказал:

— Я их принимаю от всей души и от всего сердца!

И наша свадьба была отпразднована, и дело было сделано, и все прошло так, как должно было быть. И мы прожили вместе несколько лет в совершенном единении и спокойствии.

Но вот однажды настал день, когда мой разум стал обдумывать причины трех пресловутых условий — гашиша, арбуза и стула, — и я подумал: «Какой же все-таки смысл, о дочь моего дяди, защищать тебя от этих трех вещей, использование которых ни в коем случае не может причинить тебе вреда? Конечно, здесь должна скрываться какая-то тайна, которую я очень хотел бы прояснить». И, не в силах больше сопротивляться порывам души своей и желаний своих, я вошел в лавку одного из моих друзей и для начала сел на стул с набитой соломой подкладкой. Потом мне принесли отличный арбуз, предварительно остуженный в холодной воде. И, съев его с наслаждением, я вставил в его мякоть шарик гашиша и ощутил тихое веселье. И я чувствовал себя совершенно счастливым: мой желудок был полон и радовался съеденному арбузу, и благодаря мягкому стулу был счастлив мой зад, так долго отлученный от наслаждения стульями.

Но когда, о мой повелитель, я вернулся домой — гром и молния! Как только я увидел свою супругу, она быстро встала и опустила вуаль на лицо, как будто, вместо того чтобы быть ее мужем, я был для нее совершенно чужим человеком, и, глядя на меня с гневом и презрением, она воскликнула:

— О пес, сучий сын, так вот как ты выполняешь свои обязательства! Следуй за мной! Мы едем к кади за разводом!

А я, с мозгами, все еще мутными от гашиша, с животом, все еще отягощенным арбузом, и телом, отдохнувшим от того, что после столь долгого воздержания я почувствовал под своим задом мягкое сиденье, попытался дерзко отрицать все три своих прегрешения. Но только я успел отрицательно помогать головой и что-то пролепетать, как моя супруга крикнула мне:

— Прикуси язык, сукин сын! Как ты осмеливаешься отрицать очевидное?! Ты воняешь гашишем, и мой нос чует это. Ты наелся