Коллектив авторов - Европейские поэты Возрождения Страница 27

ДЖОВАННИ ДЕЛЛА КАЗА

Тревога, страха нашего мерило,Который столь непросто отмести,Ты лед несешь для охлажденья пыла,Стремясь разлад в союз любви внести;

Ты горечью своею мне претила,Оставь меня, забудь ко мне пути,Вернись в Аид, где без того уныло,И хоть навечно корни там пусти.

Не отдыхая днем, не спя ночами,Там утоляй неутолимый гладНемнимыми и мнимыми страстями.

Ступай. Зачем, разлив по венам яд,Страшней, чем прежде, с новыми тенямиТы, ревность, возвращаешься назад?

Красавец в клетке, пилигрим зеленый,В заморский этот завезенный край,Прислушивайся к звукам, постигайИз уст мадонны наш язык мудреный.

Но берегись, уроком поглощенный,Ее очей горящих, попугай,Не то, как я, погибнешь невзначай,Затем что жара ни ручей студеный,

Ни ливень не погасят, ни зима,Тогда как ей, холодной, все едино —Сгоришь ли ты иль не сгоришь дотла.

Так набирайся поскорей ума,Чтоб ей сказать: «Безжалостных, Квирина,Не жаловала никогда хвала».

О Сон, дитя покойной, и туманной,И влажной ночи, о забвенье злаДля тех, кого природа обреклаТревоге и печали постоянной,—

Опомниться от боли несказаннойДай наконец, что сердце извела,Приди и, черные свои крылаРасправя, неги дай вкусить желанной.

Где тишина? Ведь свет уже потух.Где легкий рой пугливых сновидений?Ты снова, Сон, к моим призывам глух.

Напрасно о твоей мечтаю сени.Под головою камни, а не пух.О, эти ночи, полные мучений!

О лес пустынный, друг моей печали,

Сейчас, когда пора недолгих дней

Стоит, и с воем ледяной Борей

Завесой снежной застилает дали,

И кудри древних крон седыми стали,

Не отличаясь от моих кудрей,

И на опушке снег лежит твоей,

Где взор цветы не так давно ласкали,

О мрачном этом и коротком дне,

К закату близком, размышляю я,

Который душу леденит и члены,

Но холодней твоей зима моя,

И беспощадней злобный Евр ко мне

И дальше ночь моя от перемены.

ГАСПАРА СТАМПА

О души мудрые и непростые,Стремящиеся в гору, к вышней дали,—Как если бы до вас не пролагалиТуда следов паломники иные,—

Для вас родятся лавры золотые;Вы по морским пространствам разбросалиПередо мною паруса большие;Вы имя сладостное в них вписали

Божественного моего Сеньора,—Ведь сей сюжет минует ухищреньяИ сам собой достигнет неба вскоре…

Лишь мой напев, исполненный смиренья,О Господин, дойдет к тебе не скоро;Он слишком тих, он глохнет в общем хоре.

Звезда моя сурова. Но, признаться,Мой граф — суровей. От меня всечасноБежит он прочь. Когда ж другие тщатсяМеня пленить, мне это не опасно.

Проклятие — в меня влюбленным страстно!Я пред надменным жажду преклоняться,Смиренна — с не желающим смиряться.Люблю того, кто смотрит безучастно.

В негодованье он меня приводит!Другие — мир, довольство мне готовят,Но лишь за ним душа моя стремится.

И все в любви навыворот выходит:Бесчестье — чести гордо прекословит,Смиренный — плачет, злобный — веселится.

Не диво ль? — Счастье было мне подвластно,Когда меня то боль, то нега ждали,То мрак, то свет передо мной вставали,И было небо то черно, то ясно.

(Ведь луг любви, цветущий сладострастно,—Что мог бы он узнать об идеале,Когда бы в счастье не было печалиЛюбовным несуразицам согласно!)

А нынче здесь — раздолье травам сорным,Шипам да сучьям мертвенно-проворным,Где вьются гады, злы и ядовиты…

Пришло безверье, радость изменила,Мечту о счастье — скорбь искоренила.И все причины в этом сердце скрыты.

Тоскующая, плача о злосчастныхГрехах моих, о праздности сердечной,О жизни суетной и быстротечной,Прошедшей в ослепленьях сладострастных,

К Тебе, кто терпит небу непричастных,Кто снег дыханьем растопляет вечный,В пух обращает груз бесчеловечныйИ в каждом теплит искру сфер прекрасных,

Взываю: низойди, подай мне руку!Из бездны выведи, откуда тщетноХочу подняться! — Ибо за кого же,

Как не за нас, ты принял крест и мукуО сладостный, любимый беззаветно,—Не дай погибнуть мне, великий боже!

ДЖОВАНБАТТИСТА СТРОЦЦИ

В слезах меня ласкала,А смеясь — отвергала.В горе — тепло дарила,В радости — зло творила.Радость — дитя страданья,Скорбь — от веселья. Знайте,Любящие! ПитайтеСтрахами упованья.

Звезда в лазури яснойНе так светло в ночной тиши сияет,Как тот цветок прекрасный,Дар Флоры. А вокруг него пылаетКостер зеленых трав, смеется, льетсяС волной и дуновеньем.И, как дождем, дол напоен томленьем,И Купидон клянется,Что всех прелестней твой цветок медвяныйУ ног его в лучах зари румяной.

ЛУИДЖИТА ТАНСИЛЛО

Амур крыла мне дал. И вот, крылат,Так воспарил я мыслью, пренеде пленной,Что мнится мне: рукою дерзновеннойСтучаться буду у небесных врат.

Но я дрожу, лишь оглянусь назад,А он вослед пророчит мне, надменный,Что упаду, что будет смерть мгновенной,—Но что за дерзость славой наградят.

Икар, что прежде к небесам проник,Когда смягчили воск лучи светила,Дал имя морю в свой последний миг.

Но обо мне б молва провозгласила:«Взалкавший звезд, он цели не достиг.Не мужества, но жизни не хватило».

Глаза, как вас назвать?Глаза? Пожалуй, бледно. Как иначе?В словах высоких поискать удачи?Сравню со звездами — солгу безбожно?В них нет огня, и красота их ложна.

И с солнцем не сравню: огонь светилаШальная ваша красота затмила —Я говорю по праву очевидца.К тому ж не вы, а солнце туч боится.Где слов былая сила?Виновны сами вы, что все сравненьяНичуть мне не по нраву:Для красоты — словесной нет оправы.

ГАЛЕАЦЦО ДИ ТАРСИА

Спокойные до первой непогоды,Вы превзошли себя на этот раз,Напоминая боль мою сейчас,Ревущие, не умолкая, воды.

Смолистые челны и хороводыВеселых нимф сокрылися от вас,Как от моих сокрыта ныне глазВиновница нечаянной невзгоды.

Увы, мой день унылый все длинней,И значит — время счастья недалеко,Но мне удел от всех отличный дан:

Ни трепетных ночей, ни светлых дней,Будь солнце низко, будь оно высоко,Не принесет жестокий мой тиран.

Побеждены недугом, на порогеОтчаянья, бросают люди дом,Спасения ища в краю чужом,Когда пред ними нет иной дороги,—

Покинув так богатство и чертоги,Где бог любви с особым мастерствомПускает стрелы, я решил в глухомУбежище забыть мои тревоги.

Но всюду — и в безлюдной стороне,И стиснутый толпою, — постоянно,Где б ни был я, Амур, как тень, при мне:

Скачу в седле — и моего тиранаВезу, плыву — и он со мной в челне,Я плачу, он смеется, как ни странно.

Дворец, где жен высокородных лицаСияли счастьем, царственный колосс,Ты стольким радости любви принес,Но эта перевернута страница.

Сегодня ты — жестокая темница,Обитель страха, пыток и угроз,Вместилище теней и вечных слез,Где равносильно смерти очутиться.

Другие времена — и ты другой,Нам одинаково не повезло,—Недаром были мы с тобой похожи.

Надежды все утратив до одной,Я, хоть и поздно, убедился тоже,Что наслажденья — хрупкое стекло.

Седые Альпы — зыбкая преграда —Остались позади, и ожил я;Ты предо мной, Италия моя,Для счастья больше ничего не надо.

Какой была мучительной отрада,Чужим красотам противостоя,Не забывать для них твои края,Не ведают твои слепые чада.

Блажен, кто небольшой земли клочокИмеет здесь, и кров над головою,И пропитанье, и воды глоток!

Я не стремился некогда к покоюИ плачу ныне, что, увы! не смогПроститься раньше с юной суетою.

ТОРКВАТО ТАССО