Гэ Хун - Баопу-Цзы Страница 9

Способы обретения бессмертия предполагают распространять заботу на всю ширь восьми сторон света и учат смотреть на других людей, как на самого себя, а правители людей подчиняют себе слабых, нападают на ничего не подозревающих, используют в своих целях смуты, подталкивают противников к гибели, осваивают новые земли, расширяют границы и разрушают родные пенаты и храмы злаков многих людей[51]. Они гонят людей, как стадо скота, на смерть, после чего те становятся одинокими неприкаянными душами вдали от своих селений, а их трупы унавоживают дикие пустоши. На пяти священных горах армии с окровавленными клинками, у северного портала дворца вывешены головы казненных ферганцев[52]. То живьем закапывают пленных, причем гибнет несколько сот тысяч человек, то горы трупов громоздятся до небес в виду столицы. Побелевшие на солнце кости торчат из земли, как растущая трава; ими покрыты горы, ими завалены долины.

Цинь Ши-хуан изгнал девять человек из десяти из числа своих родственников, думая, что они замышляют бунт. Ханьский У-ди поверг всю Поднебесную в горестные стоны и сократил население государства наполовину. Так и бывает, когда молятся о преумножении, а проклятьями достигают истощения. Если духи загубленных могут воздавать за добро, зная людские добродетели, то эти пустые жертвоприношения должны непременно разгневать их.

Все страсти и похоти терзали внутренности этих владык, а люди и демоны равно ненавидели их. Поэтому эти два государя хотя и имеют репутацию любителей бессмертных, однако в действительности они не практиковали их путь, они знали лишь ничтожные дела и вовсе не могли осуществить свое стремление к бессмертию. Они не слышали насущнейших тайно-сокровенных и глубочайших наставлений, не имели обладающего Дао-Путем учителя, который мог бы вместе с ними изготовить снадобье обретения бессмертия. А значит, тому, что они не обрели долгой жизни, отнюдь не стоит удивляться.

Я самый простой человек, испытавший много бед и невзгод. Моя семья была столь же бедна, как Чжан Цин[53], живший в четырех голых стенах. Мой живот терзался теми же муками голода, как у изголодавшегося бедняги, которого князь Сюань видел у тутового дерева[54]. Зимой я также страдал от голода, как Жун И у задних ворот[55]. Летом я изнемогал от палящих лучей солнца, как Жу Чжун в своей хижине[56]. Когда я захотел уехать подальше от дома, к моим услугам не было ни лодок, ни колесниц. Когда у меня появлялись какие-нибудь замыслы, не находилось никого, кто мог бы освободить меня от физического труда. Возвращаясь домой, я не мог одеться в шелка и атласы, выходя из дома, я не имел возможности насладиться праздными путешествиями. Вкусная еда не попадала в мой рот, красоты "сокровенного и желтого"[57] не были доступны моим глазам, ароматы и благоухания не услаждали мое обоняние, восемь звуков не ублажали мой слух, но все множество горестей вторгалось в мое сердце и всевозможные невзгоды посещали мое жилище. Живя в подобных условиях, мог ли я возлюбить что-либо?

Бывало, что я получал важнейшие наставления о Дао-Пути или встречал незаурядного учителя, но я был обязан заботиться о своей почтенной супруге и малых детях. Однако я мечтал об одиночестве на холме, где живут только лисы и зайцы. Постепенно дни моей жизни стали клониться к закату, с каждым днем и часом незаметно подкрадывались дряхлость и старость. Я знал, что жизнь можно продлить, но не мог заняться этим. Сожалел о трате времени попусту на обывательскую возню из-за вонючей крысы, но не мог отказаться от нее. И почему же? Дело здесь в чувстве привязанности и привычки, от которого нелегко отказаться. Претворение в действительность стремления к отказу от обывательской жизни — плод многотрудных усилий. А насколько это еще вернее относительно тех двух императоров, которые были владыки всего пространства между четырех морей: ведь они наслаждались вовсе не одним взглядом издали на развлечения, а приближенных к ним людей было отнюдь не мало. Ведь даже если им надо было попоститься одну декаду месяца или побыть в уединении несколько дней, то они и этого не могли сделать, что уж тут говорить об отказе от пристрастий ко всему утонченно-изысканному внутри и умаления грандиозности и великолепия вовне. Им было невозможно отказаться от изысканных яств, предметов вожделения, отвернуться от блеска и славы и одиноко удалиться от мира, дабы искать состояния святого-бессмертного в глухих отдаленных местах. Разве могли они исполнить все это? Если посмотреть на исторические свидетельства, то видно, что среди обретших путь бессмертия очень много бедных и нищих мужей, но нет людей, занимавших высокое положение в свете.

Далее, следует отметить, что в действительности знания Луань Да были весьма поверхностны и незначительны. Он лишь алкал богатства и жаждал славы, бесстыдно присваивал чужое имущество и набирал подарки, расхваливал свои бренные и жалкие методы с нахальной наглостью, забывая в своем бездействии о возможных бедах и горестях. Но разве лживости жалкого и презренного человечишки достаточно, чтобы доказать, что в Поднебесной не бывает святых-бессмертных?!

Некогда Гоу Цзянь указал своим войскам на рассерженную жабу как на образец для подражания, и его бойцы стали соревноваться в хождении по раскаленным углям[58].

Чуский царь Лин любил тонкие талии, и в его государстве множество людей погибло от голода[59].

Циский царь Хуань стремился испробовать все редкие яства, и И Я сварил для него его собственного сына[60].

Сунский государь разрешил некоему человеку довести себя до истощения во время траура, и во многих домах почтительные сыновья дошли до голодной смерти[61].

Короче говоря, чего желает правитель, того не могут не исполнять подданные.

Ханьский У-ди созывал отовсюду магов, оказывал им всевозможные почести и даровал награды. В результате благодаря этому они осмелели и стали выдвигать всяческие необоснованные и пустые притязания. Если бы Луань Да действительно обладал Дао-Путем, разве мог бы он быть казнен?

Ведь обладающий Дао-Путем смотрит на титулы и должности как на котел с кипящей водой, на печати и знаки отличия — как на траурные платья, на золото и нефрит — как на грязь и нечистоты и воспринимает разукрашенные палаты как загон для скота. Будет ли такой человек заискивать перед людьми и пускаться в пустую болтовню, чтобы прославиться? Обладая домом с красными колоннами, получая почетные подарки, владея официальной печатью пяти выгод, получив знатность благодаря браку с принцессой, купающийся в славе и могуществе, не зная никаких ограничений, Луань Да, конечно же, никоим образом не обладал Дао-Путем. Это совершенно ясно.

"Записи о семье Ли Шао-цзюня", составленные Дун Чжун-шу[62], сообщают, что Ли Шао-цзюнь обладал способом обретения бессмертия, однако его семья была бедна, и у него не было средств купить необходимые вещества для снадобья. Поэтому он прибыл к ханьскому двору, дабы добыть нужные ему деньги, а когда Дао-Путь был им полностью обретен, он ушел прочь.

Комментарии к сочинению "Деяния, совершенные при дворе Хань" гласят, что когда Ли Шао-цзюнь собирался уходить, император У-ди увидел сон, что он вместе с ним поднимается на высокую гору Суншань, но на середине пути перед ними предстал посланник, сидящий на драконе и держащий официальную табличку. Он спустился с облаков и возвестил, что божество Тай-и[63] просит Шао-цзюня пожаловать к нему. Когда император пробудился, то он сказал приближенным: его сон означает, что Ли Шао-цзюнь собирается покинуть двор. Через несколько дней Шао-цзюнь заболел и умер. Прошло уже много времени со дня его смерти, когда император приказал открыть гроб. Трупа в гробу не было. Там лежали только одежда и шапка Ли Шао-цзюня.

"Канон бессмертных"[64] гласит: "Мужи высших способностей во плоти возносятся в небесное пространство и именуются небесными бессмертными. Мужи средних способностей странствуют по славным горам[65] и их именуют земными бессмертными. Мужи низших способностей вначале умирают, а потом сбрасывают с себя тлен; их именуют бессмертными, освободившимися от трупа". Так вот, Ли Лао-цзюнь и был бессмертным, освободившимся от трупа.

Относительно недавно[66] Кунь-гун позвал Фэй Чан-фана уйти вместе с ним. И даос Ли И-ци также увел с собой двух учеников[67]. Все считали, что они умерли, и домашние похоронили их. Однако через много лет Чан-фан возвратился домой. Тогда же узнали, что люди видели в Писяне Ли И-ци с его двумя учениками. Тогда люди из всех трех семейств вскрыли их гробы и увидели в каждом из них по бамбуковой палке — посоху, на которых киноварью были начертаны амулеты. Все эти люди тоже были бессмертными, освободившимися от трупа.

Некогда Ван Ман руководствовался "Сводом сведений о погребениях"[68], дабы осуществить свои преступные замыслы, но это еще не основание для того, чтобы считать всех ученых-конфуцианцев узурпаторами и разбойниками.