Средневековая литература - Тиль Уленшпигель Страница 16

Утром мастер встал, разбудил Уленшпигеля и увидел этого волка, что стоял в горнице. Портной удивился, но хорошо разобрал, что это чучело. В это время туда явился Уленшпигель, и портной его спрашивает: «Какого черта ты тут сделал?». Уленшпигель ему в ответ: «Волка, как вы мне велели». – «Я не такого волка имел в виду, а всего только серый крестьянский кафтан, я его „серым волком" назвал». Уленшпигель сказал: «Милый мастер, я же этого не знал. Если бы я знал, что у вас на уме, я лучше бы кафтан сшил, чем волка». Мастер этим утешился, раз уж оно так случилось.

В один прекрасный день после этого мастер к вечеру утомился и захотелось ему лечь спать пораньше, только ему подумалось, что для работника слишком рано еще в постель идти. Лежал у него кафтан почти сшитый, только еще без рукавов. Портной взял кафтан, бросил его вместе с непришитыми рукавами Уленшпигелю и сказал: «Вот, прикинь-ка рукава к кафтану, а потом и в постель». Уленшпигель сказал в ответ: «Слушаюсь». Мастер пошел спать, а Уленшпигель повесил кафтан на гвоздь, зажег две свечи, поставил их справа и слева от кафтана, взял рукав и кинул его в кафтан. Потом перешел на другую сторону и другой рукав оттуда кинул. Когда свечи догорели, зажег он две новые свечи и кидал рукава з кафтан до самого утра.

Утром мастер встал с постели и пошел в мастерскую. Уленшпигель даже не обернулся на мастера и продолжал кидать рукава. Портной остановился, увидел это и говорит: «Что еще за фокусы ты тут, черт побери, вытворяешь?». Уленшпигель отвечал серьезно: «Это никакие не фокусы. Я всю ночь напролет стоял и бросал эти окаянные рукава на кафтан, только они пристать к нему никак не хотят. Было бы лучше, если б вы мне приказали ночью спать, ибо то, что вы мне приказали, это, знаете ли, потерянный труд!». Портной сказал: «Я что ли виноват? Почем я знал, что ты так мои слова истолкуешь? Я ведь совсем не то думал. Я хотел, чтобы ты рукава к кафтану пришил».

Уленшпигель тогда сказал: «Будь за это дьявол в ответе! У вас что, такой обычай, одно говорить, а другое думать? Как это у вас одно с другим клеится? Если бы я знал, что именно вы думаете, я бы живо рукава пришил и сам бы часок-другой поспал. А теперь вы можете день сидеть и шить, я хочу пойти лечь и соснуть».

Мастер сказал: «Нет, я тебя не для спанья нанимал», и они стали между собой ссориться, и мастер в сердцах упрекнул Уленшпигеля свечами, – мол, он должен оплатить свечи, которые израсходовал.

Тут Уленшпигель собрал свои вещи и отправился в дорогу.

48 История рассказывает, как Уленшпигель заставил трех подручных портного упасть со скамьи и сказал, что это их ветром сдуло

Целых две недели жил Уленшпигель в Бранденбурге на подворье возле рынка, а близко от него жил один портной. Он держал трех подмастерьев. Все трое сидели рядышком на скамье и шили. Когда Уленшпигель проходил мимо, они смеялись над ним или бросали в него лоскутки. Уленшпигель молчал и выжидал своего часа.

В один прекрасный день рынок был полон народа. Как раз накануне ночью Уленшпигель распилил чурбаки, на которых держалась скамья, но оставил чурбаки так и стоять под окнами на брусчатке.

Утром подмастерья положили доску на опоры, уселись на нее и стали шить. Но вот свинопас затрубил в рожок, чтобы каждый выгонял своих свиней на выпас, тут и портновские свиньи вышли со двора, и остановились под окнами, и стали чесаться о чурбаки, на которых лежала доска, а опоры от этого чуханья перевернулись, и три подмастерья кубарем скатились на мостовую. Уленшпигель следил за ними, и когда они упали, начал громко кричать: «Гляньте, гляньте, трех работников ветром сдуло!». Он кричал это так громко, что на весь рынок слышно было, а люди сбегались сюда и смеялись и насмешничали, а подмастерья стыдились, не зная, каким образом они попадали со скамьи. Только под конец обнаружили, что опоры-то были распилены, и догадались, что это им Уленшпигель подстроил.

Они подставили новые чурбаки и больше над ним уже не смеялись.

49 История рассказывает, как Уленшпигель написал всем портным в саксонских землях, что обучит их искусству, которое принесет счастье им и их детям

Уленшпигель объявил, что он созывает совет и съезд всех портных из вендских городов и земли Саксонии, а также из Гольштинии, Померании, из Штеттина и Мекленбурга. А еще из Любека, Гамбурга, Штральзунда, Висмара.

В своем письме Уленшпигель сулил им большую выгоду и просил явиться к нему – он будет в городе Ростоке. Он обучит их искусству, которое принесет им и их детям счастье на вечные времена, пока стоит мир.

Портные в городах, местечках и деревнях стали писать друг другу, что они думают на этот счет. Все они написали, что прибудут в этот город в одно время и там соберутся, и каждый из них желал узнать от другого, что это Уленшпигель хочет им рассказать или какому такому искусству обучить, о чем он так решительно их оповестил. И все они в одно время собрались в Ростоке, согласно своему обещанию, так что многие тамошние жители диву давались, что это портные здесь намерены делать.

Когда Уленшпигель услышал, что портные последовали его приглашению, он выждал, покуда они собрались все вместе. А портные обратились к Уленшпигелю и сказали, что вот они собрались и явились в Росток. согласно его письменному приглашению, в котором сказано, что он берется научить их искусству, какое принесет счастье им и их детям на все времена, пока свет стоит, и что они просят его споспешествовать им в этом, открыть и передать это искусство, а они отблагодарят его подарком.

Уленшпигель сказал: «Хорошо, соберитесь все вместе на лугу, чтобы каждый из вас мог это от меня услышать».

Оки все собрались на открытом месте, а Уленшпигель влез под самую крышу одного дома, выглянул из окна и сказал: «Почтенные мужи портняжного цеха, вы должны понять и усвоить, что если у вас имеются нитки, ножницы и аршин и еще игла и наперсток, то этих инструментов вполне достаточно для портняжного ремесла. Для вас не составит труда все это заполучить, что само собой разумеется, коли вы хотите заниматься этим делом. Но вот какое искусство вы переймете от меня и будете потом меня вспоминать: когда вы вдеваете нитку в иголку, не забудьте на другом конце завязать узелок, тогда нитка не выскользнет из ушка, – в противном случае вы впустую будете делать стежки».

Портные тут взглянули друг на друга и говорят: «Эту науку мы все и прежде хорошо знали и все присказки, что ты нам сказал». И спросили его, нет ли у него в запасе еще что-либо им сказать. Никто не хотел бы ездить на десять или двенадцать миль и посылать друг другу гонцов единственно ради его выдумок. Такое искусство, как он сказал, портным давно известно, уже более тысячи лет.

Уленшпигель на это ответил и сказал: «Тут нет никого, кто помнит, что было тысячу лет назад». И еще сказал: если им это не по нраву и им не за что его благодарить, то пусть и не благодарят. Каждый волен идти туда, откуда пришел. Портные развевались на него – те, кто пришли издалека, – хотели бы до него добраться, да не могли. Вот и разошлись в разные стороны. Одни из них были злы и бранились, совсем из себя выходили из-за того, что впустую проделали долгий путь, только ноги натрудили, а те, кто здесь со своими семьями жили, смеялись и насмешничали над другими, что те позволили так себя одурачить, и говорили, что тут они сами виноваты, зачем поверили городскому шуту и дураку и послушали его. Ведь они хорошо знали, что Уленшпигель за птица.

50 История рассказывает, как Уленшпигель бил шерсть в церковный праздник из-за того, что суконщик запретил ему отдыхать в понедельник[89]

Когда Уленшпигель пришел в Стендаль,[90] он нанялся служить к одному суконщику. В воскресенье мастер сказал ему: «Милый друг, вы, подмастерья, любите праздновать понедельник, но тех, кому нравится это правило, мне не нравится держать на работе. Подмастерье должен полную неделю работать».

Уленшпигель сказал: «Разумеется, мастер. Мне это больше всего по душе». И вот Уленшпигель встал наутро и стал бить шерсть, и во вторник также, и это суконщику очень понравилось. А на среду пришелся апостольский день, который им надо было праздновать. Уленшпигель притворился, будто он не знает, что это святой день, и стал трепать и бить шерсть так, что на всю улицу было слышно. Тогда мастер вылез из постели и говорит ему: «Прекрати, сегодня – святой день, нам весь день работать не полагается».

Уленшпигель сказал: «Милый мастер, вы же в воскресенье мне не сказали, что будет праздник, а сказали, что я должен полную неделю работать». Суконщик сказал: «Милый слуга, я совсем не то думал. Ты перестань шерсть бить-то. Что ты можешь за день заработать, я тебе сейчас же отдам».

Уленшпигель обрадовался этому и целый день отдыхал, а вечером сел вместе с хозяином ужинать. Тут суконщик ему сказал: «Ты хорошо бьешь шерсть, только надо ее бить немного повыше». Уленшпигель говорит: «Хорошо». Поднялся он рано утром, укрепил шерстобитный смычок вверху под стропилами, приставил туда лестницу и влез на нее. Потом устроил так, чтобы колотушка донизу ходила, до самой загородки, и поднимала шерсть из загородки до самого чердака. Уленшпигель бил так крепко, что шерсть вылетала и выше крыши летела. Суконщик, еще лежа в постели, по стуку услышал, что работник неладно делает, поднялся и пошел посмотреть. Уленшпигель ему сказал: «Мастер, как вы думаете, теперь достаточно высоко?».