Пурнабхадра - Панчатантра Страница 7

И вот Каратака и Даманака, чьи шеи исхудали от голода, лишенные милости господина, стали советоваться друг с другом. Тогда Даманака сказал: «Благородный Каратака! Ведь мы оказались в подчиненном положении. Этот Пингалака, поддавшись речам Сандживаки, забросил свои дела, и вся свита разбрелась кто куда. Что же делать?» Каратака сказал: «Даже если господин не внимает твоим речам, все равно надо говорить с ним, чтобы снять с себя вину. Сказано ведь:

Пусть не внимает царь речам, все ж надо наставлять его, |Так перед сыном Амбики Видура[75] снял с себя вину. (120)

А также:

Достоин порицания слуга, что отступается |От властелина иль слона, желаньем ослепленного[76]. (121)

Ведь соединив этого поедателя травы с господином, ты словно стал таскать своими руками горячие угли». Даманака сказал: «Это правда. Здесь виноват я, а не господин. Сказано ведь:

Шакал баранами убит, мне горе из-за жулика, |А сводне — из-за дел чужих. Три горя по своей вине». (122)

Каратака спросил: «Как это?» Тот рассказал:

Рассказ четвертый

«В одной стране в уединенной местности находился монастырь. Жил там нищенствующий монах по имени Девашарман[77]. Он продавал тонкие одежды, подаренные ему многочисленными жертвователями, и со временем у него накопилась большая сумма денег. Никому не доверяя, он ни днем ни ночью не выпускал их из-под мышки. Право же, хорошо говорится:

Несчастье деньги собирать, хранить, другому отдавать, |Несчастье, если пропадут. Да! С горем деньги связаны. (123)

И как-то один жулик по имени Ашадхабхути[78], похищавший чужое добро, заметил у него под мышкой деньги и подумал: «Как бы мне похитить у него это добро? Ведь стена здесь в монастыре сложена из крепких камней, и проломить ее нельзя. Нет и входа через ворота: так высоко они расположены. Поэтому я завоюю его доверие с помощью речей и стану его учеником. Тогда, доверившись мне, он очутится в моей власти. Сказано ведь:

Коль нет страстей — и власти нет, коль нет любви — к чему наряд? |Коль нет ума — нет сладких слов, коль честность есть — не будет лжи. (124)

Решив так, он подошел к нему и произнес: «Ом! Слава Шиве!», совершил восьмичленный поклон[79] и смиренно сказал: «Господин, ничтожен этот мир. Точно течение горного потока наша юность. Горению травы подобен остаток жизни. Теням облаков подобны наслаждения. Сновидению подобна связь с детьми, друзьями, слугами и женами. Все это я постиг. Что же сделать мне, чтобы переправиться через океан сансары[80]?» Слыша это, Девашарман почтительно сказал: «Дитя! Счастлив ты, что уже в раннем возрасте стал равнодушен к существованию. Сказано ведь:

Лишь тот бесстрастным может быть, кто смолоду лишен страстей, |Кто не почувствует покой, когда лишится сил своих? (125)

А также:

Сначала мысли старятся, потом уж тело у благих. |Злодей — лишь телом старится, а помыслами — никогда. (126)

И если ты спрашиваешь о средстве переправиться через пучину сансары, то слушай:

Коль шудра или чандала[81], неся косичку, весь в золе, |Пред Шивой выполнит обет, — дваждырожденным[82] станет он. (127)

Молитву шестисложную[83] прочтя, кто сам одним цветком |Украсит Линги[84] голову, — тот больше не родится вновь». (128)

Услышав это, Ашадхабхути обхватил его ноги и смиренно сказал: «Господин! Будь же милостив и наложи на меня обет»[85]. Девашарман сказал: «Дитя! Я помогу тебе, однако ты не должен проникать ночью внутрь монастыря, потому что отшельники, как и мы с тобой, восхваляют одиночество. Сказано ведь:

Род губит блудный сын, царя — дурной совет, ||аскета — узы с миром,Ребенка — баловство, а добрый нрав — злодей, ||жреца — в науках леность, |Друзей — неверье их, успех — несчастный рок, ||жен — пьянство и беспечность,Любовь — в разлуке жизнь, богатство — мотовство ||и пашню — нерадивость. (129) çārdū

Поэтому, приняв обет, тебе надо будет лежать наверху у ворот монастыря в травяном шалаше». Тот сказал: «Господин! Пусть будет по твоему указанию. Ведь этим я достигну того мира». После этого, условившись о месте для лежания, Девашарман оказал ему милость посвящения и взял в свои ученики. И тот доставлял ему высшую радость, растирая руки и ноги, принося листья для письма и оказывая другие услуги. Но несмотря на это, тот не выпускал денег из-под мышки.

Так проходило время, и как-то Ашадхабхути подумал: «Увы! Ведь он не оказывает мне никакого доверия. Что если умертвить его кинжалом, пусть даже днем, или дать ему яда, или убить, как скотину?»

Пока он так размышлял, из деревни пришел один сын ученика Девашармана, чтобы передать ему приглашение, и сказал: «Блаженный! По случаю праздника Павитрароханы[86] приди в мой дом». Услышав это, Девашарман отправился в путь вместе с Ашадхабхути. И когда он шел, ему впереди повстречалась река. Увидев ее, он вытащил деньги из-под мышки, тайком спрятал их в платье и, поклонившись божеству, сказал Ашадхабхути: «Ашадхабхути, тщательно охраняй это одеяние наставника[87], пока я не вернусь, совершив отделение нечистот». Так сказав, он ушел, а Ашадхабхути, лишь тот скрылся из виду, забрал деньги и поспешно скрылся.

Между тем, когда Девашарман сидел, восхищенный многочисленными достоинствами ученика и полный доверия, он увидел, как в стаде баранов два барана вели битву. Отступая и вновь сходясь, они в ярости так сталкивались лбами, что на землю обильно лилась кровь. Увидавший это шакал, исполненный надежды, из жадности к мясу поместился между ними и наслаждался их кровью. Когда Девашарман заметил это, он подумал: «Да! Безрассуден этот шакал. Как бы то ни было, если он очутится между их лбами, то, по-моему, неминуемо погибнет». И в другой раз, когда тот, стремясь насладиться кровью, не отошел, он очутился между их столкнувшимися головами и был убит. Тогда Девашарман сказал: «Шакал баранами убит...». И, пожалев его, он отправился за деньгами.

Когда же он постепенно приблизился, то не увидел Ашадхабхути. С нетерпением совершив очищение, он поглядел на одежду и не нашел в ней денег. Тогда, бормоча: «Ой, ой! Обокрали меня!», —он без чувств упал на землю. И вскоре снова придя в сознание, он поднялся и начал кричать: «Эй, эй, Ашадхабхути! Куда ты ушел, обманув меня? Дай мне ответ». Так, причитая на все лады, он произнес: «Мне горе из-за жулика» и медленно пустился в путь, отыскивая следы его ног.

И вот в пути Девашарман увидел некоего ткача, идущего вместе с женой в соседний город выпить хмельного питья, и сказал: «Эй, дорогой! Я приблизился к тебе, как гость, приведенный заходящим солнцем. Здесь в деревне я никого не знаю. Исполни же закон гостеприимства. Сказано ведь:

Коль на закате гость придет, не надо прогонять его. |Гостеприимный человек вкусит блаженство в будущем. (130)

А также:

Травой, землею и водой, а также речью дружеской |Да будут полными всегда жилища праведных людей! (131)

А также:

Огонь приветствием мы чтим, Шатакрату[88] — сидением, |Говинду[89] — омовеньем ног и трапезой — Праджапати[90]». (132)

Услышав его, ткач сказал жене: «Милая, иди домой вместе с этим гостем. Почти его омовением ног, пищей, ложем и другими услугами и оставайся там. Я принесу тебе много вина и мяса». Сказав так, он пошел дальше.

А эта распутная жена, взяв с собой Девашармана, отправилась домой, улыбаясь и думая в сердце о Девадатте[91]. Хорошо ведь говорится:

Ненастье, ночь безлунная,Глухие городские закоулки |И муж, отправившийся вдаль,Всегда лишь радуют развратную жену. (133) ār

Диван, ковром покрытый,Супруга нежного, прекраснейшее ложе |Не больше, чем былинку, ценитТа, что любви запретной ищет. (134) ār

А также:

Молва дурная, гибель рода,Оковы и опасности смертельные — |Всё нипочем дурной жене,Привязанной к чужому человеку. (135) ār

И вот, войдя в дом, она указала Девашарману на сломанную кровать и сказала: «Эй, эй, блаженный! Оставайся в нашем доме и будь внимателен, а я тем временем поговорю со своей подругой, возвратившейся из деревни, и скоро вернусь». Сказав так, она надела украшения и пошла к Девадатте, но встретилась лицом к лицу со своим супругом. От опьянения тот не владел своими членами, волосы его были растрепаны, он спотыкался на каждом шагу и держал в руках сосуд с вином. Увидя его, она как можно скорей вернулась назад, вошла в дом, сняла украшения и приняла прежний вид, А ткач, еще раньше слыхавший дурные речи о ней, видя ее бегущей в украшениях, вошел в дом с обеспокоенным сердцем и охваченный гневом, сказал ей: «Эй, негодница! Распутница! Куда это ты отправилась?» Она ответила; «Я никуда не выходила после того, как ушла от тебя. Зачем же ты, напившись, говоришь несуразные вещи. Хорошо ведь говорится: