Ватсьяяна Малланага - Кама Сутра Страница 8

Можно назвать немало других произведений античности, содержащих аналогичные сведения. Среди них, например, „Брачные наставления“ Плутарха (ок. 46 — после 127 г.), „Две любви“ Лукиа-на (II в.), XIII книга „Пирующих софистов“ Афинея (III в.).

Из образцов естественнонаучной литературы назовем „О природе вещей“ Лукреция (ок. 95—55 г. до н.э.) — наблюдения над природой любовной страсти, психологией любящих и т.д. (IX. 1037— 1287).

Среди средневековых европейских авторов можно назвать теоретиков куртуазности в провансальской литературе XII—XIII вв. Таковы „Три книги о любви“ („De amore libri tres“)' Андрея Капеллана (ок. 1200 г.). Автора отличает определенная систематичность изложения (например, в перечне достоинств любящего). Он дифференцирует любовный этикет в зависимости от социального положения (между дамами и знатными рыцарями, с одной стороны, и прислугой или крестьянами — с другой), что напоминает отдельные рассуждения Ватсьяяны о городских и деревенских жителях. Другое сочинение — „Le Breviari сГатог“ французского монаха и трубадура Матфре Эрмеигауда (вторая половина ХШ в.) устанавливает три вида естественной любви — к жене, девушке и другой женщине (ср. К 5.1 и сл.). Отдельные наблюдения Ватсьяяны можно сопоставить с образцами моралистического жанра во французской литературе — _ ср. „Опыты“ Монтеня (1533—1592) — например, III.5; „Максимы и моральные размышления“ Ларошфуко (1613—1680); „Характеры“ Лабрюйера (1645—1696). Из произведений нового времени назовем „О любви“ Стендаля (1783—1842), также отличающееся своеобразной систематичностью. В 1-й главе здесь определяются четыре вида любви (любовь-страсть, любовь-влечение, физическая любовь и любовь-тщеславие; ср. К 40.5), во 2-й и последующих главах детализируются стадии любовного увлечения. Интересно внимание Стендаля к терминологии (ср. употребление им понятий sentiment, passion, sensihiliti, grace и т.д.).

Интересным представляется и сопоставление отдельных рекомендаций К как индуистского памятника с соответствующими предписаниями в других религиях. При рассмотрении подобных аналогий могут быть, в' частности, отмечены известные ограничения, налагаемые культом, сакрализация отдельных деталей в отношениях между полами, естественно отличающая не только индуизм, но и другие религии.

Наконец, пожалуй, наиболее актуальный аспект изучения К — оценка ее в сравнении с современной научной и научно-популярной литературой по медицине, гигиене, психологии. Содержание К явственно перекликается с современной проблематикой, а отдельные ее наблюдения не только интересны, но и злободневны. Уже высказывалось мнение о том, что К во всяком случае гораздо разумнее, например, множества аналогичных наставлений, издававшихся в Англии вплоть до начала XX в.[48]. Ватсьяяну отличает глубокое понимание людских чувств и потребностей; его

наставления исходят из той предпосылки, что счастье в любви невозможно, если удовлетворенной остается лишь одна сторона. К проникнута вниманием к чувствам женщины как равноправного участника в отношениях — кстати, эта черта, по мнению ряда авторов, выгодно отличает ее от аналогичных рекомендаций в некоторых других классических литературах (античной, китайской, арабской). Характерны ее советы максимально бережно обращаться с новобрачной; особенно примечательно здесь указание (25.42—44) на возможные психические травмы, возникающие у женщин из-за нарушения мужчиной подобных предписаний, что полностью подтверждается и современными клиническими исследованиями. Чрезвычайно интересны в психологическом отношении наблюдения автора над реакцией, наступающей после близости (20. J 3 и сл.), замечания о влиянии стыдливости на прочность отношений, об амбивалентных чертах любовного влечения и т.д. Неоднократно упоминая о важности для мужчин и женщин владеть определенными знаниями (64 искусства) и уметь вести беседу, о долге мужчины обучать свою возлюбленную или невесту (ср. 25.36; 20.20 и сл.), Ватсьяяна как бы подчеркивает значение общих интересов для любящих — не случайно связи, преследующие чисто физическое удовлетворение, он относит к наименее достойным (ср. 21.35 и сл.; 5.3).

Согласно основной установке Ватсьяяны, составляющей смысл его труда, поведение человека в любви, как и в других сферах жизнедеятельности, должно основываться на следовании определенным этическим нормам и конкретным предписаниям, иначе говоря — на соответствующем образовании (ср. 2.18 и сл.; 3.1 и сл.). Подобная установка как нельзя более актуальна — замалчивания и запреты, как свидетельствует опыт, не приносят здесь ничего, кроме вреда, и, более того, идут подчас об руку с подлинной моральной деградацией[49]. Можно добавить, что преследуемый при этом воспитательный эффект оказывается по существу иллюзорным — с расширением запретной сферы функция „непристойного“ неизбежно переносится на новые, в иных обстоятельствах „пристойные“, объекты[50], и нравственность предписывающих норм оказывается по меньшей мере сомнительной. Разумеется, современные рекомендации не могут быть адекватно заменены наставлениями, созданными, подобно К, иной культурой и для иного общества. Вместе с тем вряд ли стоит доказывать, что и классические памятники этого жанра содержат немало поучительного для нас. Можно без преувеличения сказать, что по всестороннему охвату материала, по строгости изложения, по психологической глубине наблюдений и установок, не потерявших значение и поныне, труд Ватсьяяны занимает одно из первых мест (а для того времени, пожалуй, и первое) в этом наследии. Древнеиндийская наука выступила пионером в систематическом описании данной сферы человеческой жизнедеятельности, и в этом еще одна заслуга Индии перед мировой культурой.

Но значение К не исчерпывается ее педагогической или терапевтической ценностью. Уже отмеченные выше особенности заставляют с вниманием отнестись и к некоторым чертам „плана выражения“ этого текста. Несомненную общеметодологическую ценность представляют, в частности, суждения Ватсьяяны об ограниченных возможностях собственного описания. Древнеиндийский автор затрагивает методику подхода к явлениям, строгая формализация которых наталкивается на принципиальные трудности. Здесь встает вопрос о возможности сознательного отвлечения от отдельных проявлений и от элементов окружения рассматриваемых объектов, сведения их к более простым, более удобным для наблюдения формам. Споры о допустимых пределах такого сведения и о самом праве на него — не только в естественнонаучных, но и в гуманитарных дисциплинах — ведутся по сей день, хотя подобная методика давно уже стала фактом. Можно привести немало примеров ее плодотворного применения в науке; по сути дела, этим путем идет уже Ватсьяяна, упорядочивая определенные явления и изолируя их от условий, нарушающих такой порядок.

В данном случае вопросы эти тем более затрагивают нас, что речь идет об описании наших собственных ощущений и переживаний, обладающих существенными чертами интегрального характера и неизбежно искажаемых („возмущаемых“) сколько-нибудь строгой схемой[51]. Предубеждения против попыток „поверить алгеброй гармонию“[52] хорошо известны и в прошлом, и в настоящем. В частности, можно сослаться на примеры отрицательного отношения к „Камасутре“ со стороны людей, ожидавших, видимо, найти в ней достаточно эмоциональное описание и шокированных именно ее педантичностью в трактовке своего предмета. И Ватсьяяна (8.32; 10.6 и др.), по сути дела, Предвидел подобную реакцию у читателей, отделенных от него полутора тысячами лет. При современном состоянии наших знаний, по-видимому, следует допустить взаимную дополнительность — и терпимость — двух установок: научный подход, осознающий границы своих возможностей (четкое представление о том, „чего нельзя сделать“, вообще оказывается весьма плодотворным в истории науки), и чувство, признающее право науки вторгаться в его область. Можно сказать, что „Камасутра“ являет нам один из первых в мировой культуре примеров такого сочетания.

Издание К вместе с традиционным комментарием было впервые осуществлено Дургапрасадом (Bombay, 1891). Следующая, более тщательная и впоследствии переиздававшаяся, публикация Д. Госвами (KG) также содержит текст Яшодхарьт. Существуют издания, включающие параллельные переводы и объяснения на бенгали, хинди и т.д. (например, KS). С конца XIX в. начинается научное изучение К в Индии и за ее пределами. С тех пор много было сделано для анализа древнеиндийской науки о каме и для определения места К в этой науке (работы Р. Шмидта, X. Чак-ладара и др.). Сведения Ватсьяяны широко привлекаются и анализируются в исследованиях древнеиндийского быта, законодательства, семейных отношений и т.д. Наконец, весьма многочисленны более или менее популярные заметки об этой книге.

К была впервые переведена на английский Ричардом Бёртоном (путешественником, политическим деятелем, востоковедом, известным, в частности, своим переводом „Книги тысяча и одной ночи“) и Ф. Арбатнотом — последнему принадлежит,, по-видимому, большая часть труда. Перевод этот вышел в 1883 г. и неоднократно переиздавался (ср. КВА). Он выполнен по отдельным рукописям, насколько можно судить, достаточно близким KG, но несколько