Гаргантюа и Пантагрюэль — I - Рабле Франсуа Страница 23

Сказав это, он позвал монаха и при всех спросил у него:

– Брат Жан, добрый друг мой, это вы захватили в плен присутствующего здесь капитана Тукдильона?

– Государь, – сказал монах, – он здесь, он совершеннолетний и в здравом уме, и я предпочитаю, чтобы вы узнали это из его признания, а не из моих слов.

Тогда Тукдильон сказал:

– Да, государь, это он, действительно, взял меня, и я откровенно признаю себя его пленником.

– Вы хотите за него выкуп? – спросил у монаха Грангузье.

– Нет, – сказал монах, – я об этом не беспокоюсь.

– А сколько бы вы хотели, – сказал Грангузье, – за его пленение?

– Ничего, ничего, – ответил монах. – Это мне не нужно.

Тогда Грангузье велел в присутствии Тукдильона отсчитать монаху шестьдесят две тысячи золотых за его пленение, что и было сделано, пока Тукдильона угощали обедом.

Грангузье спросил, предпочитает ли Тукдильон остаться у него, или вернуться к своему королю. Тот ответил, что поступит так, как Грангузье ему посоветует.

– Ну так, – сказал Грангузье, – возвращайтесь к своему королю, и бог да будет с вами.

Тут он вручил пленнику прекрасную воинскую шпагу с золотыми ножнами, украшенными резьбой искусной работы, и золотое ожерелье, несом в семьсот две тысячи марок[127], отделанное драгоценными камнями, стоимостью сто шестьдесят тысяч дукатов; кроме того – в виде почетного подарка – десять тысяч экю.

После этого Тукдильон сел на своего коня. Для его безопасности Гаргантюа дал ему свиту из тридцати латников и ста двадцати стрелков под начальством Гимнаста, чтобы проводить его до самых ворот Ла-Рош-Клермо, если будет нужно.

Когда тот уехал, монах вернул Грангузье шестьдесят две тысячи золотых, полученных им, говоря:

– Государь, не время делать такие подарки. Подождите конца этой войны, – потому что неизвестно, какие случатся дела. А война, когда она ведется без хорошего денежного запаса, имеет поддержку только в храбрости. Нервы войн – это деньги.

– Хорошо, – сказал Грангузье, – я вас достойно вознагражу по окончании войны, – как и всех, кто будет хорошо служить мне.

Как Грангузье собрал свои легионы, и как Тукдильон, убив Гастиво, сам был убит по приказу Пикрошоля.

В эти самые дни все окрестные сеньоры[128] направили к Грангузье своих послов, чтобы сказать ему, что все они извещены об обидах, причиненных ему Пикрошолем, и что в силу старинных своих союзных отношений они предлагают к его услугам все свои силы как людьми и деньгами, так и военным снаряжением. Денег, согласно присланным договорам, было в общем 134 000 0024/3 золотых экю. Людей – 15 000 латников, 32 000 легкой кавалерии, 89 000 пищальников, 140 000 волонтеров; далее 11200 простых и двойных пушек, василисков и мортир; 47 000 человек для земляных работ. Жалованье и продовольствие обеспечивались на 6 месяцев и 4 дня. Гаргантюа этого предложения не принял и не отказался от него. Но, весьма благодаря их, он написал всем, что поведет предстоящую войну таким способом, что вовсе не понадобится столько тратить полезных сил.

Он только послал привести в порядок легионы, которые он содержал обычно в Девиньере, Шовиньи, Граво и Кенкенэ, общим количеством 2 500 латников, 66 000 пехотинцев, 26 000 пищальников, 200 тяжелых орудий, 22 000 землекопов и 6 000 легкой кавалерии. Все отряды были так прекрасно обеспечены казначеями, заведующими провиантом, кузнецами, оружейниками и другими людьми, необходимыми во время войны; все были так прекрасно обучены военному искусству, так хорошо вооружены, так хорошо знали свои знамена, столь быстры были в понимании и повиновении приказаниям своих начальников, столь легки в беге, столь сильны при ударе, столь осторожны, что были похожи скорее на стройный орган или согласованный часовой механизм, чем на армию или воинство.

По приезде Тукдильон явился к Пикрошолю и подробно рассказал, что он сделал и что видел. В конце он советовал, в сильных выражениях, добиться соглашения с Грангузье, который, как он в этом убедился, был самым порядочным человеком в мире. И прибавлял, что не было ни пользы ни справедливости в том, чтобы так обижать своих соседей, от которых не видели ничего, кроме хорошего, а главное, говорил он, что они никогда не выйдут из этого предприятия без великого ущерба и несчастия, так как силы Пикрошоля таковы, что Грангузье легко мог их уничтожить.

Не успел он окончить речь, как Гастиво очень громко сказал:

– Сколь несчастен государь, которому служат люди, столь легкие на подкуп, как Тукдильон; потому что я вижу, что мужество ему изменило настолько, что он охотно бы присоединился к нашим врагам, чтобы сражаться против нас и нас предать, если бы они захотели оставить его у себя. Но если доблесть восхваляется и ценится как во врагах, так и в друзьях, то и подлость познается скоро и всегда подозрительна, и хотя враги употребляют ее в свою пользу, тем не менее изменников и предателей презирают.

При этих словах Тукдильон, не стерпев, выхватил меч и пронзил им Гастиво повыше левого соска, отчего тот немедленно умер. Вытащив оружие из тела убитого, он сказал смело:

– Так да погибнет всякий, кто осмелится клеветать на честных слуг.

Пикрошоль внезапно пришел в ярость при виде обагренного кровью меча и воскликнул:

– Разве тебе дали это оружие, чтобы ты в моем присутствии вероломно убил моего доброго друга Гастиво?

И он приказал своим стрелкам разорвать Тукдильона на куски, что и было исполнено тотчас же, с такою жестокостью, что вся комната была залита кровью. Потом он приказал с почетом предать земле тело кстиво, а труп Тукдильона сбросить со стен замка в ров.

Весть обо всех этих жестокостях стала известна всему войску, и многие стали роптать на Пикрошоля, так что Гриппино сказал ему:

– Я не знаю, государь, каков будет исход этого дела. Я вижу, что люди ваши мало тверды в своем мужестве. Они рассуждают, что мы здесь плохо обеспечены припасами, и они уже очень уменьшились в числе после двух ила трех вылазок. Сверх того, к вашим врагам подходит большое подкрепление. Если мы будем осаждены, то я ясно вижу, что для нас это будет полный разгром.

– Ну, к чорту, – сказал Пикрошоль, – вы похожи на мелюнских угрей: начинаете кричать раньше, чем с вас сдирают кожу. Пусть только они придут!

ГЛАВА XLVIII. Как Гаргантюа напал на Пикрошоля в Ла-Рош-Клермо я разбил его армию

Гаргантюа было поручено командование всей армией. Отец его остался в своей крепости и, придавая войскам мужества всякими хорошими словами, обещал великие дары тем, кто совершит какой-либо подвиг.

Войска достигли брода де-Вед и на лодках и по легким, быстро наведенным мостам перешли на другую сторону. Потом, рассмотрев положение города, который был раскинут на высоком и выдающемся месте, Гаргантюа решил, что следует предпринять в эту ночь.

Но Гимнаст сказал ему:

– Господин, природа и комплекция французов таковы, что они сильны только при первом натиске. Тогда они хуже дьяволов; но при промедлении они становятся слабее женщин. Я того мнения, что сейчас же, как только ваши люди немного передохнут и поедят, вы дадите приказ к нападению.

Далее следует рассказ про гибель – сначала вылазки Пикрошоля, а потом главной массы осажденного войска, которое, правда, нанесло некоторый урон и войскам Гаргантюа.

Монах явился, по обыкновению, главным героем: он, увидев, что та сторона города, где он был со своими людьми, никем не защищается, бесшумно влез на городскую стену, перебил стражу и, напав на врага с тылу, заставил оставленный в городе гарнизон и жителей сдаться на милость победителей.

ГЛАВА XLIX. Как Пикрошоль попал в беду во время бегства, и что сделал Гаргантюа после сражения

Пикрошоль от отчаяния бежал к острову Бушар. По дороге к Ривьере лошадь его споткнулась и упала, на что он так вознегодовал, что в гневе убил ее своим мечом. Не находя потом никого, кто бы ему дал на смену коня, он хотел взять осла с мельницы, которая была неподалеку; но мельники избили его и ограбили у него всю одежду, дав ему чтобы прикрыться, какой-то жалкий балахон. Так и шел бедный холерик; потом, перейдя реку у Пор-Гюо и рассказывая о своих злоключениях, он был предупрежден какой-то старой колдуньей, что его королевство будет ему возвращено, когда прилетят из-за моря яйцееды.