Дневник парижского горожанина - Автор Неизвестен -- Европейская старинная литература Страница 11

82. Далее, на той же сказанной неделе, герцог Бургундский уехал прочь из Парижа, собираясь, как то утверждали, устроить свадьбу одной из своих дочерей, но таковому не случилось быть[331].

83. Далее, в пятницу на XV день сентября тысяча IIIIc и XIII года снят был с виселицы труп мерзкого предателя Колине де Пюизо, каковой раннее продал [арманьякам доступ на] мост Сен-Клу; в то же время IIII части тела, ему же принадлежавшие, [сняты были] с ворот. И хотя он скорее заслужил дабы [труп] его швырнули [в огонь] или отдали на съедение псам, чем захоронили в освященной земле, хотя и был от рождения крещен[332], но мерзкие арманьяки, носящие перевязь поступили в том по своей воле.

84. Далее, в следующий за тем день Св. Матфея вновь открыли ворота Сен-Мартен[333], каковые ранее заложены были камнем были ранее по приказу носящих перевязь, а теперь их же волей каменную кладку сломали, каковые [носящие перевязь] ныне были у власти, никто же не смел им ни в чем перечить. За X или XII дней [до того] от должности был отставлен купеческий прево, иными словами, Андрэ д‘Эпернон, и вместо него назначен Пьер Жансьен, каковой весьма презирал мелкий люд[334], таковое же назначение произошло происками носящих перевязь, каковые водворили его в должность, не потрудившись соотнестись с правом.

85. Далее, на XXV день сентября, тысяча IIIIc и XIII года, Ле Борнь де ла Эз их происками смещен был с должности парижского прево, и парижским прево на его место определен был некий Андрэ Маршан[335], сам носивший перевязь. Таковым образом, никто из бывших на королевской службе, назначенных на таковые должности распоряжением герцога Бургундского, не смог сохранить свое место, и не получил за свою службу никакой благодарности[336]. Они же приказали глашатаям на Крытом рынке в субботу громко объявлять о мире, все же низменные земли наводнены были их солдатами. Таковыми же посулами и лестью им удалось ныне склонить на свою сторону все городское управление. Эти же чиновники во времена, когда герцог Бургундский был в Париже, выражали ему самую пылкую преданность, ныне же воспылали к нему такой ненавистью, что и себя и свое достояние отдали бы за то, чтобы уничтожить его самого и всех, кто держал его сторону. Ныне же никто, какового бы звания ни был, не смел возвысить голос в его защиту, чтобы тотчас не оказаться в тюрьме, едва они о том бы прознали, или же поплатиться огромнейшим штрафом или ссылкой. И даже юные дети, каковые в прежние времена распевали песню, специально о нем сложенную[337], в каковой же песне говорилось:

Герцог Бургундский! Дай тебе Бог всяческой радости!

И тех сказанные арманьяки, носящие перевязь, втаптывали в грязь и терзали без всякой пощады[338]; никто же ныне не смел прямо взглянуть другому в лицо или заговорить с ним посреди улицы, столь велик был повсюду страх перед их жестокостью, и вместо того норовили через слово заявить «Мерзкий предатель, бургундский пес, если вы не поплатитесь всем что имеете, я прокляну Бога!»[339].

86. Тогда же король был по все время болен, и заперт в своих покоях[340], они же теперь удерживали в Лувре его старшего сына, каковым был герцог Гиеньский, ранее взявший в жены дочь герцога Бургундского[341], и следили за ним столь бдительно, что никто кроме их самих равно днем или ночью, не мог сказать ему ни слова[342], каковые события ввергли парижских бедняков в великое уныние и сердечное сокрушение, у них же теперь не было заступника, могущего возвысить голос в их защиту, и ничего с тем поделать было нельзя. Таковым образом сказанные арманьяки, носящие перевязь, и управляли [городом] в течение всего октября, ноября, [декабря] и января тысяча IIIIc и XIII года[343].

1414

87. Далее, в начале февраля сказанного года[344], герцог Бургундский прибыл в Сен-Дени, каковое событие пришлось на IX день сказанного же месяца[345], и в следующую за тем субботу пожелал прибыть в Париж, дабы говорить с королем[346], но перед ним закрыли ворота, каковые затем были заложены камнем, как то делалось ранее, и вместе с тем великое множество латников стерегло их днем и ночью беспеременно, при том что все ворота за мостами[347] были закрыты за исключением ворот Сент-Антуан и ворот Сен-Жак. Ворота Сен-Дени тогда же охранял сир де Голь[348], а ворота Сен-Мартен — Луи де Бурдон, каковой при Этампе сумел доставить немало хлопот[349], в то время как герцог Беррийский надзирал за воротами Тампль, [Филипп] Орлеанский — за воротами Сен-Мартен-де-Шамп, Арманьяк, каковой безусловно ими всеми верховодил, защищал отель д’Артуа[350], [Жан] Алансонский — Богемский отель[351], коротко говоря, все они обретались за мостами, никому же и никоим образом не хватило смелости, дабы предпринять попытку открыть хотя бы одни ворота.

88. В следующую же за тем субботу, прибыли [к городу торговцы], каковые снабжали Париж товаром, как то хлебом из Сен-Бриса[352] и прочим продовольствием и добром, они же во многом числе ожидали, когда ударят в колокол и таковым образом возвестят об открытии ворот, но никому из [бывших там] не достало смелости открыть хотя бы одни ворота, таковой ужас они испытывали перед герцогом Бургундским, [так что сказанным добрым торговцам пришлось со всем продовольствием отправиться к войску герцога Бургундского], каковой же велел объявить, дабы никто под угрозой петли не смел ничего себе взять без оплаты, и в скором времени все продовольствие благополучно было продано.

89. Таковым образом, Париж оставался заперт порядка XIV дней, никто же не смел и не мог выйти из него для работы в поле, при том что поля вплоть до Сен-Дени совершенно были пустынны, и латники туда не заходили[353], в то время как в названном городе обретался герцог Бургундский и все бывшие с ним, отнюдь никому не причинявшие зла[354]. При том же, в городе утверждали, что герцог ни к кому не испытывает враждебных чувств за исключением короля