Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. Страница 7

Сдав все казенные бумаги, Цзя Юйцунь снабдил накопленными за год деньгами своих домочадцев и отослал их на родину, а сам, как говорится, оставшись с ветром в мешке да с луной в рукаве, отправился странствовать по достопримечательным местам Поднебесной.

Оказавшись как-то в Вэйяне, Цзя Юйцунь прослышал, что в нынешнем году там назначен сборщиком соляного налога некий Линь Жухай, уроженец города Гусу.

Линь Жухай значился третьим в списках победителей на предыдущих экзаменах и теперь получил звание великого мужа Орхидеевых террас[26]. С указом императора о назначении его на должность сборщика соляного налога он прибыл недавно к месту службы.

Предок Линь Жухая в пятом колене носил титул лехоу[27] с правом наследования тремя поколениями. Однако нынешний император, отличавшийся добродетелями, милостиво пожаловал это право и четвертому поколению — то есть отцу Линь Жухая, а сам Линь Жухай и его потомки могли получить титул, лишь сдав государственные экзамены.

Линь Жухай был выходцем из образованной служилой семьи, обладавшей правом наследовать должности. Но, к несчастью, род Линь насчитывал всего несколько семей, приходившихся Линь Жухаю далекими родственниками, не имевшими с ним прямого кровного родства.

Линь Жухаю уже исполнилось пятьдесят. В прошлом году он потерял единственного сына — тот умер трех лет от роду. Была у Линь Жухая жена, были наложницы, но судьба не посылала ему сыновей. Жена, урожденная Цзя, родила ему дочь, ее назвали Дайюй и берегли как зеницу ока. Девочке едва минуло пять лет.

Она была умной, способной, и родители, не имея прямого наследника, воспитывали ее как мальчика, обучали грамоте, пытаясь хоть этим немного скрасить свое одиночество.

Цзя Юйцунь между тем, поселившись в гостинице, простудился и заболел. А когда немного оправился, решил куда-нибудь на время пристроиться, чтобы избавиться от лишних расходов. Ему посчастливилось встретить двух своих старых друзей. Те водили знакомство со сборщиком соляного налога, знали, что он ищет учителя для своей дочки, и, конечно же, порекомендовали Цзя Юйцуня.

Долго заниматься с девочкой не приходилось — она была еще слишком мала и слаба. Вместе с ней учились две девочки-служанки. В общем, Цзя Юйцуню это не стоило больших трудов, и вскоре он совсем поправился.

Так пролетел еще год. Но тут случилось несчастье — мать девочки, госпожа Цзя, заболела и умерла.

Заботы о матери во время ее болезни, траур, который Дайюй строго соблюдала, слезы и переживания подорвали и без того слабое здоровье девочки, и она никак не могла возобновить занятия.

Цзя Юйцунь скучал от безделья и в погожие солнечные дни после обеда прогуливался. Однажды, желая полюбоваться живописным деревенским пейзажем, он вышел за город и, бродя без цели, очутился в незнакомом месте. Вокруг высились крутые, покрытые лесом горы, в ущелье бурлила река, ее берега сплошь поросли бамбуком, а чуть поодаль, утопая в зелени, виднелся древний буддийский храм. Ворота покосились, со стен обвалилась штукатурка, и только надпись над входом сохранилась: «Кумирня постижения мудрости». По обе стороны ворот тоже были надписи, но полустертые:

Раз от благ земных и после смертиотрешиться люди не хотят, —То, когда пути глаза не видят,взгляд разумно обратить назад.

Цзя Юйцунь прочел и подумал: «Такие простые слова, а такой глубокий смысл! Нигде не встречал я подобного изречения, ни на знаменитых горах, ни в монастырях, которые обошел. Видимо, здесь живет человек, постигший истину. Уж не зайти ли?»

В храме Цзя Юйцунь увидел монаха, тот варил рис. Не заметив, что монах совсем дряхлый, Цзя Юйцунь стал задавать ему вопрос за вопросом, но монах оказался глухим, беззубым, да к тому же и невежественным и в ответ бормотал что-то невразумительное.

Цзя Юйцунь потерял терпение, покинул храм и зашел в сельский трактир, чтобы взбодрить себя чаркой-другой вина, а затем полюбоваться здешним живописным пейзажем.

Едва Цзя Юйцунь переступил порог трактира, как из-за столика поднялся один из посетителей и с распростертыми объятиями, громко смеясь, бросился к нему:

— Вот так встреча! Глазам своим не верю!

Цзя Юйцунь пригляделся и узнал Лэн Цзысина, хозяина антикварной лавки, с которым знался когда-то в столице.

Цзя Юйцунь восхищался энергией и способностями Лэн Цзысина, а тот часто прибегал к услугам Цзя Юйцуня, так они и сдружились.

— Давно ли пожаловали сюда, почтенный брат? — заулыбавшись, спросил Цзя Юйцунь. — Такая приятная неожиданность! Сама судьба нас свела!

— В конце прошлого года я ездил домой, — отвечал Лэн Цзысин, — а сейчас, возвращаясь в столицу, решил завернуть по пути к старому другу, и он оставил меня погостить на два дня. Кстати, у меня нет неотложных дел, и я мог бы здесь задержаться до середины месяца. А сюда я забрел совершенно случайно, от нечего делать, мой друг чем-то занят сегодня. И вот встретил вас!

Он пригласил Цзя Юйцуня сесть рядом, заказал вина и закусок, и они принялись рассказывать друг другу о том, что пришлось пережить за время разлуки.

— Нет ли у вас каких-нибудь новостей из столицы? — спросил Цзя Юйцунь.

— Пожалуй, нет, — отвечал Лэн Цзысин, — если не считать весьма странный случай, который произошел в семье вашего уважаемого родственника.

— Моего родственника? — улыбнулся Цзя Юйцунь. — Но у меня в столице нет родственников.

— Зато есть однофамильцы. А однофамильцы все принадлежат к одному роду! Разве не так?

— Какой же род вы имеете в виду?

— Род Цзя из дворца Жунго, — ответил Лэн Цзысин. — Уж не считаете ли вы для себя зазорным иметь такую родню?

— Ах, вот вы о ком! — вскричал Цзя Юйцунь. — В таком случае род наш весьма многочислен. Отпрыски рода Цзя появились еще при Цзя Фу, во времена Восточной Хань[28], и расселились по всем провинциям. Как же теперь установить, кто кому и каким родственником приходится? Ведь род Жунго и в самом деле принадлежит к той же ветви, что и наш. Но он так возвысился, что нам даже неудобно напоминать об этом родстве. Мы постоянно чувствуем отчуждение.

— Зря вы так говорите, почтенный учитель! — вздохнул Лэн Цзысин. — Род Жунго, как и род Нинго, постепенно оскудевает.

— Почему же оскудевают? — удивился Цзя Юйцунь. — Ведь еще недавно они были многочисленны и сильны!

— История эта, право же, длинная, — отвечал Лэн Цзысин.

— В прошлом году, — продолжал Цзя Юйцунь, — по пути к историческим памятникам эпохи Шести династий[29] я проезжал через Цзиньлин и побывал в Шитоучэне, где расположены эти дворцы. Они стоят рядом и занимают чуть ли не половину улицы: дворец Нинго — восточную сторону, дворец Жунго — западную. У главных ворот действительно было безлюдно. Но за каменной оградой по-прежнему высились парадные залы, роскошные гостиные, палаты и башни, а в саду все так же пышно зеленели деревья, громоздились искусственные горки. Ничто не напоминало о разорении и упадке.

— Удивляюсь, как это вы, опытный чиновник, ничего не заметили! — воскликнул с усмешкой Лэн Цзысин. — Еще древние говорили: «Сороконожка и мертвая стоит на ногах». Прежней роскоши в этих дворцах уже нет, но обитатели их живут не так, как простые чиновники. Людей у них прибавляется, дел невпроворот, господа и слуги по-прежнему в почете, а хозяйство в запустении, расточительство достигло предела, экономить никто не желает. Слава пока не померкла, но в кармане давно уже пусто. Но и это бы еще ладно! Гораздо страшнее, что потомки в этой семье от поколения к поколению становятся все хуже и хуже — вырождаются!

— Неужели в этих высокопоставленных семьях пренебрегают воспитанием детей? — усомнился Цзя Юйцунь. — Не знаю, как остальные ветви рода Цзя, но семьи Нинго и Жунго, казалось мне, в этом смысле всегда служили примером. Как же могло такое случиться?

— Но именно об этих двух семьях и идет речь, — вздохнул Лэн Цзысин. — Сейчас я вам все расскажу. Нинго-гун[30] и Жунго-гун — единоутробные братья. Нинго-гун, старший, имел двух сыновей. После его смерти должность перешла по наследству к старшему — Цзя Дайхуа, а у того тоже было двое сыновей. Старший, Цзя Фу, умер не то восьми, не то десяти лет. Поэтому титул и должность отца унаследовал младший, Цзя Цзин. Так вот, этот Цзя Цзин стал почитателем даосов, плавит киноварь, прокаливает ртуть, пытается найти эликсир бессмертия, и ничто больше его не интересует в мире. Счастье еще, что в бытность его молодым у него родился сын — Цзя Чжэнь, и Цзя Цзин, которым владела единственная мечта — стать бессмертным, передал ему свою должность, а сам свел знакомство с даосами и все время проводит с ними за пределами города. У Цзя Чжэня тоже есть сын — Цзя Жун, в нынешнем году ему минуло шестнадцать лет. Цзя Цзин делами не интересуется, а Цзя Чжэню заниматься ими недосуг — на уме у него одни развлечения. Он перевернул вверх дном весь дворец Нинго, и никто не смеет его одернуть. А теперь послушайте о дворце Жунго: именно здесь и случилась странная история, о которой я только что упомянул. После смерти Жунго-гуна должность его по наследству перешла к старшему сыну Цзя Дайшаню, который в свое время женился на девушке из знатного цзиньлинского рода Шихоу. Она родила ему двух сыновей, старшего — Цзя Шэ и младшего — Цзя Чжэна. Цзя Дайшаня давно нет в живых, и жена его вдовствует. Должность унаследовал старший сын Цзя Шэ, человек весьма заурядный, к тому же равнодушный к хозяйственным делам. Лишь один из сыновей Цзя Дайшаня — Цзя Чжэн — с детства отличался честностью и прямотой, любил науки, и отец, не чаявший в нем души, мечтал, чтобы он сдал государственные экзамены и получил должность. Перед смертью Цзя Дайшань написал прошение императору, и государь, всегда милостиво относившийся к своему преданному слуге, повелел ему передать титул и должность старшему сыну, а младшего немедленно представить ему. Так Цзя Чжэн получил должность лана[31]. Его жена — урожденная Ван — родила ему сына Цзя Чжу, который четырнадцати лет поступил в школу и вскоре женился. У него родился мальчик, а сам он заболел и умер, не дожив и до двадцати лет. Спустя некоторое время госпожа Ван родила дочь, — ребенок появился на свет в первый день Нового года, весьма примечательно. А еще лет через десять у нее родился сын. И представьте, появился на свет с яшмой во рту. Яшма эта излучала радужное сияние, а на поверхности виднелись следы иероглифов. Ну, скажите, разве это не удивительно?