Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй Страница 7

После резкой отповеди У Суна Цзиньлянь поняла, что соблазнить деверя – пустая затея. Рассерженный У Сун между тем сидел у себя в комнате, погрузившись в раздумье. Было уже далеко за полдень и шел снег, когда с коробом на плечах вернулся У Чжи. Он отворил дверь, снял короб и вошел в комнату. Жена сидела с заплаканными глазами.

– С кем это ты поссорилась, а? – спросил он.

– Все из-за тебя. Ты за себя постоять не можешь, вот всякий надо мной и насмехается, – отвечала жена.

– Кто ж посмел тебя унижать?

– Ты и сам прекрасно знаешь, кто! Братец твой. Гляжу: снег валит, и он идет. Я с самыми добрыми намерениями решила поскорее приготовить обед, чтобы вместе закусить да выпить. А он увидал, что тебя нет, и взялся со мной заигрывать. Вон Инъэр спроси. Она собственными глазами видела.

– Нет, мой брат не из таких! – оправдывал У Суна старший брат. – Он – человек честный. Да ты не кричи, не услыхали бы соседи, смеяться будут.

У Чжи оставил жену и пошел к брату.

– А, братец, – начал У Чжи, – ты, верно, сладостей нынче не пробовал. Так давай полакомимся вместе.

У Сун молчал. После долгих размышлений он снял шелковые туфли, опять обул зимние, нахлобучил войлочную шапку, запахнулся в халат и, застегивая пояс, вышел.

– Брат, ты куда? – окликнул его У Чжи.

У Сун промолчал.

– Что с братом?! – спросил У Чжи жену. – Я его спрашиваю, а он ни слова. Прямо к управе зашагал.

– Бестолочь! Чего ж удивляться?! Стыдно ему, вот и ушел. Какими глазами стал бы он смотреть на тебя? По-моему, он пошел за солдатами. Хочет взять вещи и уйти от нас. И ты его, будь добр, не удерживай.

– Если он уйдет, над нами опять станут смеяться, – заметил У Чжи.

– Дурень бестолковый! – ругалась Цзиньлянь. – А если он будет ухаживать за мной, думаешь, не будут смеяться? А не согласен, так ступай и живи себе вместе с ним. Но я не из таких! Или давай мне развод!

Подавленный бранью жены, У Чжи рта открыть не смел. Пока они ругались, У Сун велел солдату захватить шест, коромысло,[83] и они направились к дому У Чжи.

– Брат, но почему ты уходишь? – кричал У Чжи вслед удалявшемуся У Суну, который вместе с солдатом уносил вещи.

– Лучше не спрашивай, – отвечал У Сун. – Скажу, тебе ж неловко будет. Я уйду и все.

У Чжи не решился удерживать брата, не посмел расспрашивать, что к чему.

– Ушел, и очень хорошо! – ворчала Цзиньлянь. – По мне, раз начальником стал, значит помогать родным должен, а для него деньги дороже родной семьи. Он, видите ли, еще и обижается. Правду говорят: хорош виноград, да зелен. Надо небо и землю благодарить, что съехал, скрылся с глаз долой.

Но У Чжи никак не мог понять в чем дело и беспокоился. Торгуя на улицах лепешками, он все хотел разыскать брата да поговорить по душам, но Цзиньлянь строго-настрого ему запретила. А он не смел ее ослушаться.

О том же говорят и стихи:

Мечтам не сбыться и наполовину!Подумайте: нашла коса на камень.Пришлось У Суну дом родной покинуть,Так близкие рассталися врагами…

Если вы хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.[84]

ГЛАВА ВТОРАЯ

СИМЭНЬ ЦИН ВИДИТ В ОКНЕ ЦЗИНЬЛЯНЬ

АЛЧНАЯ СТАРУХА ВАН РАЗЖИГАЕТ СТРАСТЬ

Ошибся в этом браке Лунный дед.[85]

Цзиньлянь цветка прекрасного милей,

Прохожий взглянет – и на сердце нет

Покоя от полуночных страстей.

Коварный план подстроен сводней Ван,

Юньгэ-лоточник мщеньем обуян.

Кто ж думал, что кровавые следы

Оставит на полу приход беды.

Так вот, вскоре после того, как У Сун переехал от старшего брата, небо прояснилось. Прошло каких-нибудь дней десять…

Но тут мы должны сказать о правителе уезда. За два с лишним года пребывания на посту у него скопилось немало золота и серебра, и он решил переправить его родственнику в Восточную столицу,[86] чтобы потом, когда выйдет трехлетний срок службы, одарить высокое начальство. Только одного побаивался правитель: как бы не ограбили по дороге. Долго он присматривал человека надежного и сильного, пока его выбор не пал на У Суна. «Вот у кого смелости хватит. Этот дело сделает», – подумал он и вызвал У Суна в управу.

– Есть у меня в Восточной столице родственник, – начал правитель, – главнокомандующий дворцовой гвардией Чжу Мянь.[87] Хотел бы отправить ему подарки и письмо, только вот добраться туда нелегко, но ты бы сумел. Услужи, щедрую награду получишь.

– Ваш покорный слуга был так возвышен вашей милостью, – говорил У Сун. – Не посмею отказаться. Только прикажите! Готов хоть сей же час отправиться в путь. Мне никогда не доводилось бывать в столице. Лицезреть блеск империи – для меня высокая честь.

Правитель остался доволен, угостил У Суна тремя чарками вина и дал десять лянов на дорожные расходы, но не о том пойдет речь.

Так вот. Выслушал У Сун наказ начальника, вышел из управы и направился к себе. Дома он распорядился, чтобы солдат купил вина и закусок, и они пошли к старшему брату. У Чжи тем временем возвращался домой. Видит – сидит У Сун и наказывает солдату отнести на кухню закуски.

Не охладело к деверю сердце Цзиньлянь. Как завидела его с вином, про себя подумала: «Наверняка обо мне вспомнил! А то к чему б ему приходить? Видно, меня из сердца не выкинешь! Надо будет у него исподволь выпытать». И она поднялась наверх, напудрилась, поправила прическу, переоделась в яркое платье и вышла к дверям встречать У Суна.

– Чем это мы вам не угодили, деверек? – спросила она, поклонившись. – давно к нам не заглядывали. Я уж не знала, что и подумать. Каждый день мужа к управе посылала, но он вас так и не нашел. Как хорошо, что вы снова дома! Только зачем же зря тратиться?

– Я по делу пришел, – отвечал У Сун. – С братом поговорить.

– В таком случае проходите наверх, присаживайтесь.

Втроем поднялись наверх, и У Сун предложил брату с невесткой занять главные места, а сам сел на скамейку сбоку. Солдат расставил на столе горячие закуски и вино. У Сун стал потчевать хозяев. Цзиньлянь не отрывала от деверя глаз, но он не обращал на нее никакого внимания – знай себе ел да пил. Когда осушили по нескольку чарок, У Сун попросил Инъэр принести круговую чашу и велел солдату наполнить ее вином.

– Мой уважаемый старший брат! – обратился он к У Чжи с чашей в руке. – Я получил распоряжение правителя ехать по делам в столицу и завтра же должен отбыть. Вернусь в лучшем случае через месяц, а то и через два или три. Вот и пришел поговорить с тобой. Человек ты слабый. Не стали бы тебя обижать, пока меня не будет. Так что если ты продавал за день, скажем, десять противней лепешек, то с завтрашнего дня продавай пять. Попозже выходи, пораньше домой возвращайся, ни с кем не выпивай. А придешь, спускай занавеси и запирай ворота – меньше будет неприятностей. А будут приставать, не связывайся. Меня обожди. Я приеду – сам разберусь. Договорились? Согласен со мной? Тогда выпей до дна эту чашу.

– Верно ты говоришь, – согласился У Чжи и взял чашу. – Так и буду делать.

Он осушил чашу, и У Сун, снова наполнив ее вином, обратился к Цзиньлянь:

– Вы, невестка, говорить не приходится, женщина умная, а брат мой слишком простодушен и во всем полагается на вас. Только, как говорится, чем решительность свою всем напоказ выставлять, не лучше ль хранить ее в своем сердце. Если вы будете вести себя как подобает, брату не придется волноваться. Ведь еще в старину говаривали: ни один пес не пролезет, пока изгородь крепкая.

От этих слов Цзиньлянь так вся и вспыхнула, а потом побагровела до самых ушей.

– Дурак ты бестолковый! – указывая пальцем на У Чжи, напустилась она. – Что ты людям наговариваешь, меня позоришь? Да, верно, я головную повязку не ношу, но я мужчине не уступлю, на кулаке удержу – себя в обиду не дам. У меня по руке лошадь проскачет, по лицу человек пройдет – все вынесу. Я не из тех черепах, которых хоть насквозь проколи, крови не увидишь. С тех пор как я замужем за У Старшим, у меня в дом букашка не вползала, а ты говоришь – собака! Что ты ерунду-то городишь? Смотри, доиграешься! Камень – не мяч, подбросишь – себе в голову и угодишь.

– Если бы невестка навела в доме порядок, лучшего и желать не надо, – говорил, улыбаясь, У Сун. – Хорошо, когда слово с делом не расходится. Дурно, когда на уме одно, а на языке другое. Но я запомню ваши слова, невестка. А теперь выпейте чашу.

Цзиньлянь оттолкнула вино и стремглав бросилась вниз. Пробежав половину лестницы, она крикнула:

– Считаешь себя умным, а не знаешь, должно быть, что невестку старшего брата следует, как мать родную, почитать. С самой нашей свадьбы ни о каком девере не слыхала. Откуда только заявился такой родственничек?! Хозяина из себя строит, невестку позорит. Ишь, какие штучки выделывает!

И Цзиньлянь со слезами стала спускаться по лестнице.

О том же говорят и стихи:

Сказал он горькие, но верные слова,И гневом замутилась голова.Цзиньлянь в смятении сбежала,Могла б – У Суна растерзала.

Весь свой характер выказала Цзиньлянь. Братья между тем выпили по несколько чарок. Им не сиделось. Захмелев, они спустились вниз и расставались со слезами.