Конфуций - Уроки мудрости Страница 8

– Знал.

Когда Конфуций вышел, Сыбай, поклонившись Ума Ци, провел его вперед и стал расспрашивать:

– Я слышал, благородный муж лишен пристрастности. Он, что же, тоже может быть пристрастным? Ведь князь взял в жены деву из удела У, носившую такую же, как у него, фамилию, но дал ей имя «Первая из У». Коль знает ритуалы князь, то кто же их тогда не знает?

Ума Ци поведал все Учителю, и он воскликнул:

– Мне везет. Люди непременно узнают о каждой из моих ошибок.

Когда Учитель пел в компании с другими и ему нравилось их пение, то он просил начать сначала и лишь затем к ним присоединялся.

Учитель говорил:

– В учености я, может быть, не уступлю другим, но в том, чтоб лично стать на деле благородным мужем, я не достиг еще успеха.

Учитель вопрошал:

– Разве посмею я претендовать на то, что обладаю высшей мудростью и человечностью? Но я стремлюсь к ним ненасытно, учу других без устали, вот это лишь и можно обо мне сказать.

Гунси Хуа заметил:

– Но мы, ученики, этому как раз не можем научиться.

Когда Учитель тяжко заболел, Цзылу просил позволить вознести молитву. Учитель у него спросил:

– А делают ли так? Цзылу ответил:

– Делают. В Молитвеннике сказано: «Воздам молитву за тебя духам Неба и Земли».

Учитель возразил:

– Я уж давно молюсь.

Учитель говорил:

– Расточительность ведет к непокорности, а бережливость – к захудалости. Но лучше захудалость, чем непокорность.

Учитель молвил:

– Благородный муж спокоен, не стеснен,

Малых же людей всегда гнетут печали.

Учитель ласков был, но строг.

Внушителен, но не свиреп,

Полон почтительности и покоя.

Глава 8. Великий первенец

Учитель сказал:

– Великий Первенец, он может называться человеком высшей добродетели. Три раза уступал трон Поднебесной, и народ не мог от восхищения даже найти слова, чтобы его восславить.

Учитель говорил:

– Почтительность вне ритуала утомляет, а осторожность вне его ведет к трусости; при смелости вне ритуала поднимают смуту, от прямоты вне ритуала становятся нетерпимы.

Если благородный муж привязан душой к близким, в народе процветает человечность; если не забыты им старые друзья, народ не поступает низко.

Когда учитель Цзэн был тяжко болен, то он созвал своих учеников и им сказал:

– Откройте мои ноги! Откройте мои руки! В Песнях сказано:

С трепетом остерегайся,

Словно ты пред краем бездны,

Словно ты на тонком льду.

Отныне стало мне понятно, что я могу остаться цел, мои сынки!

Когда учитель Цзэн был тяжко болен и Почтительный из Старших навестил его, учитель Цзэн сказал:

– Птицы перед смертью горестно кричат, люди перед смертью говорят о важном. Благородный муж находит тройственную ценность, заключенную в пути: во внешности, манерах он далек от грубости и небрежения, серьезным выражением лица способен заслужить доверие, в речах, их тоне избегает пошлости и фальши. А что до расстановки жертвенных чаш, для этого имеются свои чины.

Учитель Цзэн сказал:

– Умелому советоваться с неумелым, талантливому спрашивать у бесталанного, иметь, но делать вид, что не имеешь, пустым казаться, когда полон, и оставлять обиду без ответа – так вел себя мой друг когда-то.

Учитель Цзэн сказал:

– Не это ль благородный муж, кому мы можем вверить сироту, судьбу страны размером в сотню ли, кого нельзя склонить к измене долгу? Он, безусловно, благородный муж.

Учитель Цзэн сказал:

– Ученый человек не может не быть твердым и решительным, ибо его ноша тяжела и путь его далек. Ношей ему служит человечность – это ли не тяжесть? Завершает путь, лишь умирая, – это ли не даль?

Учитель говорил:

– Я вдохновляюсь Песнями,

Ищу опору в ритуалах

И завершаю музыкой.

Учитель сказал:

– Народ можно принудить к послушанию его нельзя принудить к знанию.

Учитель говорил:

– Быть смуте, коль смелы и ненавидят свою бедность. Быть смуте, коль чрезмерно ненавидят людей, лишенных человечности.

Учитель предостерегал:

– Блистай ты хоть великолепием талантов князя Чжоу, но если скуп ты и заносчив, из остального в тебе будет не на что смотреть!

Учитель говорил:

– Найти непросто человека, который проучился бы три года без помышления о жалованье.

Учитель сказал:

– Будь глубоко правдив, люби учиться, стой насмерть, совершенствуя свой путь. Страна в опасности – ее не посещай, в стране мятеж – там не живи. Когда под Небесами следуют пути, будь на виду, а нет пути – скрывайся. Стыдись быть бедным и незнатным, когда в стране есть путь; стыдись быть знатным и богатым, когда в ней нет пути.

Учитель говорил:

– В дела другого не вникай,

Когда не на его ты месте.

Учитель сказал:

– Какими необъятными, чарующими становятся звуки мелодии, когда ее начало исполняет мастер Чжи, а конец венчает песня «Крики чаек»!

Учитель сказал:

– Я не понимаю, как может быть необузданный лукавым, тупой нечестным и невежественный лживым.

Учитель говорил:

– Учись, словно не можешь обрести

И будто опасаешься утратить.

Учитель воскликнул:

– Возвышенны, велики Шунь и Юй!

Владея Поднебесной, они держались от нее в стороне.

Учитель воскликнул:

– Каким великим государем был Яо! Как он возвышен, величав! Велико только Небо, и только Яо подражал ему. Как он необъятен! Народ не мог найти слова, чтобы его восславить. Как велики, возвышенны его свершения! Как лучезарна им предначертанная просвещенность!

У Шуня было только пять сановников, и в Поднебесной настал мир. Царь Воинственный изрек:

– У меня есть десять способных к управлению сановников.

Конфуций по этому поводу сказал:

– Не правда ли, как трудно находить таланты? В этом наибольшего успеха достигли Яо и Шунь. А у царя Воинственного среди его десяти сановников имелась одна женщина, поэтому их у него, по сути, было только девять. Царь Просвещенный владел двумя третями Поднебесной, но при этом продолжал быть подданным дома Инь. Можно сказать, что дом Чжоу обладает наивысшими достоинствами.

Учитель сказал:

– Вот Юй – я в нем не нахожу изъяна. Он питался очень скудно, но богам и духам приносил обильные дары; одевался худо, но на свою ритуальную одежду украшений не жалел; жил в лачуге, но отдавал все силы рытью каналов, чтобы отвести воды потопа. Я в нем не нахожу изъяна.

Глава 9. Учитель редко…

Учитель редко говорил о выгоде, судьбе и человечности.

Житель улицы Состоятельных сказал:

– Как велик Конфуций! Его ученость необъятна, вот только не сумел ни в чем прославиться.

Учитель, услышав об этом, обратился к своим ученикам:

– Чем же мне заняться? Заняться ль управлением колесницей? Заняться ли стрельбой из лука? Займусь-ка управлением колесницей.

Учитель сказал:

– По ритуалу, шапке надлежит быть из пеньки, но ныне ее делают из шелка, что дешевле, и в этом я следую за всеми.

По ритуалу, надо кланяться внизу у входа в залу, но ныне кланяются наверху, что дерзко. Пусть буду против всех, но кланяюсь внизу.

Учителю были чужды четыре недостатка: склонность к домыслам, излишняя категоричность, упрямство, себялюбие.

Когда Конфуцию угрожали в Куане, он сказал:

– Разве после смерти государя Просвещенного тут, во мне, не уцелела просвещенность? Если бы Небо пожелало эту просвещенность погубить, то я не смог бы приобщиться к ней. Но Небеса ее не погубили. А куанцы… Как им со мною справиться?

Кравчий спросил Цзыгуна:

– Как много у Учителя способностей, талантов! Он обладает высшей мудростью?

Цзыгун ответил:

– Воистину Небо позволило ему приобщиться к высшей мудрости. Еще он наделен многими талантами.

Учитель, услышав об этом, сказал:

– Знает ли меня кравчий? Я был незнатен в молодости, поэтому знал много простых профессий. А много ли умеет благородный муж? Совсем немного.

Лао сказал:

– Учитель говорил: «Я умел много, так как не был испытан на службе».

Учитель сказал:

– Есть ли у меня какие-либо знания? Их нет. Но когда селяне просят у меня совета, я, не имея никакого представления об их деле, выясняю только, где его начало и конец, и больше ничего не объясняю.