Шарль Сорель - Правдивое комическое жизнеописание Франсиона Страница 15

Наш комиссар, предупрежденный об этой новой добыче, явился за своей долей, пока мы миловались так пылко, как только можно себе представить. Добрая Перета тихохонько впустила его в дом, увещевая, как можно лучше сыграть свою рольку. При виде его я бросилась в альков, а мой пылкий полюбовник, услыхав, что меня хотят отвести в тюрьму, вознамерился было схватиться за шпагу, но тут один из полицейских вместе с подручными крепко взял его за руку и пригрозил посадить на королевское иждивение. После многих тщетных просьб англичанин догадался прибегнуть к божественному злату, от коего весь мир без ума, и, нашарив в карманах штанов изрядное число пистолей, так ублажил ими этих каналий, что они предоставили ему снова спокойно улечься со мною в постель.

Такова была первая испытанная им тревога, но она оказалась не последней и далеко не самой страшной, ибо как только страсть его, совсем было охладевшая от только что испарившегося страха, вновь разгорелась и он вознамерился поразвлечься за свои пистоли, раздался сильный стук в нашу дверь, тотчас же отворившуюся, и в горницу вошел во всем параде некий сотоварищ моего приятеля Марсо, а с ним трое других, отвешивавших ему всяческие поклоны, как своему барину. Посвященная в сей маскарад, я упросила англичанина поспешно спрятаться в альков, уверив его, что явился влюбленный в меня сановник. Тут фанфаронистый «шерстомой», умевший преизрядно корчить из себя вельможу, спросил у Персты, где я нахожусь.

— Она уже легла, — отвечала Перста, — ибо не ждала вас сегодня, да к тому же у нее сильно разболелась голова.

— Разве мой маленький паж давеча не заходил сюда и не предупреждал вас, что я не премину навестить Агату? — спросил удалец,

— А мы его в глаза не видали, — отвечала Перста.

— Ах, мошенник, — воскликнул мнимый вельможа, — узнает он, как меня не слушаться! Верно, побежал играть в какой-нибудь притон. Я располагал приехать раньше, но по окончании вечернего стола его величества был вынужден по высочайшему повелению проследовать в его кабинет, где он милостиво соизволил посвятить меня в кое-какие секретнейшие свои намерения; я прямо из дворца и, не желая ужинать у себя в палатах, приказал своим людям сервировать здесь.

Не успел он это сказать, как его провожатые отправились в соседний чулан и один из них накрыл скатертью стол, а другие принесли несколько блюд с жаркими.

Вельможа уселся и принялся тотчас же работать челюстями, а затем, осушив стакан вина, закрутил усы и обратился ко мне громогласно:

— Агата, владычица моя, вы спите? Не потешиться ли нам любовью нынче вечером?

Тут я прикинулась, будто просыпаюсь от глубокого сна, откинула полог и, протерев глаза, ответила, что готова исполнить всякое его желание.

— Вы должны встать и немного покушать, — отнеслась ко мне Перета, — ведь вы еще не ужинали. Мне кажется, что вся ваша болезнь — одно только воображение.

— А не все ли равно, — отвечала я, — была ли она настоящей или воображаемой, раз я чувствую себя сейчас совершенно здоровой.

С этими словами я надела короткую исподницу и, накинув пеньюар, вышла из алькова и сделала реверанс доблестному вельможе. Поклонившись мне, он сказал:

— Кажется, вам кто-то помогал одеваться, а между тем из алькова никто не выходит.

— Простите, но там нет ни души, — отвечала я.

— Я слышал чей-то кашель, только это был не ваш, — продолжал он. — Посмотрим, в чем тут дело. Ну-т-ка, дворецкий, несите сюда свечу.

После сих слов отдернул он полог кровати и увидал англичанина, приютившегося в углу алькова. Тогда его лицо побагровело от притворного гнева, и он принялся поносить меня на все лады.

— Ах, шлюха вы этакая! — воскликнул он. — Вы, значит, смеялись надо мной, корчили из себя скромницу и недотрогу, чтоб меня заманить! И что же оказывается: вы водите ночевать к себе какого-то проходимца, а меня заставили сгореть от страсти, прежде чем оказали мне ту же милость. Какой позор для особы моего ранга! Но вы у меня здорово поплатитесь: завтра же прикажу вывезти всю эту обстановку, которую я вам подарил, и посмотрим, что вы запоете, когда некому будет оплачивать ваши расходы.

Пока он держал эту речь, мы с Перетой быстро испарились, притворившись сильно напуганными. Затем он обратился к англичанину и сказал:

— А вас, господин проходимец, я научу, как соблазнять девиц. Возьмите его, дворецкий, и постерегите здесь: завтра же прикажу его повесить.

— Мой есть дворянин, — завопил англичанин, — мой от древний род, от шотландский король; великий предки от мой персон пятьсот раз отдавал жизнь за свой государь. Мой требует сатисфакция.

— Что за нахальство! — вскричал наш новоиспеченный вельможа. — Ты осмеливаешься вызывать меня на дуэль, мерзавец! А достоин ли ты быть раненным моей шпагой? Если б тебе не было суждено умереть на виселице, я приказал бы своему старшему ложкомою отодрать тебя как следует.

Англичанин стал повсюду искать свое платье, полагая, что пышность наряда лучше докажет его родовитость, но, пока он шарил по горнице, наш мазурик удалился и запер его вместе с мнимым дворецким. Между тем поиски англичанина оказались тщетными, ибо, уходя, мы с Перетой унесли на чердак все его пожитки.

Вообразив, что ему грозит величайшая опасность, он стал умолять своего тюремщика, чтоб тот его выпустил, но дворецкий отвечал, что, совершив такой поступок, не посмеет больше показаться на глаза барину и останется без награды за прежнюю свою службу. Англичанин принялся еще старательнее разыскивать свое платье, дабы достать оттуда денег и дать их дворецкому. Но, не найдя его, он снял с руки браслет с настоящими круглыми жемчужинами и обещал подарить их своему церберу, если тот выпустит его на свободу.

— Сударь, — отвечал дворецкий, беря браслет, — не столько этот дар, сколько ваши достоинства побуждают меня услужить вам: уверяю вас, что эти жемчуга не стоят и четверти той награды, которую я получил бы от монсеньера, если бы его не предал. Итак, я выпущу вас отсюда, но вы непременно должны покинуть наш город и вернуться к себе на родину, ибо могущество оскорбленного вами вельможи так велико, что, если вы останетесь во Франции, вас неминуемо приговорят к смерти. Не надевайте также вашего платья, если вы его разыщете, потому что слуги монсеньора могут узнать вас на обратном пути.

После этого аглицкий дворянин, натянув какие-то дрянные штаны, извалявшиеся в грязи, пустился восвояси с такой быстротой, словно все судейские ищейки гнались за ним по пятам. На следующий день он не преминул свернуть пожитки и, возвратившись в отчизну, наверное похвалился обладанием одной из бесподобнейших красавиц в мире, полюбовницей знатнейшего французского вельможи, и с гордостью рассказывал подробности своего амурного похождения, почитая, что не зря истратил деньги, и намереваясь заказать какому-нибудь борзописцу роман с описанием столь знаменательной истории.

Все пособники этого мошенничества получили свою долю пирога, но самый жирный кусок достался мне. Такими плутнями мы честно зарабатывали себе на жизнь, и правосудие ничего о нас не слыхало, ибо мы все делали в тайности; а посему полагаю, что, поскольку пороки наши были скрыты, они должны почитаться добродетелями.

Природа, наскучив показывать мне так долго перед, подобно тому, как я показывала свой всякому встречному и поперечному, наконец повернулась ко мне задом. Впервые увидала я ее сидение, когда господин де ла Фонтен, о коем уже упоминалось, встретил Марсо и, узнав своего бывшего слугу, проследил его до нашего дома, где случайно увидал меня в окне и тотчас же припомнил и мою особу. Удивившись моему господскому платью, он спросил у каких-то знакомых, проживавших по той же улице, чем я занимаюсь. Ему рассказали то, о чем он уже догадывался. Соседи, узнав от него, что я бывшая служанка, ославили меня пуще стертой монеты, после чего я не могла уже выйти из дому, не подвергаясь каким-нибудь оскорблениям. К тому же ла Фонтен, снова повстречав Марсо, сказал ему, что тот его обокрал, и поднял отчаянный шум; но ему не удалось отправить его в тюрьму, так как тотчас же подоспели товарищи Марсо, растолкали толпу, вызволили его из рук полицейских и вдобавок стибрили два плаща у зевак, совавших свой нос в чужие дела.

На сей раз Марсо отделался благополучно, но спустя две недели он оказался не так удачлив, и стражники заграбастали его за кражу в доме именитого горожанина; его процесс закончили в два дня и отправили сего раба божьего на Гревскую площадь, где его шея узнала, сколько весит его тело [18].

Эта позорная казнь бросала тень на меня и на Перету, так как Марсо постоянно бывал у нас, а потому мы боялись, как бы, потеряв заступника, не испытать какой-либо невзгоды. Комиссар, завернув как-то к нам, думал встретить обычную клиентуру, но на сей раз попал не на таковских. Сидевшие у меня трое прожженных