Древнекитайская философия. Эпоха Хань - Коллектив авторов Страница 7

Мистическое созерцание, приближавшееся по методу к буддийским правилам созерцания, поиски чудодейственного эликсира жизни для достижения бессмертия, алхимия и магия наполняют огромную даосскую литературу, получившую в начале нашей эры широкое распространение. Ни одного сочинения, которое заслуживало бы внимания как свидетельство развития философской мысли, религиозный даосизм создать не мог. Больше того, поздние даосские построения стали тонуть в буддийских — и во многих случаях они уступали махаянистским комментариям на сутры, построенным по принципам проповеди возрастающей трудности ступеней или стадий совершенствования, необходимых для достижения нирваны или рая Сукхавати.

Феодальная знать использовала различные религиозно-философские учения. Применительно к требованиям обеспечения своего экономического и политического положения она стремилась закрепить даосскую мистику в той же мере, как конфуцианскую догматику и буддизм.

Буддизм играл не менее активную роль «умиротворителя масс», чем собственно китайские учения. Проникший в Китай во второй половине I в. н. э., он был представлен здесь своими махаянистской и хинаянистской ветвями. Однако махаянистский буддизм давал правящему классу большую возможность для практического использования этой идеологии. Поэтому именно он, представленный рядом сект, постепенно занял господствующие позиции. Но во II-III вв. буддийские проповедники не столько распространяли теологические и философские сочинения, сколько укрепляли позиции первооснователей сект и соответствующих храмов и монастырей. Основателями же сект были пока иноземцы, приходившие в страну из Индии, откуда ввозили и предметы культа.

Широкое распространение в период правления династии Хань получают гадания и пророчества. При Поздней Хань предсказания были вообще очень популярны. Само слово чань — «пророчество», «предсказание» — древнего происхождения. Еще в правление Цинь Ши-хуана существовало следующее пророчество: «Циньскую династию погубят ху». Истолковав слово ху как «варвары» (хунны — на севере Китая), Цинь Ши-хуан организовал против них военную экспедицию, а затем приступил к строительству Великой китайской стены. Позднее, уже после его смерти, это пророчество было истолковано иначе — слово ху стало обозначать не хуннов, а имя второго сына императора и его наследника — Ху Хая, в царствование которого династия Цинь пришла к упадку.

При династии Хань пророчества сложились в законченную систему «предсказания судьбы». Правила и свидетельства пророчеств были собраны в специальную книгу под названием «Чань шу», которая получила широкое распространение, особенно в кругах чиновников и интеллигенции. При Ван Мане наиболее знаменитым было пророчество, что следующим императором Китая будет Лю Сю. Случилось так, что одного из министров Ван Мана звали Лю Сю. Он организовал заговор против императора, но заговор раскрыли. Однако пророчество все-таки оказалось верным — на троне оказался другой Лю Сю. Это был знаменитый Гуан У-ди, который после этого уверовал в пророчества, и они стали еще более популярными[61].

* * *

Хотя в центре внимания ханьских философов были, как отмечалось выше, социальные проблемы, в их учениях присутствовали и космогония, и онтология, и гносеология.

Согласно представлениям авторов трактата «Хуайнань-цзы», универсальным принципом космического порядка, управляющим миром вещей является дао. «Как всякое идеальное, — пишет Л. Е. Померанцева, — дао в "Хуайнань-цзы" имеет порождающую функцию»[62]. Ему подвластны Небо и Земля. От него зависит существование природных и социальных явлений. Оно приводит в движение все сущее в Поднебесной, обеспечивает жизнедеятельность различных живых существ. Важнейший его атрибут — благо (или высшее благо). Его предназначение — «упорядочивать» «тьму вещей», делать их такими, какими они должны быть, придавать им гармонию[63].

Дао имеет много характеристик, оно — бестелесно, не имеет формы, невидимо, везде присутствует, всегда остается в одном и том же состоянии. Ряд его определений дает основание считать дао одушевленной, разумной силой[64].

Однако само дао рождается в пустоте, выступающей в качестве небытия — самостоятельной субстанции, являющейся причиной самой себя. Небытие рождает бытие — мир чувственно воспринимаемых вещей, причем в этом процессе присутствует дао. Будучи посредником между небытием и бытием, оно превращает потенциальное существование вещей в актуальное. Можно говорить поэтому о преимущественной связи между идеями «Хуайнань-цзы» и «Дао дэ цзина».

Основополагающим принципом, которому подчиняется функционирование всего многообразия природных и социальных явлений, является принцип естественности. Все в мире устроено целесообразно, т. е. естественно: развитие растений, приспособление животных к окружающей среде, разделение профессий и устройство человеческой жизни вообще. Всеобщий смысл всего сущего — не нарушать принципа естественности: «природу вещей нельзя изменить, место обитания нельзя переносить»[65]. Принцип естественности в его онтологическом смысле определяет собой социальный и нравственный идеалы даосов, о содержании которых мы говорили выше.

Если у даосов в роли идеального первоначала выступало дао, то у конфуцианцев его функцию выполняло Небо. Так, и Лу Цзя, и позднее Дун Чжуншу считали, что все сущее порождено Небом. Оно дает жизнь пяти первоэлементам и космическим силам, говорил Лу Цзя[66]. Небо, утверждал Дун Чжуншу, — предок всех вещей. Без Неба ничего не рождается[67].

Подобное понимание первооснов бытия было усилено в «Бо ху туне», где, как уже отмечалось, Небо выступало в роли верховного владыки мира, высшей, сверхъестественной силы, где замкнутый круг движения вещей был формой проявления этого всеединого, всеповелевающего существа.

Вся структура мироздания в этом трактате, как, впрочем, и в сочинениях других конфуцианцев, прежде всего Дун Чжуншу, была построена на взаимодействии пяти первоэлементов, причем учение о них, имевшее раньше натуралистическую, материалистическую окраску, приобретает религиозно-идеалистический оттенок — деятельность этих пяти первоэлементов подчиняется Небу. Местоположение каждого из первоэлементов часто имело четкую пространственную привязку — определенную сторону света — и было связано с одним из сезонов года: вода — север, зима; дерево — восток, весна; огонь — юг, лето; металл — запад, осень. Исключение составляла земля, которая находилась в центре. Каждому первоэлементу покровительствовал один из духов, например дереву — Зеленый дракон, а металлу — Белый тигр и т. д. Они имели также божественного предка — одного из мифических персонажей китайской истории и соответствующее божество в древнекитайском пантеоне. Подобная трактовка учения о пяти первоэлементах испытала явное влияние космологической схемы Дун Чжуншу[68].

В «Бо ху туне» много говорилось о взаимодействии и взаимоуничтожении первоэлементов. Однако «изыскания» в этой области сводились к докучливым рассуждениям о внутренней конфигурации и иерархии первоэлементов и их зависимости от сил инь и ян. Отнюдь не стремясь развивать те ценные рационалистические моменты, которые содержались в данном учении, авторы «Бо ху туна», наоборот, пытались объяснить многообразие природы только путем выявления взаимопротиворечий и взаимопреодолений отдельных первоэлементов. Металл, утверждали они, способен одержать победу